Его все так и звали – Карась. Он и не обижался. По своей натуре он был добрым и жизнерадостным человеком. Как уличный беспородный пес, про которого дети говорят - он наш, он общий. Тот самый барбос, которого всегда можно погладить, накормить какой-нибудь вкусняшкой, попросить дать лапу, а он будет смотреть на тебя веселыми, добрыми глазами из-под мохнатых бровей, лениво помахивать хвостом и шумно дышать, вывалив длинный розовый язык.
Впервые я увидел Карася в тот самый день, когда, под звонкую трель колокольчика в руках счастливой первоклассницы, наша школа 1 сентября открыла перед нами свои двери. Наш 10-ый «Б» формировался по принципу – с бору по сосенке. Одна медалистка, 5-6 девчонок учащихся почти на одни пятерки и мы – крепкие троечники, поверившие в свою судьбу, в то, что мы сами кузнецы своего счастья. После непродолжительной линейки, нас разогнали по классам. В классе, как это всегда бывает, после длинных, летних каникул, царила суета, гомон и дележка парт. Я выбрал последнюю парту на среднем ряду. И Карась тоже. Вот тут то и началась наша история.
На парту, рядом со мной, плюхнулась кожаная, с двумя накладными карманами, модная, в то время, сумка. Изрядно потрепанная. На протяжении всей школьной жизни, в ней хранились крайне необходимые вещи, а именно – одна общая тетрадь для всех школьных дисциплин, изгрызенная шариковая ручка, коробок спичек и пачка сигарет «Прима».
Следом за сумкой, плюхнулся на стул и сам Карась. Внимательно осмотрел меня, хмыкнул, кивнул и протянул свою лапу:
- «Владимир»
- «Саня».
Так и познакомились. Выглядел Карась несколько необычно. И не только по школьным меркам. Большущая копна давно нестриженых, немытых вьющихся волос, мощный нос, выступающий как у бульдога подбородок, обросший щетиной, как у дикобраза. Крупные ладони, крепкие пальцы с вечными заусенцами и грязными, обгрызенными ногтями. И в довершение ко всему – густой дух табачного перегара. Этакий Билли Бонс, старый морской бродяга, вернувшийся из дальних странствий. Но, как известно, встречают по одежке, а провожают по уму. Оценить умище Карася, я получил возможность немного позднее. А что касается одежки, то одет Карась был в какие то штаны с большим количеством карманов, олимпийку на молнии, с мелкими прожженными дырками на груди, и разбитые грязные кроссовки. Весь этот костюмный ансамбль нуждался в стирке и чистке. Но для Карася это были незначительные мелочи жизни.
Через неделю, как это было раньше заведено, нас отправили на картошку. Дело хорошее, тем более, что прошел слух, в этом году председатель колхоза, в который нас сослали, поклялся хорошо заплатить школьникам за помощь в уборочной. Вот и поехали. Погрузились в школьный желтый ПАЗик, протряслись в нем битый час и выгрузились на картофельном поле. Часть картофельных рядов была выкопана и картошка лежала на рыхлой вспаханной земле. Задача была не сложная. Разбиться на группы по два человека, занять по два выкопанных ряда, получить пустые мешки и начать собирать картошку. В конце дня, каждая группа сама грузила свои мешки с картошкой в тракторную тележку и везла на склад. Там ее взвешивали и высыпали в бункеры для хранения. Вся наша толпа картофельных старателей распределилась по полю. Я уныло брел за Карасем. После короткого знакомства с ним, возникла навязчивая мысль, что с таким раздолбаем каши не сваришь. Короче, заняли два ряда, Карась оглядел колхозные просторы, видимо прикинул про себя наши силы, и принялся усердно разбрасывать по полю, отмеряя каждые четыре шага, пустые мешки. Я начал молча собирать картошку в ведро. Карась, закончив разбрасывание мешков, подошел ко мне, постоял, помолчал, хмыкнул и куда-то пропал. Появился минут через пять, красный, взлохмаченный и с ведром в руках.
- «Вот, у девчонок забрал. Оно им не нужно» – пояснил Карась.
- «А зачем нам три ведра на двоих, своих мало?» - поинтересовался я.
- «Сейчас. Вот смотри».
Надо отдать должное Карасю, долгие разговоры и объяснения он не любил. Да они были и не нужны. Он просто показал. И делать надо было вот что. Растопыриваешь ладонь на всю ширину и пальцами подгребаешь в ладонь картошку. Потом зажимаешь ее между пальцами и ладонью. По итогу в каждой руке было зажато по три-четыре клубня. Работать нужно одновременно обеими руками. Один наполняет ведра, а второй, тем временем, пересыпает их в мешок, тот наполняется мгновенно.
- «Понял как надо? Бразильская система!»
Дело у нас пошло. Потом, в конце дня, когда мешки с картошкой были погружены и отправлены, мы с Карасем побрели на склад за расчетом. На складе, при выгрузке и взвешивании кладовщиком мешков с урожаем родного колхоза, Карась выразил сомнение по поводу результатов взвешивания. При этом выяснилась одна любопытная деталь. Оказывается, Карась, прекрасно определяет вес предметов, с точностью до одного килограмма, просто подержав их в руках. А так как все мешки при погрузке прошли через его руки, то Карась прекрасно знал цифру, которой выражался наш трудовой подвиг. И что еще удивительнее, он учел вес земли, прилипшей на клубнях и таким образом попавшей в счет собранного урожая. Он взвесил один мешок, потом высыпал его на пол хранилища, собрал всю землю из мешка и взвесил. Вычел вес земли и предоставил свои математические выкладки приемной комиссии, в составе кладовщика и председателя, слегка обалдевших от такого поворота событий. Председатель, внимательно ознакомившись, с математически обоснованным, доводом Карася по результатам уборочной кампании, посопел носом, сделал значительное лицо и подписал кассовый ордер на выдачу нам денег. Так, благодаря ловкости и гибкости ума Карася, наступило финансовое благополучие. У нас появились свои деньги. Для школьника это очень важный шаг. Но все хорошее когда-нибудь заканчивается и наступила учебная пора.
В процессе учебы выяснилось, что у Карася страшная близорукость, а очки он с собой в школу не носил, так как постоянно их разбивал. По неосторожности и раздолбайству. Спасало только то, что у меня была точно такая же близорукость, но очки я носил с собою в школу. После короткого совещания было принято революционное решение пересесть на первую парту, так как с задней парты мы и в очках плохо видели написанное на доске. В то время мы были готовы реализовать свои амбиции, и решили начать с успеваемости. Хороший аттестат и поступление в институт стали нашей целью. В подготовке к урокам подошли со всей основательностью. Один учебник на двоих, одни очки на двоих. Пока один ученик в очках читал, что написано на доске, второй штудировал учебник. Потом менялись. Такая схема обучения оказалась очень успешной. Вскоре, по нашему примеру и остальные ученики стали приносить по одному учебнику на двоих. Как выяснилось, Карась обладал феноменальной памятью. Он помнил все прочитанное и услышанное. И та самая многострадальная общая тетрадь из его сумки, была нужна лишь для коротких заметок и пояснений. С фотографической точностью он помнил, что было написано на страницах учебников. Поэтому на контрольных работах не было смысла списывать из учебников, у меня был Карась с его фотографической памятью. Апофеозом ученических страданий стала пятерка по физике за год. Все контрольные работы были написаны на пятерки. Карась помнил все физические законы и формулы.
Совершенно неожиданно проявились способности Карася и в высшей математике. Учитель математики, Василий Филиппович, закончил писать на доске задание, повернулся к классу, оглядел учеников и начал очень длинное и запутанное объяснение материала. Объяснял он очень медленно, долго, с бесконечным перескакиванием с пятого на десятое, на каком-то своем языке, который кроме него, никто не понимал. Так мы думали. А вот Карась с Василием Филипповичем был на одной волне. На вопрос:
– «И что же мы получили?»
Карась мгновенно выдал правильный ответ, не утруждая себя вставанием при этом. Математик замер. Молча показал рукой на второе задание. Карась с места, на языке понятном только ему и весьма задумчивому Василию Филипповичу, пустился в объяснения своего решения. Решение было очень стройным и логичным. Итог рассуждений – пятерка по математике. Вот так, неожиданно для всех, Карась стал отличником и по высшей математике. Хотя потом было еще много чего удивительного.
На уроках истории, Карась приводил, как аргумент, пересказанные по памяти страницы, а иногда и целые главы из книг, авторов которых знал только он и историк.
Карась вообще любил читать. Он был записан в районную библиотеку и там, зачастую, заказывали из центральной библиотеки им. Ленина нужные Карасю книги.
С химией у Карася отношения сложились только в практической части. Карась был склонен к экспериментам. Так на одном из уроков химии, по рецепту какого-то алхимика, была синтезирована непонятная субстанция с жутким запахом. Урок был сорван. Эксперимент провален. Класс оставлен на проветривание на несколько дней. Карась был вызван к директору, где клятвенно обещал экспериментов больше не проводить.
На физкультуре, сдавая зачет по метанию гранаты, Карась умудрился зашвырнуть гранату за пределы стадиона, чем ввел в состояние нирваны физкультурника. Он долго и настойчиво рекомендовал Карасю поступать на факультет физического воспитания.
Много всего забавного было в школе.
Как - то раз я попал к Карасю домой. К моему удивлению его комната была завалена книгами. Часть книг были старыми изданиями, часть новыми. Некоторые были с библиотечными штампами. Оказалось, что Карась не только регулярно брал книги в библиотеке, но и покупал их в книжном магазине по талонам за сданную макулатуру. Да, Карась, заготавливал в промышленных масштабах макулатуру и сдавал ее, за талоны. Он легко мог прочитать за день книгу в двести-двести пятьдесят страниц. Не только прочитать, но и каким-то непостижимым образом запомнить все прочитанное. Так что, у Карася была не голова, а настоящая Ленинская библиотека. Время шло, и наша школьная пора заканчивалась. Отшумел выпускной бал и началась новая страница жизни. Взрослой, суровой жизни, полной неожиданностей.
Одной из таких неожиданностей было то, что из всего нашего класса поступить в институты смогло только три человека. И Карась был одним из них. Он поступил в Нижегородский институт менеджмента и бизнеса. Где-то он прочитал про этот институт и решил, что он ему вполне подходит. Просто сдал все вступительные экзамены на пятерки и поступил.
Учился Карась на «отлично». Ему все нравилось. И новое комфортабельное общежитие, с телевизорами, холодильниками и душевыми. И новый учебный корпус, и учебная программа. Но больше всего ему нравилась его учебная группа. Там он был своим среди своих. Как отличник учебы, Карась получал повышенную стипендию. В целом, студенческая жизнь складывалась удачно. Но был один нюанс. В то время не все ВУЗы предоставляли своим студентам отсрочку, на время учебы, от армии. Вот как раз у Карася отсрочки от армии и не было. В сентябре, после успешного завершения первого курса, Карася забрали в армию.
Армия тех лет представляла собой смесь военной тюрьмы и концентрационного лагеря. Расцвет «дедовщины» и национальных землячеств, крайне скверное снабжение воинских частей – вот обычное положение дел в армии 90-х. Как говорится, «кто не был – тот будет, кто был – не забудет». Карась умудрился попасть в Ростов – на – Дону, в печально известные «Красные казармы». Эти казармы построили из красного кирпича пленные немцы, после войны. Отсюда и такое название, по цвету. В то время дезертирство и самоубийства в «Красных казармах» были обычным делом. Десятки солдат числились «в бегах». Чуть ли не каждую неделю с чердака снимали труп с веревкой на шее. Живодерство над солдатами там процветало фантастическое. Одной из забав «стариков» было изготовление дубинок, обмотанных колючей проволокой. Берется кусок арматуры или шплинт от танковой гусеницы и на верхний конец плотно, виток к витку, наматывается колючая проволока. И вот такими дубинками избивали «духов». Спустя три месяца такой бодрой армейской службы, на каком-то военном марше, Карася избили и выбросили из машины. Из армейского «Урала». На полном ходу. Прямо на асфальт. Вот так Карась попал в военный госпиталь. Перелом двух ребер, сотрясение мозга, сломанный нос и синяки и ссадины по мелочи. Плюс отметины по всему телу от дубинки с колючей проволокой. Из госпиталя Карась догадался написать письмо отцу, Василию Ивановичу. Карасев Василий Иванович мужчина был суровый и решительный, сына очень любил. И потому очень быстро стартовал в Ростов. Там он в госпитале навестил сына, поговорил с врачами, взял выписку из медкарты Карася. И отправился к командиру части. Там, после продолжительной неформальной беседы, оба мужика поняли друг друга и пожалели парнишку. По итогу этой встречи, Карася комиссовали по состоянию здоровья.
До начала нового года Карась приехал домой, отлежался, подлечился, словом, пришел в себя. Потом он отправился восстанавливаться в институте. Но там его ожидало небольшое недоразумение. В деканате ему предположили погулять до сентября, до начала следующего учебного года. Якобы учебная программа достаточно сложная и догнать свою группу не реально. Но только такое положение дел не устраивало Карася. От слова совсем. И он выдвинул свои условия. Во-первых: он сдает зимнюю сессию со своей группой. До начала сессии – месяц. Он успеет подготовиться. Во-вторых: при успешной сдаче зимней сессии, его восстанавливают на втором курсе, и он продолжает учиться со своей группой. Декан усомнился, но согласился. И Карась взялся за учебу. Мало спал, много учил, писал курсовые и рефераты. И успешно сдавал. Осталось только сдать экзамен по иностранному языку. Но тут выяснилось, что сдавать нужно экзамен по английскому языку. Вся группа прилежно учила английский язык с сентября, с самого начала учебного года.
А Карась в школе учил немецкий. Но не просто учил, а читал книги на немецком языке и прекрасно мог разговаривать на нем. Благодаря Карасю я познакомился с книгой «Zeit zu leben und Zeit zu sterben» - «Время жить и время умирать», Эрих Мария Ремарк. Карась прочел ее на языке оригинала и очень любил эту книгу. Она всегда была с ним.
И так, узнав о недоразумении с учебным планом, случившимся за время его отсутствия в стенах института, Карась был вынужден за месяц выучить курс английского языка. И он таки выучил. И сдал экзамен. Его восстановили на втором курсе, и он продолжил учебу со своей группой, с которой сроднился и упорно не желал расставаться. Второй курс института закончил в числе лучших студентов. Наступило лето. А лето – это время для учебной практики. Учебная практика проходила на фондовой бирже. Там обратили внимание на способного паренька. И по окончании практики предложили подработку. Карась рекордными темпами постигал премудрости профессии биржевого брокера. Он успевал все и везде, работал и, одновременно, учился. Работа на бирже изменила внешний вид Карася. На месте вчерашнего неряшливого мальчишки появился высокий, уверенный в себе, аккуратно подстриженный, гладко выбритый красавец, в чистом костюме в мелкую светлую полоску, в светло-голубой рубашке, в синем полосатом галстуке и в очках с дымчатыми стеклами. Старые разбитые кроссовки сменили дорогие классические ботинки «Оксфорд». И самое главное, у Карася появилась девушка. Теперь он был не один. Дела шли в гору. Он зарабатывал хорошие деньги. И получив диплом, вместе со своей девушкой, переехал из общаги в свою собственную двухкомнатную квартиру на проспекте Ленина. Карась продолжал работать на бирже, копил деньги на свадебное путешествие. Очень хотел посмотреть мир. Карась был счастлив. Жизнь удалась. Он всего добился сам.
Надо сказать, что у Карася был старший брат. С разницей в возрасте то ли 4 то ли 5 лет. Не глупый парень. Окончил строительный институт и работал прорабом на стройке. В то время Нижний Новгород начал активно застраиваться многоэтажными «свечками» и торговыми центрами, в город пришел московский капитал. Брат был женат и жил где-то в Московском районе. Неплохо зарабатывал. Помимо основной работы, в ночные смены наладил продажу строительных материалов с этой стройки. Дела шли успешно. Начальство ни чего не знало о небольшом ночном бизнесе. Но, как известно, деньги портят человека. Легкие, шальные деньги вскружили голову брату. И по русскому обычаю, от хорошей жизни, он начал побухивать. Сначала это увлечение не особо мешало. Потом, постепенно, начались проблемы. Управлять стройкой, в подпитом состоянии, оказалось не лучшей затеей и дела пошли наперекосяк. В довершении ко всему, начальство узнало о продажах стройматериалов в ночные смены. Брата просто выгнали со стройки. Хорошо еще, что в тюрьму не посадили. Пришлось, правда, все накопления отдать за растрату стройматериалов. На хорошую работу у него устроиться не получилось, а на плохую и не хотелось. С такой досады пить стал больше и чаще. Жена потерпела, сколько смогла, а потом, видя, что никаких изменений в лучшую сторону не ожидается, выставила его из квартиры и подала на развод. Оставшись без денег и крыши над головой, брат двинулся к Карасю.
- «Брат, я поживу у тебя немного, пока дела свои поправлю?»
- «Живи, конечно, какой может быть разговор».
Как говорится – «и стали они жить-поживать и добро проживать». Брат не видел себя рабочим на стройке, а брать такого алкаша прорабом, ни кто не рисковал. Да и вообще, желания работать не было. Оставалось сидеть на кухне, ругать весь мир, и жрать водку. Но бухать в одно лицо – занятие скучное, нужно же с кем то и поговорить, и на этой волне брат стал приобщать Карася. Приобщение прошло успешно. Бухали теперь вдвоем. Работу брокера пришлось бросить. Она требовала много времени и трезвой головы. А голова трезвой не становилась совсем. Следующей ступенькой на лестнице, ведущей на дно жизни, стало расставание с девушкой. Карась сильно ее любил, и ее уход был крайне болезненным для него. И от этого он запил еще сильнее. Деньги быстро закончились. Те самые деньги, которые откладывали на свадебное путешествие. Все ушло на водку. Постепенно распродали все, что было в квартире. А когда продавать стала нечего, попытались найти работу. Нашли. Разнорабочими на овощном рынке. Но не пошло дело. На работу же нужно приходить каждый день, да еще и работать. А какие из алкашей работники? Росли долги по платежам за квартиру. Росли и просто долги. Недолго думая, продали квартиру, раздали долги, да еще и на попойку осталось. Жить переехали в какой-то дом, набитый алкашами и бомжами. Пропились в дым. О такой печальной жизни стало известно их отцу, Василию Ивановичу. Он приехал за ними и забрал обоих домой. Под родительскую руку и надзор. Дома полечил их, привел в чувства, пристыдил. Вроде бы они и задумались о своей беспутной жизни. Василий Иванович и на работу обоих устроил. А чтобы соблазна у сыновей не было, зарплату за них получал сам. Ну и кормил их, одежду и обувь покупал. Вот так и жили теперь.
Первым не выдержал такого режима старший сын. Подался на вахты ездить. А что? И деньги платят, и бухать можно. Понравилась такая жизнь. Так и ездил, пока здоровье было. Но водка свое дело сделала, умер старший брат. Похоронили.
А Карась продолжал жить под надзором отца. Но тайком, на припрятанные деньги, покупал у соседа самогонку и пил. Пил и читал книги. Ходил в библиотеку, брал книги, читал, сдавал и снова брал. И пил. Теперь уже каждый день.
От горя за сыновей, заболел и умер отец. Похоронили его рядом со старшим сыном. Остался Карась с матерью. Мать давно была на пенсии, болела. А тут и у Карася здоровье начало сдавать, одышка стала мучать. Жили они на пенсию матери. Карась за самогонку работал на соседа, дров наколоть, огород вскопать, зимой снег расчистить. И продолжать пить. Читал книги и пил. Больше его в этой жизни уже ничего не интересовало. А у матери сердце кровью обливалось, глядя на сына. А оно ведь не каменное и не железное. Вот и не выдержало материнское сердце. Парализовало мать, отнялись ноги. Карась, как мог, ухаживал за мамой. Матери пенсию принесут, а она прячет ее под матрас, от сына, чтобы не пропил. А тут еще, вдобавок ко всем бедам, Карась начал слепнуть. Сожгла глаза водка. Зрение у Карася становилось все хуже и хуже. Подсказали люди, что пенсию можно оформить, по нетрудоспособности. Кое-как собрал необходимые документы и пенсию дали. Небольшая пенсия, но на хлеб и самогонку хватало. Вот такая жизнь. Вскоре и мать умерла.
Остался Карась один. К слепоте еще и беда с сердцем добавилась, то бьется еле-еле, то вдруг колотится как сумасшедшее. Одышка стала сильнее мучать. Даже за хлебом тяжело в магазин сходить. Хорошо, соседка придет, хлеба принесет, поможет печку растопить. А если не придет, то до магазина и сам добредет, а печку топить не будет. Пожара чтобы не наделать. Так, с горем пополам, зиму и пережил. Понимать начал, что одному ему, следующую зиму не пережить. Помощь нужна. Да где ее возьмешь, совсем один остался, да еще и инвалид. Ни кому он не нужен. Добрый, безотказный человек с золотой головой. «Его при рождении боженька в лоб поцеловал, потому он такой умный и родился» - говорила мать про него.
Но время идет, а здоровье уходит, что то делать надо. И придумал, в дом-интернат для престарелых и инвалидов надо уехать. Пришел в отдел соцзащиты, там рассказали, какой пакет документов нужно собрать. Начались хождения по кругам ада. Крайне непросто собрать все документы полуслепому человеку. Справился и с этой бедой. Собрал все необходимые бумаги, принес в соцзащиту. Заявление ему одобрили и назначили дату отъезда. Карась вещи приготовил, в доме прибрался, в последний раз. Навсегда ведь уезжает. Попрощался с соседкой, с той, что по хозяйству ему помогала:
- «Прощайте, уезжаю я завтра. Ключи вам оставляю, мне то они ни к чему теперь. Дом то мой хороший еще, живите, если хотите».
Но так и не уехал.
Умер Карась.
Его нашли в доме, на следующий день. Карась лежал на старой кровати с панцирной сеткой, а на полу лежала, выпавшая из его руки, раскрытая книга. Та самая, которая всегда была с ним. «Zeit zu leben und Zeit zu sterben» - «Время жить и время умирать», Эрих Мария Ремарк.