Воспоминания земляка Виктора Казанкина о с. Лох и совхозе "Штурм".
Записан был этот диалог еще при СССР, в селе Лох (Новобурасский район Саратовской области). Помнится, в ту пору в общественной атмосфере происходило обостренное осмысление пройденного страной пути, нащупывались маршруты в будущее.
Дыхание времени начало согревать социум, нарастающая социальная
взволнованность помогала деревенским людям заговорить и раскрыться. Беседовал я с бывшим председателем здешнего колхоза «Красная
Звезда» Виктором Кузьмичом Казанкиным, 86-летним ветераном.
У него в доме, в «Тинновке» — той части Лоха, где по сей день стоит и волнует воображение высокая деревянная водяная мельница, построенная здесь еще при крепостной России.
А сейчас прошу отдельного внимания!
Это, в сущности, дискурс социально-исторического и организационно-экономического отчаяния. Это краткое прощальное слово бывшего председателя колхоза «Красная Звезда», а ныне — изработавшегося одинокого старика.
Итак, транскрипт диктофонной записи:
В. Казанкин: Родом я из Саратовского приюта. Родителей своих я не знаю.
В Лох меня взяла Казанкина Мария Николаевна, когда я был еще грудной ребенок. А приютская моя фамилия — Викторов Виктор Викторович. А здесь меня все зовут Виктором Кузьмичом.
В. Виноградский: Вы жили здесь, в Лоху, все время, с рождения?
В. Казанкин: Все время, да. Здесь я и ушел на пенсию.
В. Виноградский: Нам местные сказали, что вы были здесь председателем колхоза?
В. Казанкин: Да, с 1930 года я работаю в колхозе — полеводом, бригадиром.
Председателем. Потом работал директором пункта Заготзерно...
В. Виноградский: А вы учились где-нибудь?
В. Казанкин: Да, в школе, а потом в сельхозинституте имени Калинина.
В Саратове.
В. Виноградский: А в армию вы отсюда, из Лоха, ушли?
В. Казанкин: Нет, не отсюда, а с Вихляйки, соседнего села. Служил я на иранской границе. Потом воевал всю войну, был ранен, контужен.
В. Виноградский: Виктор Кузьмич, известно, что в 1930-х годах были репрессии, коллективизация. Вы помните это время?
В. Казанкин: Да, я в то время был в колхозе, бригадиром. 1200 хозяйств
было в Лоху — это 1930 год. Я — бригадир полеводческой бригады, седьмой.
Коллективизацию я проводил… (Умолкает. Длинная пауза.)
В. Виноградский: А что еще из той поры, из коллективизации, вам запомнилось? Какие трудности или, наоборот, какие хорошие моменты?
В. Казанкин: Да что хорошего! Косили вручную. Серпами жали, крюками косили. Все тогда трудно было. А потом пошли комбайны, пошли трактора.
А раньше на руках пахали, сеяли, убирали.
В. Виноградский: О вас, Виктор Кузьмич, лоховские жители хорошо вспоминают...
В. Казанкин: Да, колхоз — миллионер был! У нас сад — 60 гектаров был, кирпичный завод свой был, глина местная. Из Саратова приезжали, делали экспертизу…
В. Виноградский: А когда колхозники стали жить более-менее хорошо, свободно?
В. Казанкин: Вот, уже после войны, при мне стали жить хорошо.
В. Виноградский: А до войны, до коллективизации как жили?
В. Казанкин: До коллективизации единоличники хорошо жили. У него — две коровы обычно, а то и больше, теленок, лошадь своя. Сами сеяли, бороновали.
Так что колхоз был хороший в 1930 году, когда его организовали. Около 300
лошадей было, 180 или 190 быков было рабочих.
В. Виноградский: Вот, я опять хочу спросить — когда тракторов не было, тяжело было пахать, боронить, а все-таки, по вашим словам, единоличники
жили лучше, чем в колхозе... Почему так?.. Что, люди, что ли, были другие?..
В. Казанкин: Да люди те же. Но работали они для себя: вспашут, посеют...
Все свое — своя лошадь, свой бык. Все свое!
В. Виноградский: А они что-нибудь продавали?
В. Казанкин: Ну, так: хлеба пудика два-три продаст, молока немножко.
Для себя жили! Земли у нас было 20 соток на человека, а в семье было по пять-шесть человек...
В. Виноградский: Виктор Кузьмич, а у кого было больше власти в селе — у председателя колхоза или у председателя сельсовета? Ведь вы работали и тем и другим?
В. Казанкин: Да примерно одинаково. Но в большинстве идут люди ко мне, к председателю колхоза, — кому денег, кому подводу, кому машину...
В. Виноградский: Виктор Кузьмич, многие сегодня говорят, что раньше все
лучше было, а теперь хуже. Как вы думаете — почему?
В. Казанкин: Сейчас работать не хотят. И водка губит людей. Через водку всех повыгоняли председателей, после меня.
В. Виноградский: А может, сейчас опять стоит к доколхозным порядкам вернуться? К семейным, единоличным хозяйствам?
В. Казанкин: Нет, нет, не надо! Тогда — прощай, Родина! Ведь сейчас молоко сдают на молокозавод, хлеб — в Заготзерно. А единоличник — к себе
в амбар. И тогда у него выбивать надо, слезно просить надо — хлебушек, молочко, масло. Зря сейчас в газетах пишут, что надо колхозы разогнать. Это
будет — э-э-э.... (Безнадежно машет рукой.) Детишки в Саратове, рабочие
в Саратове без молока будут сидеть. Кто будет возить молоко в Саратов?!
Сам-то хозяин не повезет... И Саратов не накормишь! Жуть неприятная
будет. Не дай бог это! Неприятности будут — надо ведь будет выбивать
у людей продукты. Что зря — то зря! Вот сейчас совхоз «Штурм» свиней выращивает и в Москву, только в Москву отправляет. А не будет «Штурма»,
что тогда?! Не будет ни мяса, ни картошки. Вот, в «Штурме» — две тысячи гектаров картошки сажают. У них картошка хорошая, земля — пух. Осенью солдаты приезжают, помогают убирать... А ликвидируют «Штурм» — куда солдаты поедут, кому будут помогать? Как будем жить? А? А?!..
Ну что тут добавить к сказанному выше? Действительно, кое-как слаженная, сбивчивая дискурсивность большей части этой беседы условна и скудна. Несмотря на точное изложение фактов, ее содержательность — пунктирна, схематична и обрывочна. В сущности, это — неохотный, вялый дискурс допросного протокола. И только последняя, более или менее развернутая, ответ-реплика Виктора Кузьмича Казанкина дает вполне рельефное представление и о биографии этого насквозь советского человека, и о его политико-экономических пристрастиях, и о его манере, стиле рассуждать (“discourse” = «рассуждение»).
Серьезный, хотя и прячущийся за смятением и тревожностью, базовый дискурс хозяйственной распорядительности, впитавший в себя привычки крестьянского семейного двора, выстраивается здесь в его нехитрой логике и отчетливо звучит в речевых интонациях.
Вдобавок здесь прочитывается отрепетированная дискурсивная машинальность опытного колхозного председателя, не однажды попадавшего на коверные допросы и выволочки, регулярно практикуемые в те годы районным партийным и советским начальством.
Буквально три минуты разговора с председателем Казанкиным соединили и взаимо-взвесили в одном социально-информационном пространстве прошлое, настоящее и будущее, создав крохотную прощальную симфонию. Поняв, что его собеседник не опасен и не искушен, В. Казанкин высказался, что называется, «по существу». Он попытался выстроить свою картину мира. И он ее выстроил.
Автор; В. Виноградский
Социологический журнал. 2016. Том. 22. № 1. С. 133–153
