В студенчестве мы очень любили ходить в особняк Рябушинского - самое, быть может, гениальное из творений великого Шехтеля. Душа каждый раз замирает от невозможности этой пространственной фантасмагории.
Но каждый раз восхищение омрачалось тяжелым чувством: "словно улитка проползла по дивному цветку". Интерьеры были безвкусно испорчены следами обитания существа, приспособившего их под свои пошлые нужды. Без понимания, без благоговения к шедевру. Сейчас у существа юбилей, кривоватый, но обсуждаемый. Хорошо, обсудим. Отталкиваясь от творения Шехтеля.
Пожалуй, главная (ну кроме того, что душа продана нечистому) трагедия Горького-Пешкова и сводилась к тому, что красоты он вожделел. В том же музее красуется гигантская коллекция нэцке. Впоминая эстетические заветы Петрония, скажем, что одна-две-три крошечных фигурки много выразительнее нескольких сотен. Всё тот же (ничего не меняется) "миллион алых роз" там, где достаточно одной. Но не умственному пролетарию это понять. Ему бы "побольше". И красота ускользала из алчных рук. Не чувствовал, не умел восхититься.
В годы Гражданской, по воспоминаниям литературных современников, скупал за бесценок у голодающих "буржуев" антиквариат. В Италии полюбил жизнь в палаццо. По свидетельству Чуковского, отнюдь не аскета, тяга к роскоши у литературного пролетария доходила до какого-то неистовства.
Поговорка "из грязи в князи" не всегда справедлива. Человек, проскочивший на социальном лифте слишком стремительно, в нормальном обществе все равно будет ориентироваться на нравы и поведение новой среды. Среда нобилизирует новичков. Ужас начинается там, где происходит полное замещение "княжеского" сословия на "грязевое".
Святой Людовик, еще в красе сияющей юности, в будние дни препочитал носить практичную пестрядь. (Прелестный эпизод - когда супруга попросила его одеваться по королевски, ответил, что готов одеться как нравится ей - но взаимно - я в рытый бархат, а ты тогда, милая, в некрашеную шерсть). В семье Государя Мученика Николай Александровича младшие дочки донашивали за старшими.
Не все святы и при монархии, но соотношение не в пользу иного строя. Шведские принцессы служат в армии, а дочки российских олигархов гнушаются летать рейсовыми самолетами. Даже такой оболтус, как принц Гарри, и тот честно отслужил в зоне военных действий. В институтах благородных девиц дисциплина была суровее казармы. Галина Брежнева таких институтов не кончала.
Но возвращаясь к полуюбиляру. Меня тут тоже спросили (опрос у газетчиков был): классик ли Горький в литературе?
Скажу и здесь. В русской - нет. В советской - безусловно. Но необходимо понимать: "советская литература" это не период времени, это не место жительства. (Кто назовет советскими Шварца или Булгакова? Бродского, наконец... Смешно). Советская литература, по самоопределению, партийная. Что это означает?
То означает. Надо (с особым цинизмом) с борта парохода воспеть чудовищную стройку Беломорканала - извольте-с! Надо поратовать за взрыв храма Христа Спасителя - в первую голову. Надо посетить концлагерь на Соловках - едем, кушаем там "изумительную селедочку". А наивный подросток, решивший рассказать писателю об убийствах и пытках, после отъезда доброго дяденьки будет убит. "Неужели нельзя было хоть мальчишку увезти с собой?!" спросит, спустя десятилетия, Александр Солженицын. (Свидетелем истории с мальчиком был будущий академик Лихачев). Но наша интеллигенция любит сладкие рассказы о том, как Горький за кого-то "заступался". Может и заступался. За кого-то. Но не случае, если партия велела воспеть Соловки.
Наше постсоветское общество похоже на первые годы русской эмиграции, в описании условного Ходасевича в романе Набокова. Был пожар, кто-то вынес из огня ценность, кто-то ненужную ветошь. Что подвернулось под руку. Так живем и мы: в творении Шехтеля (не возвращенном наследникам Рябушинского) до сих пор громоздятся горьковские диваны.
В предреволюционное и советское время Горького раздували как цыганскую лошадь перед базарным днем.
Он служил партии-кормилице - и всё, что получал, было из ее рук.
Он жил в роскоши. Жил по лжи. Не думаю, что очень счастливо в этом самом особняке. Невестка-чекистка за ним, вне сомнения, надзирала. Да и вообще было нервно. Утащил за собой в могилу жизни трёх врачей.
Что останется из Пешкова, если вычесть эту самую партийность?
"Точно небом — лунно-звездным телом
Милого от Смерти заслоня,
Отвечает ей девица смело:
«Погоди-ка, не ругай меня!
Не шуми, не испугай беднягу,
Острою косою не звени!
Я сейчас приду, в могилу лягу.
А его — подольше сохрани!
Виновата, не пришла я к сроку,
Думала — до Смерти недалеко.
Дай еще парнишку обниму:
Больно хорошо со мной ему!
Да и он — хорош! Ты погляди,
Вон какие он оставил знаки
На щеках моих и на груди.
Вишь, цветут, как огненные маки!»
Смерть стыдясь тихонько засмеялась:
«Да, ты будто с солнцем целовалась.
Но — ведь у меня ты не одна, -
Тысячи я убивать должна!"
Написано в стихотворные времена Бунина и Волошина. Это - литература? Русская? Классика? На дворе XXI век, совдепа давно уж нет, а наше общество продолжает, по сути, повторять про штучку, что посильнее Фауста Гёте. Горько.
Покуда мы не выведем Пешкова из Шехтеля - так и будем жить в сумбуре и смуте.
PS Шехтель, кстати, голодал в те годы, когда в его творении жил Пешков.