Иерей Андрей Александрович Суховский (30.06.1941 – 20.09.2012)
Родился в Москве. Крещён в 1947 году в храме Илии Обыденного в Москве. Закончил Первый медицинский институт им. Сеченова, после чего работал научным сотрудником в Институте психиатрии, кандидат медицинских наук.
В 1992 году, в день памяти 40 Севастийских мучеников, был рукоположен в диакона, а 22 мая этого же года, в день памяти святителя Николая – в иереи епископом Новосибирским и Барнаульским Тихоном (Емельяновым). Скончался после тяжелой продолжительной болезни 20 сентября 2012 года. Похоронен в ограде Покровского храма с. Усть-Кокса.
Отцу Андрею довелось служить в очень непростом, отдаленном Усть-Коксинском районе.
… Когда-то, еще в 18 веке, спасаясь от преследований со стороны государства, в Уймонскую долину пришли старообрядцы – «кержаки». Официально, первое старообрядческое поселение – Верхний Уймон – было образовано в 1796 году, но, возможно, что задолго до этого, «бухтарминские каменщики» в поисках «Беловодья» уже бывали на Алтае.
В 19 веке в Усть-Коксинском районе образуется несколько старообрядческих поселений, причем, «кержаки», несмотря на свою некоторую закрытость, обособленность, достаточно активно взаимодействуют с местным, коренным населением – алтайцами. Более того, когда в начале 20 веке, в итоге «Столыпиной аграрной реформы» на плодородные земли Уймонской долины переезжают множество переселенцев из европейской России, то с ними – «мирскими», «никонианами» старообрядцы не торопятся сближаться и держаться настороженно. Однако, в годы «советской власти» происходит некое смешение, и часто встречается, что потомки «кержаков» и «никониан» создают семьи, но при этом бывает и так, что родные бабушки не признают своих внуков… А в конце 20 века, когда среди творческой интеллигенции, распространяется сочинения Рерихов – некоторые, особенно ревностные их почитатели, отправляются на поиски «Шамбалы», то значительная их часть оказывается так же в Усть-Коксинском районе, через который в 1929 году проезжал Н. К. Рерих. Последние переселенцы – в основном, люди с хорошим образованием из Москвы, Питера, других крупных городов в среде местных жителей получают обидную кличку – «рерихнутые».
В советские годы население Усть-Коксинского района, официально, было вполне безбожным, но на самом деле там широко распространялся «практический магизм», когда чуть ли не каждая женщина могла и «от уроков умыть» и «испуг на воск вылить», а уж «знаткие» могли и вылечить (вплоть до того, что змеиный укус заговорить»), и обидчику «на смерть сделать». На почве оккультного мировоззрения происходит какой-то диалог и даже – взаимодействие различных религиозных традиций. Алтайцы, сохранившие элементы шаманизма, старообрядцы-безпоповцы различных «толков», потомки тех, кого «кержаки» звали «никонианами», а к 90-м годам ставшие «новообрядческими беспоповцами», и даже непонятные для местных, но достаточно активные «рерихнутые» – не понимают друг друга во многих вопросах, но в одном – единодушны. Им не нужен священник, не нужна Православная Церковь.
Но именно к ним, в такой непростой район, в июле 1992 года и приехал кандидат медицинских наук, в недавнем – врач психиатр и педагог, а ныне – священник Андрей Александрович Суховский – коренной москвич, интеллигент и немножко – «человек не от мира сего»… Надо ли говорить, что Усть-Коксинский район, его коренные жители, категорически не приняли священника. Для «кержаков» он был «никонианин», для «коренных» - «рерихианцем» («москвич же! А они ТАМ – все рерихнутые!»), для коммунистов – он «поп-мракобес», для алтайцев – «русский», а для «русских» - «жид» («потому что – врач из Москвы! А они ТАМ – все, знамо дело какой национальности!»). И даже те, кто был «толерантен» в вопросах религиозно-мировоззренческих – осуждали батюшку за то, что и в одежде был не слишком опрятен, и служить стал в каком-то маленьком и кособоком домике, и храм стал делать «как-то не так» …. А больше всего осуждали за то, что «каким-то мутным» оказался!» Ни к одной из «группировок» не приставал, но и никого от себя не отталкивал. Всех принимал одинаково: и православных, и староверов, и безбожников, и «рерихианцев».
А Усть-Кокса категорически не хотела принимать священника, и даже однажды (а может быть – не однажды!) местные «староверы», тогда, когда вокруг батюшки все-таки стала собираться и крепнуть церковная община – пригрозили священнику, что сожгут храм, на что он им спокойно ответил: «Вы можете сжечь. Только знаете, здесь много святынь – и я всё вынести не успею. Я сгорю там же. Ну, хоть грехи мои, хоть какие-то подпалите. Грехов меньше будет, но я вам точно говорю: я святыни не брошу, я сгорю там же. Если хотите – сжигайте» – после этого отношение к священнику стало вдруг меняться…
А святынь в храме, на самом деле оказалось много. Будучи с детства воцерковленным человеком, Андрей Александрович, к священству готовился все предшествующие хиротонии полвека жизни – 51 год. Он был близко знаком со многими подвижниками благочестия 20 века и какие-то святыни «пришли ему в руки» задолго до священства. А что-то он получил от своих духовных друзей, когда они узнали, что он едет служить на Алтай. Специально для Усть-Коксинского храма были написаны замечательные иконы, сшиты облачения, была собрана прекрасная библиотека. Отец Андрей любил свой храм, благоукрашал его, собирал в него то богатство, что имеет духовную ценность, но сам жил очень скромно и непритязательно. В нем удивительно сочетались образованность интеллигента-врача, мудрость старца-молитвенника и какая-то детская наивность и непосредственность. Мягкость и приветливость сочетались со строгостью и требовательностью. Немощь физическая, особенно в последние годы жизни – с несокрушимой силой духа. А еще – чисто личное впечатление: когда в 2002 году я стал благочинным Республики Алтай, то мне довелось во всей полноте ощутить противоречивость личности отца Андрея. Если до того он относился ко мне вежливо, но снисходительно, как старший к младшему, то теперь он стал официально – почтительным, но при непосредственном общении – вёл себя подчеркнуто независимо. И еще, если я приезжал в Усть-Коксу, и мы вместе служили – отец Андрей обязательно допускал на службе что-то такое, что я воспринимал, как крайне неблагоговейное. А сейчас предполагаю, что он – просто юродствовал.
Было некое «Христа ради юродство» еще и в том средстве, которое отец Андрей выбрал для противодействия «практическому магизму». Возможно он – интеллигент, психолог, врач-психиатр и говорил, беседовал на эти темы с народом, и я убежден, что его аргументы были вполне убедительны, однако люди не всегда прислушиваются к словам, когда дело касается традиции. И тогда отец Андрей стал «освящать» те «культовые и сакральные» места, что в той или иной мере имели какой-то мистический смысл. Причем, молебны на этих местах он служил в одиночку, в лучшем случае – в сопровождении какого-нибудь проводника. Зачастую такие походы сопровождались «страхованиями» и природными катаклизмами, но он всегда проявлял удивительную непреклонность и веру в промысел Божий. И, видимо, на самом деле, бесы, прельщавшие людей, отступали от этих мест после его молитв.
Не помню, чтобы отец Андрей сравнивал себя с миссионерами, или причислял себя к их служению, но на поверку – он оказался, может быть, самым настоящим и плодотворным миссионером Горного Алтая в конце 20 – начале 21 века. Во-первых, за двадцать лет священнослужения в Усть-Коксинском районе он сумел кардинально изменить отношение к Православию среди местного населения; Во-вторых - он собрал одну из самый крепких, стойких и ярких церковных общин. В-третьих, он привел в Церковь, крестил, воцерковил немало тех, кто сегодня трудятся на «ниве Христовой» по всей Матушке-России. Причем, среди его духовных чад есть и были люди, которые, может быть и никогда бы не обратились ко Христу, если бы Господь не послал им навстречу иерея Андрея Суховского.
Есть еще один знак, позволяющий считать отца Андрея в полной мере причастным к сонму Алтайских миссионеров: Господь призвал его к Небесному Престолу 20 сентября 2012 года, в день 182-летия основания Алтайской Духовной Миссии.