**********************************************************************************
Публикуем рассказ из книги Давида Арутюняна "Розовый город", выход которой запланирован в нашем издательстве в мае 2023.
**********************************************************************************
Когда закончилась война, в Ереван, столицу Советской Армении, привезли румын и итальянцев, воевавших с нами на стороне фашистской Германии.
Страна восстанавливала разрушенные города и сёла. Пленных направляли на строительство новых домов, мостов, дорог.
У нас в городе они строили мост через реку Зангу, а недалеко от нашего дома – новый корпус швейной фабрики.
Возвращаясь из школы (я тогда учился в четвёртом классе), я всегда останавливался у забора, ограждавшего стройку, и смотрел сквозь широкие щели на пленных.
На них были военные мундиры без погон, изрядно изношенные. Нельзя сказать, что они выглядели подавленными. Конвоиры, русские солдаты, миролюбиво покуривали, перекидываясь с ними короткими фразами. Некоторые пленные знали немало русских слов, а кое-кто понимал речь наших каменотёсов-армян и обращался к ним не иначе как «варпет джан» – «мастер».
Однажды в сентябре к забору подошёл итальянец. Лет ему было не больше тридцати, но тогда, обросший чёрной с проседью щетиной, он показался мне старым.
Он закурил махорку и, приветливо улыбнувшись, сказал:
– Хочешь уна игрушка? Джимнаста?
Я с недоверием посмотрел на его форму.
Он отрицательно покачал головой:
– Я итальяно. Нон фашисто.
И достал из кармана небольшую деревянную поделку-турник, на котором висела фигурка человечка.
– Вот, это джимнаста.
Он нажал на две тонкие стойки турника, и фигурка стала крутиться вокруг перекладины.
Я разинул рот от восторга. Итальянец засмеялся и, просунув игрушку в щель, сказал:
– Бери. Хочешь потом принеси один песка.
– Что такое песка? – спросил я.
– Это фрутто, ваш дольче песка, армена!
– Фрукт, что ли? – догадался я.
– Да, да, си! Песка.
– Всего один? – мне стало смешно.
– Один, один, арома…
– А… а… ароматный?
Он радостной закивал.
– Может, грушу принести? – я показал руками её очертания.
– Нет, песка, если можно. Жёлти, красни.
Меня вдруг осенили:
– Персик! Да, дяденька?
Его лицо засияло, и он каким-то образом помолодел.
Но тут подошёл красноармеец и велел мне отойти от забора.
– Нельзя разговаривать с ними, мальчик! – сказал он строго.
Но я успел крикнуть итальянцу:
– Завтра приду!
И побежал домой.
Мне не терпелось показать свою забавную игрушку соседской девочке, Дези, с которой я иногда играл в шашки или в камешки. Она жила со своей мамой и бабушкой в квартирке, которая имела балкон, общий с нашим. На балкон выходило окно нашей комнаты. Я выглянул из него и позвал:
– Дезик, ты дома?
Скажу откровенно, я был влюблён в эту девочку, старше меня на два года. Она относилась ко мне снисходительно, а иногда, иронично улыбаясь, говорила:
– Ну что, малыш, правда, я тебе нравлюсь?
Тогда я краснел и молча смотрел в её большие карие глаза.
– Чего тебе, мой мальчик? – откликнулась она.
– Выйди на минуту. Я что-то хочу показать! – крикнул я и перелез через подоконник на балкон.
Дези изучала итальянский язык со своей мамой, которая преподавала его в институте. Поэтому мне и хотелось немедленно рассказать о моём новом знакомом.
– Вот что мне дал пленный итальянец! А взамен попросил песку.
– Персик? – удивилась Дези.
– Да, – сказал я, – но я думал, что у нас остался хоть один персик, а все закончились.
Она взяла игрушку, повертела её без особого интереса и спросила:
– А ты можешь проводить меня к твоему пленному? Я с ним хочу поговорить по-итальянски. Кстати, персики отнесём!
У нас есть. Хоть сейчас.
– Ладно, – сказал я, радуясь, что не подведу итальянца.
Мы пошли к стройке. Дези дала мне кулёк с тремя огромными красными плодами «нариндж». Это очень вкусные персики.
Идти было недалеко, метров сто пятьдесят от нашего дома и церкви Сурб Саркис (Св. Саркис).
Как только мы подошли к забору, за которым во всю стучали молотки каменотёсов, Дези заглянула в щель и тихо стала звать по-итальянски. С той стороны кто-то подошёл, и она заговорила с ним. Это был не мой итальянец. Он удивился, услышав родную речь, послушал, послушал, кивнул и ушёл.
– Что ты ему сказала, Дезик? – спросил я.
– Сказала, что у них есть дяденька, который, как Папа Карло делает деревянных человечков, и что его хотят видеть дуе рагаци, то есть двое ребят.
– А он что?
– Сказал, что сейчас позовёт.
Скоро появился мой пленный. Увидев Дези, он радостно что-то произнёс. Я дёрнул Дези за рукав:
– Что он говорит?
– Спросил, как зовут юную синьорину. Я ответила, что моё имя Дездемонна, а он сказал, что ему очень приятно это слышать.
Она передала персики – по одному – через щель, все три штуки, и сказала, что это ему от нас.
И стала переводить мне свой разговор с итальянцем.
Он поблагодарил за фрукты и сказал, что у него есть дочка, наша ровесница, Марчеллина.
– А как Ваше имя? – спросила Дезик.
– Лоренцо Кавальери, – ответил он, оглядываясь, хотя охранника не было видно.
– Мы к Вам часто будем приходить, синьор Лоренцо, наш дом тут недалеко, около церкви.
– Ах вот как? Если я попрошу поставить свечку Санта Марии, чтоб нас поскорей отправили на родину?
– Да, конечно, синьор Лоренцо, – пообещала Дезик.
И тогда он достал из кармана два самодельных алюминиевых крестика и подарил нам. И ещё дал денежку на свечку.
– Потому что так принято, – сказал.
И попрощался.
Мы же пошли домой. Но сперва задержались у церкви. Дезик вошла внутрь, а я остался на улице, потому что меня недавно приняли в пионеры. А ей было всё равно, так как она там бывала со своей бабушкой.
– Ну что? Зажгла свечку? – спросил я, как только она вышла.
– Да! И даже помолилась, – ответила серьёзно Дезик.
До конца осени мы ходили к итальянцу.
И каждый раз приносили с собой гостинцы – то пирожок, то сушёную туту, то яблоки.
Потом выпал первый снег, а за ним наступила зима. И строительство приостановилось.
А потом мы узнали, что всех военнопленных отпустили на свободу.
Прошло много времени. Почти тридцать лет.
Однажды я встретил Дези на улице. Какая это была радость! Она рассказала мне, что окончила университет и там же преподаёт итальянский язык, что была замужем и имеет дочку, что бабушка её, не дождавшись отца Дези с войны, умерла, а мама по-прежнему работает…
Я смотрел в ясные, как в детстве, глаза Дези и мне казалось, что они так и норовят задорно блеснуть вопросом: «Ну что, малыш, ты всё ещё люблён?»
Вдруг я увидел на её шее крестик, простенький, сделанный из алюминия. Заметив изумление на моём лице, Дези сказала:
– Да, это тот самый подарок синьора Лоренцо. Я с ним всегда…
Расставшись с подружкой детства, я долго рылся в своей памяти, чтобы вспомнить, куда подевался мой крестик, но так и не вспомнил.
2012 г.
Стихи
Каждое утро
Каждое утро встречай,
«Доброе утро!» промолвив.
Встретившись в полдень с любым,
«Доброго дня!» пожелай.
После вечерней зари
«Вечером добрым!» порадуй,
И собираясь ко сну,
«Ночи вам доброй!» скажи.
26. ХI.1999 г.
Сеттер
Сеттер ждал у витрины аптеки кого-то
И, на задние лапы привстав, о стекло
Упираясь передними, жалобно что-то
Проскулить всё старался. А время текло.
«Что хозяин так медлит? Куда подевался?
Почему не доносится запах его?
Может, вышел уже и в толпе потерялся?
Как же друга я мог упустить моего?!»
Все давно уж ушли, отстояв у прилавка,
Видно, их по домам и делам повлекло.
Подошла, пожалела какая-то шавка,
А потом убежала. А время текло…
Ну а сеттер? Он ждал,
словно сторож бессменный
И надежду ничто погасить не могло.
Верил он: друг не бросит –
придёт непременно.
…Лишь тягучее время текло и текло.
23.ХI.1999 г.
Пахлеваны*
«Я хотел бы акробатов бродячих увидеть».
Гийом Аполлинер
Бродячий цирк канатоходцев летом
Наш город временами посещал.
Трубил рожок, и тонкий голос где-то
За переулком нашим верещал.
Я выбегал на улицу и мчался
За церковь Сурб Саркиса** прямиком,
А там уже паясничал, кривлялся
Шут балагана клоун Мамикон.
Он сыпал шутками, приплясывал забавно,
Тряс головой в большущем колпаке,
А то ступал, как пэри*** в сказке, плавно,
И бубен дребезжал в его руке.
Он звал: – Эгей! На площадь собирайтесь,
Чтоб к зрелищу веселому успеть!
Вставайте, попроворней одевайтесь,
Бегите пахлеванов лицезреть!
И вот уже на площади два брата-
канатоходца от столба к столбу,
смеясь, скользят по тонкому канату
и потешают праздную толпу.
А детский смех, как сотни колокольцев,
Вокруг звенит и радует людей.
И празднично сияет в небе солнце –
Волшебник, самый чудный чародей.
24.01.2005 г.
*Пахлеваны – бродячие канатоходцы Армении.
**Сурб Саркис – Святой Саркис.
***Пэри – мифическое существо
Памяти дяди Напо*
Я помню себя на плечах великана!
Он шел по вокзалу походкой морской,
Качаясь, как бриг на волнах океана,
В толпе выделяясь привычной мирской.
То дядя мой был, краснофлотец бывалый –
Об этом хотелось весь свет известить, –
Служил до войны он на лодке подплава**,
И в отпуск приехал к сестре погостить.
Ах, как же чудесно, забавно и славно
С такой высоты за людьми наблюдать!
А дядя-корабль шагает так плавно,
Что хочется вечно вверху восседать.
…Но вот и извозчик. И вскоре мы дома.
А там и подарков черёд настает.
И крепких духов аромат незнакомый
По комнате нашей, дурманя, плывет.
И клоун веселый с платка носового
Мне машет рукою, как будто живой!
Куда подевались картинки былого,
Которые в детстве дружили со мной?
Как золото пуговиц помнится чётко
На дядином кителе! Кортик его!
И то, как плясал он лихую чечётку!
Жаль, память не может упомнить всего.
…Уехал наш гость.
Стало в доме так пусто.
А вскоре лишился весь мир тишины.
И золото дядиных пуговиц густо
Покрыла патина*** жестокой войны.
10.08.2005 г.
*Моего дядю звали Наполеоном. Напó – так дядю ласково называла моя бабушка.
**Подплав – подводное плавание.
***Патина – (итал. patina), пленка различных оттенков, образующаяся на поверхности изделий из меди, бронзы, латуни при окислении металла.
Волшебство
Если съесть соцветие сирени,
В коем пять волшебных лепестков,
И задумать что-то в это время –
Непременно сбудется оно.
В детстве свято верили мы в это
И в благоухающих кустах
Всё искали верную примету,
Что таилась в нежных лепестках.
С радостью срывали пятицветье.
Осторожно клали на язык…
Самые доверчивые – дети.
Вот и я от детства не отвык.
23-24.09.2015 г.
Переводы изОванеса Туманяна,
классика армянской поэзии ХХ века
Маленький земледелец
Снова весна. Слетаются птицы.
Солнце пригрело. Речка струится.
Время настало в поле трудиться.
Стал журавля я в плуг запрягать,
Гусей поставил пни корчевать,
Велел воробьям пастуху помогать,
Куропатку назначил хлеб выпекать,
И сам свое поле взялся пахать,
Зерном, ячменем-пшеном засевать.
Ветер
У… у… у!
Ветер дует,
Негодует.
Без рта, а завывает,
Не крылатый, а летает,
Пальцев нет, а всех хватает,
Мою деточку пугает.
Сгинь ты ветер,
Вредный ветер!
Позабудь, малышка, страх,
Ты ведь в маминых руках,
И не страшен вихрь нам.
Детку ветру не отдам!
На рассвете
Ку-ка-ре-ку!
Петух приветствовал рассвет.
Чик-чик-чирик!
Чирикнул воробей в ответ.
Ку-ка-ре-ку!
Заголосил второй петух.
Э-гей, э-гей!
Коров на луг погнал пастух.
Ку-ка-ре-ку!
А вот настал и новый день.
Вуй-вуй! Вуй-вуй!
Ах, как вставать старушке лень.
Бусы
Весна к нам с тучкою пришла,
А тучка дождик принесла.
Возьму я дождик, полю дам,
А поле мне пшеницу даст.
Пшеницу мельнице я дам,
А мельница муку мне даст.
Тогда муку я тазу дам,
А медный таз мне тесто даст.
Тониру* тесто я подам,
Горячий хлеб тонир мне даст.
Возьму я хлеб, цыганке дам,
А мне цыганка бусы даст!
Своей нани** я бусы дам –
Она бранить меня начнёт
И вон прогонит от ворот…
*Тонир – армянская печь.
**Нани – бабушка, матушка.
Жаворонки
Жаворонки прилетают,
По гумну тайком гуляют,
Свои ножки выставляют –
Красотою щеголяют.
Камешки перебирают,
Вместе с зёрнами глотают.
А насытившись, щебечут,
Звонко трели разливают.
Источник публикации на сайте издательсва "Кетлеров" >>>