Глава восьмая.
Предыдущая глава:
Великая Степь. Пылающий Мазар. Глава 7 Ноги гудели от усталости. Ступни, исколотые раскалённым на солнцепёке песком распухли и пульсировали. Пир и Аташка гнали Амира через пустыню весь световой день и успокоились только тогда, когда невдалеке замаячил мелкосопочник, укутанный желтеющей древесной порослью. Пустыня закончилась. Баксы Амир сидел под переломленным грозой единственным здесь некогда высоким деревом Карагачем. Кибитку разбивать не стал, не держали ноги. Он прислонил к изувеченному пню пластиковую поллитровку куда по требованию деда по дороге наловил пару песчаных удавчиков, которые как не прятали короткие толстые тела в песке от зоркого взора молодого баксы не утаились. Накинул ткань переносного дома на поваленный, держащийся на нескольких волокнах у пня ствол и забрался в укрытие. Разводить огонь, готовить пищу (было подозрение, что удавчики назначались для этого) тоже не было сил, ныла натруженная спина, руки сводило, изгибая и скрючивая, а ещё тошнило. «Перегрелся видимо» - подумал Амир, проваливаясь в сон. – Балам, не спи! – отозвался дед. Амир дёрнулся и приоткрыл один глаз. – М..- капризно протянул он и перевернулся на бок. – Не спи! – Да почему? – Сейчас не займёшься своими ногами - завтра вообще ходить не сможешь… Баксы заскрипел, заохал, затем с усилием сел. – Ворожить придётся? – спросил он обречённо. – Пхах, - хохотнул дедушка. – А ты как думал? Амир потёр глаза запылёнными кулаками. Встал на четвереньки и выполз из шалаша. Светящийся, гордый Кулан стоял у входа. – Что делать надо? – спросил парень. – Тебе нужен змеиный жир, - спокойно произнёс Пир. Амир покосился на поллитровку. * У Санат-Мырза был юбилей. Никольское – одно из тех сёл, откуда молодёжь массово уезжает в город. А какие ещё варианты? Школа-девятилетка, по окончании которой присваивали профессию комбайнёра… или доярки, кому как повезёт. Иди работать на местного бая или дуй в соседнюю Михайловку – доучиваться оставшиеся два года, а потом уже в город, учиться или работать. С учётом того, что до ближайшего населённого пункта, той самой Михайловки, более сорока километров по грунтовке, размываемой, разбиваемой, заметаемой так, что в февральских буранах не проедешь, заботливые родители старались переехать с детьми ближе к цивилизации, коей был облцентр ПГТ Вишенки. В самом Никольском не было даже медпункта. Фельдшерица-пенсионерка баба Шура и приезжающая к ней на выходные дочь-терапевт Люся к которым по субботам выстраивалась очередь из местных жителей поголовно жаловавшихся на гипертонию и боли в суставах – вот и вся медицина. Был пост участкового уполномоченного, одного на два «наспункта», которого словить на месте было великой удачей. Правда после реформ в полиции ему дали помощника, которого сыскать было проще, так как поселили помощника в младшелейтенантском чине у одинокой бездетной Гулимы-тате. Зелёного, тонкоусого, высокого и прямого как палка. Не созданного для сельской жизни и уж точно не для разнимания пьяных драк и прижимания к ногтю мужей-кухонных бойцов. Но Дима службу любил. Любил видимо потому, что тех самых драк и бойцов ещё не видел, самое ужасное на селе преступление – сбитая подвыпившими Михайловскими шалопаями на мотоцикле козы Ульки, которая невесть какими своими козьими измышлениями решила отправиться с незапертого двора прямиком на грунтовку. В селе было сто дворов, добрая треть которых была не жилой или частично жилой. Местный фермер Федотов со своей женой стал скупать за бесценок соседские дома с земельными участками, когда закрылось единственное в Никольском предприятие – пекарня. Рабочих мест не стало вовсе, началось «переселение народов». Таким образом к моменту описываемых событий в Никольском из молодёжи были лишь работники молочной фермы, пастухи, да две продавщицы из конкурирующих фирм – магазинчиков в которых можно было приобрести все от жвачки до пулемёта и даже женские трусы под названием “Неделька”. Правда по многолетней традиции к аташкам и бабулям на лето привозили городских малолетних внучков и даже великовозрастных внуков. Итак, у Санат-мырза был юбилей. Девяносто лет это вам не шутки! Приглашено было всё Никольское и ещё парочка уважаемых старичков – сослуживцев Саната из Михайловки. Забили трёх коров, двух лошадей и десяток барашков. Бешбармак поставили варить ещё затемно, стряхнув пыль с древних электроплит школьной столовой, давно уже не функционировавшей в виду её нерентабельности и разложив куски отборного мяса по огромным чанам для борща и подливы. Запах варёного и жаренного мяса разносился по всему селу, жители которого весь день постились, чтобы на празднике наесться от пуза. Под празднование было решено приспособить спортзал. Его тоже мыли, убирали и украшали уже с предыдущего дня. Санат-мырза сидел довольный в кресле у себя дома. Улыбавшийся, розовощёкий в отороченной мехом шапке на лысой голове, растянутой футболке и трико с пузырями на коленях. Аяла, жена его, в теплушке и калошах шлёпала по двору, гоня на выпас уже совсем взрослых гусей. Птицы гоготали, старясь прокричать друг друга, хлопали крыльями и пытались оторвать жирные гузки от земли, совершенно неудачно в виду их тяжести. Гуси выйдя за калитку белой стайкой двинулись к плёсу на речушке Сухой лог, а Аяла вошла в дом. Она заглянула в большую комнату, где мирно сопели приехавшие вчера сыновья и внуки. Невестки же давно уж были на школьной кухне, готовили праздничные угощения. Дальше хозяйка двинулась на кухню, где налила из ведра сырую воду в электросамовар, и принялась готовить завтрак. Оладышки на простокваше задорно скворчали на сковороде, распространяя дивный аромат по дому. Аяла услышала, как в спальне проснулись дети. Тамада был приезжим. Его старший сын Саната нанял с командой в городском кафе-караоке «Тамаша», славящимся проведением искромётных юбилейных праздников. Не брехали, когда говорили, что Таймас то ещё балагур и шутник. Зал то и дело взрывался хохотом. А в музыкально-танцевальных паузах тамада сам чудесно исполнял песни под “минусовку” и аккомпанируя себе на баяне – находка, одним словом. Не смотря на вечернюю прохладу в спортзале окна были открыты настолько разгорячённые весельем и алкоголем тела его нагревали. Таймас утирал пот с лица платочком, объявляя очередной танцевальный блок: – А сейчас прозвучит песня для нашего замечательного юбиляра, - Таймас осёкся. – Ой-бай, конечно же все песни сегодня звучат для юбиляра, но эта особенная, потому её заказали старшие внуки, - из зала раздались улюлюканья от группки из четырёх парней возрастом от семнадцати до двадцати двух лет. - нашего многоуважаемого, ЛЮБИМОГО, - это слово тамада подчеркнул особо. – Санат –мырза! Зазвучала музыка. К улюлюканьям присоединились девичьи голоса, узнавшие вступление одной из модных попсовых композиций. Веселье не прекращалось до глубокой ночи. Детей отправили спать по домам вместе с мамами, некоторые работяги, из тех кому спозаранку надо было на смену тоже распрощались и отправились на боковую. Остались лишь самые крепкие и как бы это ни было странно все – старики. Осипшего Таймаса и уставшую его команду усадили за стол, не желая отпускать из восвояси. Пили и распевали песни молодости. Санат-мырза, снявший с себя пиджак обнимался с соседями и раскачивался из стороны в сторону в такт песням. Исполнялась песня Бабичевой «Миленький ты мой» когда в спортзал внезапно влетела отошедшая проведать детей Люся. * Монитор давления раздражающе пищал. Айдахар открыл опухшие веки и увидел, как мимо его койки взад и вперёд бегает медсестра Ольга. У неё в руках был металлический поднос. Она поставила его на прикроватный столик, взяла с подноса шприц и подколола его в резинку капельницы. – Ой, - девушка улыбнулась, заметив, что Айдахар уже не спит. – Вы проснулись? Как хорошо! «Чего хорошего?» - подумал парень. – «День ото дня ничего не меняется…» Оля отбежала, позвала кого-то из коридора, затем вернулась в компании ещё одной медсестры, только рослой и мускулистой бабищи, на чьей мощной груди трещала форменная футболка. Они вдвоём перевернули юношу на живот, поместив его лицо в специальное отверстие в кровати как на массажной кушетке. Начались гигиенические процедуры, потом кормёжка, уколы и так далее и тому подобное. Каждые два часа Айдахара переворачивали со спины на живот и обратно, чтобы не было пролежней. Обтирали губками, мазали мазями, надевали подгузники, кормили… Так проходили дни которым не было счёту. Дважды юношу увозили в операционную и дважды же возвращали обратно, так как удалить злосчастный инородный предмет возможным не представлялось. Айдахар «умирал» даже если просто во время бритья медсестра касалась его машинкой. Поэтому голова парня была брита везде, кроме затылка. После обеда приехал отец. – Ну как ты, дружище? – спросил он, присаживаясь у кровати на принесённый Олей стул. В его голове прибавилось седых волос за последние… месяцы? Годы? Щетина на лице ухоженная, набивная тоже была подёрнута инеем. – Мне тут казали, что тебе можно принести музыку, какие-то вещи из привычного окружения, - папа зашуршал пакетом, скрытым от взора Айдахара. – Вот, - он показал плеер с наушниками. – У тебя же здесь записано, да? Айдахар замычал в знак согласия. – Ещё я снял у тебя со стены плакат, - он ещё раз прошуршал и показал сыну свёрнутый в трубочку сборный мегапостер из четырёх номеров «Все звёзды». Отец развернул его. На плакате были изображены четверо мужчин на фоне какого-то зубастого, желтоглазого монстра в капюшоне. – Дис- тюр – бед, - прочитал папа по – слогам. – Глянь, а этот на тебя похож, - он засмеялся ткнув пальцем в лысого фронтмена. Айдахар попытался улыбнуться, но видимо вместо этого скорчил рожу. – Что такое? Болит где-то? – перепугался Бекир. Он заметался, позвал медсестру. Пришла Ольга. – Не переживайте, - сказала она успокаивающим голосом. – Мимика у него нарушена, скорее всего хотел улыбнуться, но вышло что вышло. Бекир расслабился, сел на стул у кровати. – Оля, я вот тут его любимую музыку принёс и, если можно, повесьте пожалуйста плакат туда, где он будет видеть. – попросил отец, передав вещи медсестре. – Ну, разве что на потолок, - задумалась Ольга. Бекир погрустнел. Медсестра взяла его за руку и, улыбнувшись, проурчала: – Что-нибудь придумаем. «Ляяя, да она же тебя клеит в полный рост!» - подумал Айдахар. * Жатвенные седьмицы опасны не только Куйынарами и их «брачным» периодом. В предверии осени и до самых холодов даже сильные шаманы не смели собирать лекарственных трав, боясь повстречаться в степи с красивой, но смертоносной Сынык-пере. Было это в конце сороковых. Отгремела война, ребята-фронтовики вернулись домой и жизнь потекла своим чередом. Кто вернулся к работе, кто народил детей, кто продолжил учёбу в университете. Был таким и Игорёк. В это лето ему предстояло покинуть Москву и отправиться в среднеазиатские степи. Игорька вела молодость, горячая кровь и загадочная легенда о чудодейственном лекарственном растении. Запылённый дорожной пылью студент был послан хозяйкой умываться на двор. Двором это можно было назвать условно, так, два вбитых столбика с гвоздями для упряжи и поводов, овечий загон. Дом был построен из кизячных кирпичей, обмазан коричневой глиной, а плоская крыша поросла диким разнотравьем. Умывальник, прибитый к коновязи нагрел внутри себя воду почти до состояния кипятка, но мыться всё равно было приятно. – Вот и хорошо, - просияла женщина, когда Игорь вернулся. - Садись, накормлю с дороги. Это была дородная женщина лет сорока с небольшим, е чёрные волосы выбивались из- под платка, завязанного на кубанский манер, круглое, открытое лицо излучало доброту, а крупные чёрные глаза с лукавым прищуром походили на жирных майских жуков в окружении пышных, длиннющих ресниц. Звали её Наталка. Не Наташа, не Наталья, а именно Наталка. Родом она была из-под Сум. Её муж Хожнияз волею судьбы во времена молодости попал на местный конезавод, подбирать жеребцов для переправки на его малую родину, встретил Нату, и тут завертелось. Переехали в КазССР, Хожнияз занялся коннозаводческим делом, Наталка – устроилась нянечкой в детсад при конезаводе. Вернулся с фронта Хожнияз инвалидом. Оторвало ногу, аккурат перед победой. Комиссовали. Теперь же Наталка растила вместе с другими женщинами хлопок, а Хожнияз, не смотря на своё увечье занимался скотоводством. Правда в седле он больше держаться не мог, передвигался на бричке, а вместо коней держал баранов. Наталка поставила перед Игорьком дымящуюся кастрюлю с отварной картошечкой, кинула в неё приличный такой кусок домашнего маслеца и посыпала сушенным укропом. – Жаль свеженького уже нет, - посетовала она. – Сейчас уж только сухой. – Ничего, Наталья Микуловна, и так хороши будут! – Игорь сглатывая слюнки полез ложкой в кастрюлю и наспал себе на алюминиевую тарелку дымящуюся, ароматную картошечку. – Как ты меня чудно назвал, - удивилась Наталка. Она села напротив студента за круглый низенький стол на подушку. – Наталья Микуловна, ишь ты, - покачала она головой. – Пвафтите, - попытался извиниться с набитым ртом Игорь. – Пустое, - махнула натруженной и крупной как сапёрная лопатка ладошкой хозяйка. Дверь скрипнула и в домик вошел Хожнияз. Наталка подорвалась и помогла супругу войти. Игорь тоже встал и протянул хозяину руку. Мужчина её пожал. Ладонь у него была грубая, сухая как нождачка. – Значит вот каков ты, - произнёс Хожнияз садясь за стол. Наталка подала ему миску картошки и потянулась на полочку за бутылкой, но муж жестом остановил её. – Каков? – не понял Игорёк. – Значит студент, - протянул Бекнияз, подпирая голову кулаком. – Золото ищешь? – Что вы, - улыбнулся Игорь. – Я ж медицину изучаю. – А, понятно, - кивнул Хожнияз, немного подумал и спросил: – Хотя нет, не понятно, ты какого тут-то делаешь? Тебе надо к фельшеру, а он-то там, - Хожнияз неопределённо махнул рукой. – Да нет, мне тут надо, - Игорь посерьёзнел. - Я народной медициной интересуюсь сейчас. Супруги переглянулись. – Шаман у нас в ауле не живёт, - буркнул Хожнияз и уставился в свою таретку, тыкая в отварные клубни ложкой. – Шаман?! – студент округлил глаза. – Тут есть шаман? – Да тихо ты, - зашипела на него Наталка. – Простите, - зашептал Игорёк. – А далеко до него? – Он не будет с тобой разговаривать, - спокойно ответствовал хозяин. – Это ещё почему?! – Игоря даже как-то обидело такое заявление. – Сам приходит, когда нужен… – А как же он об этом узнаёт? Хожнияз поглядел на Игоря как-то странно, словно он спросил глупость и не ответил. Спали на постеленных на земляной пол кошмах, укрывались домоткаными одеялами. На рассвете Игорёк вышел в степь. Чудо-кустик всё не находился, словесные его описания не подходили ни к одному из встреченных Игорем растений. Солнышко, нещадно палившее весь день устало покатилось к закату. Студент сел на камень, достал из рюкзака фляжку с водой и жадно к ней присосался. Вдруг в закатном мареве он увидел фигуру. То была женщина, в никабе пыльно-серого цвета и платье в пол. Игорь вскочил. Женщина приближалась очень быстро, словно бежала от кого-то. Никаб удивил студента. Он наверное первый и единственный видевший его на территории КазССР. – Товарищ, - обратился он к женщине, когда та пробежала мимо, но осёкся, понимая, что говорит что-то не то. Как ни странно, женщина остановилась и обернулась. Она подошла к парню близко, почти вплотную, что противоречит законам шариата, приблизила лицо к его лицу и поглядела прямо в глаза. – Извините, девушка, женщина, - забормотал Игорь. – Что ты делаешь тут в закатный час? – голос незнакомки был необыкновенно мягким и сладки словно мякоть спелого персика. – Так это, - засмущался Игорь. – Травки тут, растения лекарственные… – Хм, - девушка отстранилась. – Но ты ничего не срывал. Это был не вопрос, а утверждение. – Ну это потому, что я ищу вполне конкретное растение, - студент почесал затылок под панамой. – Вот его описание, может подскажете? Он раскрыл свой блокнот, в котором делал пометки и рисунки, и показал девушке. Та посмотрела сначала в написанное, затем на Игоря и тот понял, что девушка неграмотная. «Надо же,» - подумал он. – «А как же “Мы не рабы, рабы – не мы”?» – Растение около двух метров в высоту, - начал было Игорь, но осёкся, подумав, что возможно незнакомка не знакома и с величинами. – Ну вот такое примерно, - он показал. – плоды похожи на стручки гороха, листики как капельки, а цветы бордовые. – Это Мия́, - сказала девушка. – Мия? – повторил Игорёк. – А где растёт? Девушка поглядела на него молча, затем обернулась и унеслась обратно в степь. – Странная какая-то, - пожал плечами студент и направился к аулу. На утро Игорь решил поспрашивать у местных что ж это за Мия такая и где бы её раздобыть. Первым делом спросил у Наталки, которая стряпала у буржуйки. – Ты чего, студент, - посмеялась женщина. – Дурачок, аль как? – А? – Мия – это ж солодка, - развела Наталка руками. Игорь замолчал, возмутился, затем разбитый осознанием сел. – Вот это да… А может тут какая особая солодка произрастает? – Какая особенная? – хозяйка вернулась к готовке. – Всё та же только в профиль… Эта реплика добила Игоря окончательно. Он оставил свой рюкзак и до вечера шатался по аулу. Его не оставляла мысль о том, что всё-таки что-то особенное в местной солодке, она же лакрица, есть. Он решил отыскать растение и взять с собой для сравнительного анализа. Обходя аул уже, наверное, в десятый раз студент увидел, как вдали, в степи маячит уже знакомая фигура в Никабе. Пожав плечами парень двинулся к ней, заниматься всё равно было нечем. Девушка передвигалась очень быстро, металась от одного куста пустынной акации к другому. – Добрый вечер, - поздоровался Игорь. – Вы вчера так быстро убежали, мы даже толком не познакомились. Девушка замерла и поглядела на парня. – Меня Игорем зовут, - он улыбнулся и протянул руку для рукопожатия. Незнакомка вперила взгляд в протянутую руку. – Её пожать нужно, - Игорь заулыбался ещё шире. - Мы ведь товарищи, в одной стране живём, давайте я вам покажу. Он потянулся к никабу, чтобы взять девушку за руку, но та отскочила от него как ошпаренная. Игорь догадался, что делает что-то не то. – Уходи, - грозно сказала девушка. Выбора не было, суеверия и предрассудки, знаете ли. Возвращаясь в аул Игорь приметил то, чего раньше не замечал, а именно выстроенную шеренгу сереньких камешков вдоль накатанной узкоколейки в него ведущей. «Детишки небось играли,» - подумал студент, и хотел уже было пнуть камушки, но передумал. Хозжнияз в этот вечер выпивал. Он сидел при свете керосинки в компании двухлитрового пузыря самогонки и нарезанных кружочками маринованных огурцов. – Садись, - приказал хозяин, подвигая рюмку Игорьку. – Ой, да я не пью, - замахал руками Игорь, усаживаясь за стол. – Я тоже, - буркнул Хожнияз, наливая постояльцу самогон. Напиток быстро срубил неподготовленного юношу. – Тц, слабак, - брезгливо бросил хозяин, закусывая очередную рюмку хрустящим огурчиком. Неласковое утро обозначило себя головной болью и омерзительным привкусом во рту. Голова казалась чугунком, который невозможно было оторвать от подушки. Еле как усадив себя Игорь увидел, что в доме он один, а на низком столике его ожидал бурдюк, заботливо оставленный хозяевами. В бурдюке обнаружился кумыс, жажда пересилила, и Игорь приложился к горлышку. Голова тут же прояснилась, желудок перестал лезть к горлу, но во рту по-прежнему был отвратительный привкус. Игорь вышел из домика. И тут выяснилось, что на дворе вовсе не утро, а как минимум послеобеденное время. – Вот же я дал жару, - пробурчал студент и пошел к умывальнику. Наталка вернулась через пару часов. Посмеялась над тем, что студентик не умеет пить и накормила его перловой кашей. Хозяин тоже не заставил себя ждать. Он был свеж и весел, хотя и пробыл весь день на пастбище. Полностью оправился Игорёк к вечеру. Он сидел вместе с Хожниязом у домика. Хозяин дымил зловонной махоркой, а Игорь просто наслаждался вечерней прохладой. – Хожнияз-ага, - обратился к хозяину Игорь. – У вас тут что поблизости какая-то религиозная ячейка есть? – Чего? – Ну вот я недавно девушку видел в…ну, - парень изобразил никаб, закрыв себе ладонями лицо так, что видны были только глаза. – В ауле вроде не живёт, вот я и подумал… – Где видел? – посерьёзнел Хожнияз. – Близко? – Да вон там, - Игорь махнул в сторону степи. – Вооон, где акации растут. – Близко…- буркнул хозяин. – Не подходил к ней, надеюсь? – Так, - замялся студент. – Говорили… я про растения спрашивал, показывал блокнот, но она видимо неграмотная. – Говорили? – удивился Хожнияз. – И чего? – Ай, - махнул рукой Игорь. – Дикая какая-то, прогнала меня… – Это хорошо, - инвалид встал, опершись на деревянный костыль и проковылял в дом. «Чего ж хорошего?» - подумал Игорь. Спать совершенно не хотелось. Стремительно холодало. Игорь плотнее запахнул свою штормовку, накинул на голову капюшон и, вооружившись динамо-фонариком пошел на вечернюю прогулку. Девушка в никабе стояла у узкоколейки, будто кого-то поджидая. – Добрый вечер, - поздоровался с ней Игорь. Девушка не ответила, только слегка кивнула покрытой головой. – Вы ждёте кого-то? – Никого. – А зачем же здесь стоите? – Игорь поёжился. – Холодно, да и уже почти стемнело. Может вас проводить куда-то? Девушка поглядела на парня чуть сощурив вычерненные глаза. Она обернулась на месте и снова убежала в степь. Игорёк пожал плечами. И тут увидел то, что искал: Буквально в пяти метрах от дороги рос двухметровый стебель голой солодки. Игорь подошел к нему. Для надёжности опознания подсветил себе фонариком. Да это было именно то, что он искал. Парень опустился на одно колено, подкопал не успевший ещё до конца остыть песок, затем чуть сырую рыжую землю и достал до корня. Как только корень перекочевал из земли в карман студента из степи послышался истеричный женский визг. Игорь подскочил от неожиданности и поглядел в сторону откуда раздался визг. Он пригляделся. Ветра не было, но в степи поднимались пыльные столбы. Игорь крикнул: – Девушка! Девушка! Что у вас случилось? Никто не ответил, стремительно темнело. Игорь скоро стал нажимать на рычаг динамо-фонаря, посветил вперёд. Пыль не унималась. Парень сделал несколько шагов вперёд, и почувствовал, как вибрирует под ногами земля. Из пылевого облака на него неслось нечто, Игорёк отступил назад и через секунду нечто словно опасный зверь отделённый от человека непробиваемым стеклом зоопарка врезалось в невидимую преграду. От неожиданности Игорь упал навзничь, свет выпавшего из руки фонарика на долю секунды выхватил из темноты странное человекообразное существо. Перепуганный Игорь замельтешил руками в поисках фонаря. Найдя его посветил в пришельца. Ростом нечто было далеко за два метра. Длинные сбитые в спутанные сосульки бурые волосы разметались по ветру. Лишенный губ рот обнажил дёсны с натыканными кривым штакетником желтыми клыками в палец длиной, а шириной в два. Руки, упершиеся в невидимую преграду имели по четыре пальца, увенчанных нездоровыми толстыми желтоватыми ногтями. Нечто было одето в широкое платье, больше похожее на негодную половую тряпку из ветоши. Платье было лишено рукавов отчего было видно одряблевшую пергаментную кожу плеч. Из под подола вместо ног виднелись гнилые культи с торчащими из них осколками костей. Но самое жуткое, что приметил Игорь – это глаза. Он узнал эти вычерненные глаза и взгляд с поволокой, то была незнакомка в никабе. Чудище заорало вновь, и парень бросился бежать. – Что такое, что такое? – испуганно закричала Наталка, когда совершенно ошалевший бледный Игорёк влетел в домик и прижал дверь спиной. – Там… это, - попытался объяснить запыхавшийся Игорь. Он подбежал к единственному в домике окошку, выглянул в него и плотно закрыл занавеску. – В степь ходил? – спокойно спросил хозяин. – А? – вздрогнул Игорь. – Да. – Видел, что ли? – Что… что это такое? – Её называют Сынык –пере, - Хожнияз перебирал махорку, рассыпанную на расстеленной на столе газете. Наталка ойкнула и прижала руки ко рту. – Она приходит только в жатвенные седьмицы, - продолжил хозяин. – В ту неделю, когда засыпают растения. В эти дни нельзя собирать трав и выкапывать коренья в степи. Лишь только то, что возделывалось человеком. Игорёк сел на подушку. – Наши предки учили нас выкладывать серым ракушечником охранные рубежи, через которые Сынык не может перейти, поэтому не бойся, - спокойно закончил Хожнияз. – Ты что же, дурья твоя башка, - затараторила Наталка. – Что-то в степи сорвал? Игорь показал корень. – Я же тебе сказала, что это солодка! – повысила хозяйка голос. – Простая, самая обыкновенная солодка! – Тише, женщина, - негромко остановил её муж. – Сделанного не воротишь, надо было раньше предупреждать… А ты, Игорёк, - он обратился к парню. – Как только солнышко взойдёт – уезжай из аула. Сынык не найдёт тебя в Москве, а местных трогать не станет, коль тебя не… В этот момент в оконное стекло постучали толстым нездоровым и длинным ногтем. Сынык торопилась, до рассвета оставалось не так уж и много времени. Она работала руками что твой экскаватор вырывая в земле яму. Корень солодки лежал неподалёку. Закончив работу Пере бережно подняла корешок, обернула забрызганное кровью лицо к вымершему аулу, накинула на себя никаб и влезла в яму. Внутри она свернулась калачиком, прижав к груди корешок и ушла в спячку до будущих жатвенных седьмиц. – Поэтому тебе, Амир, не стоит рвать эту травинку! * Федотов спрятал лицо в согнутую в локте руку. Он прижимался к стене плохо освещённого коровника. Удушили четверых телят февральского приплода. Малыши лежали в уткнувшись мордами в кормушку, словно бы всё произошло внезапно и животные нисколечко не сопротивлялись. Люся отсчитывала капли сердечного лекарства, которые падали в гранёный стакан с водой с оглушительным «бульк». – Что же это такое? – помощник участкового Дима глядел на трупы с недоумением. Он подсвечивал себе фонариком телефона, но всё равно успел вступить в навоз. Он не был одет по форме, накинул только бушлат, поэтому резиновые тапочки его тут же набрались жидкого дерьма, промочив белые носки. – Тьфу ты! – брезгливо сплюнул Дима и попытался вытряхнуть из тапок грязь. Аллочка, жена Федотова плакала сидя на мешке с кормовой пшеницей. Люся подавала ей стакан с лекарством, но Алла отталкивала его и продолжала плакать. – Ветеринара вызвал? – спросил старший сын Саната, который вместе с отцом тоже стоял в коровнике. – Да вызвал-вызвал, - кивнул Дима. – Только сами знаете – раньше утра-то и не приедет. Да тут и так понятно, что удушены. Дима указал пальцем на отчётливые следы от удавки на шеях телят. Шерсть и кожа были ссаднены и вырваны. – А Дулат? – вступил в разговор Санат. – Приедет? – Не отвечает товарищ участковый…Кто ж такое учинить мог? Михайловские? – Пойдём, - глухо отозвался Федотов. – Камеры смотреть… В Федотовском доме было тихо и темно. На кухне в углу висел широкодиагональный телевизор. Федотов грузно плюхнулся во главе обеденного стола. Санат с сыном, и Дима присоединились к нему. Хозяин дома включил телевизор, пару манипуляций и вот на экране шестнадцать одинаковых квадратиков с изображениями с камер видеонаблюдения. Изображение было черно-белым (у камер в коровнике была функция ночной съёмки), но достаточно чётким. Фермер развернул квадратик с изображением той части коровника, где спали несчастные телята на весь экран и троица стала внимательно пересматривать запись. Телята проснулись в половине третьего часа ночи. Они встали пола и подошли к кормушке и стали сонно жевать сено. Федотов включил перемотку вперёд, через полчаса ровно в три все четверо подняли морды кверху, словно что-то увидели под потолком. Федотов включил нормальную скорость воспроизведения. У кормушки на стене висел тусклый фонарь, но в ночном режиме он достаточно сильно бил светом в камеру и телят было видно очень хорошо. Они разом замычали и через мгновение какая-то сила подняла их за шеи кверху. Петель или ещё каких-то верёвок на записи видно не было. Федотов отвернулся не в силах наблюдать агонию малышей. – Это ещё что такое? – с ужасом проговорил Дмитрий. – Эт…это как блин вообще возможно? Федотов встал, вынул из холодильника початую бутылку виски, снял с полки хрустальные тяжелые бокалы и, плеснув в них напиток грохнул ими об стол. Фермер осушил свой бокал залпом, затем налил себе ещё и ещё. Помощник понюхал напиток и только слегка пригубил (сморщившись), а Санжар, покрутил хрусталь в мягкой морщинистой руке и негромко спросил: – Ты, Федот, в коровнике Арчу держишь? Оставшиеся в коровнике люди суетились, светили фонариками не замечая, как на перекладинах опорных балок среди сонных кур затесался чужак, довольно щурящий янтарные глаза.