Угораздило меня несколько лет назад попасть на стол к хирургу. Слава богу, ничего страшного — обычный аппендицит.
Правда, врачи распороли мне брюхо дедовским методом, а потому я должен был отлежать в «веселом» хирургическом отделении после операции еще пару недель. На второй мой день в общей палате привезли к нам очень тяжелого парня. Бедолагу закрутило на скользкой дороге, и его машина на полном ходу столкнулась лоб в лоб с джипом. Водителя мощной иномарки спасли подушки безопасности, а вот нашего соседа по палате пришлось вырезать автогеном из покореженной «девятки». В больницу его привезли не то что без чувств — почти без сердцебиения. Часов пять, говорят, длилась операция, потом его неделю держали в реанимации, а затем — шитого-перешитого, загипсованного — переместили на соседнюю со мной кровать. За кучей трубок и капельниц я даже не сразу увидел, что это очень молодой человек. Ему временами становилось хуже, и тогда медсестра практически не отходила от него на протяжении ночи. Бедолага чуть слышно постанывал и иногда бредил.
— Потерпи, дорогуша, — успокаивала его сестра.
— Я укол сделала, сейчас обезболивающее действовать начнет.
— Терплю, — шептал несчастный.
— Ничего-ничего, — приговаривала медсестра.
— Дядя Миша хирург от Бога! Он тебя живо на ноги поставит. И не таких вытаскивал. В прошлом году привезли двоих... Этих... Как их? Байкеров... Точно! Байкеров. Грузовик их с трассы скинул — прямо с моста в реку. И ничего! Живы! Своими ногами от нас ушли — веселые, радостные. А ведь дядя Миша их из маленьких кусочков буквально собирал. Как этот... Как он называется? Пазл... Точно! Пазл. Ты потерпи уж, утром он придет — боль как рукой снимет! Тебе повезло еще, что жив остался. Это главное. А руки-ноги срастутся, шрамы все заживут. Сейчас такие мази есть, не то что раньше. Раз намажешься, шрамов как и не было! Все хорошо будет, погоди, мы еще на твоей свадьбе спляшем... Так спляшем, что все закачаются. Спляшем?
— Спляшем, — соглашался паренек.
Медсестра была бабой доброй, и скоро парень перестал стонать — заснул.
Про хирурга дядю Мишу я слышал и раньше. Он был лучшим хирургом у нас в городе, и пациентам казалось: займись он их проблемой — случится чудо. Конечно, чудо случалось не всегда. Но все же дяде Мише удавалось спасти тех, кого другие врачи считали безнадежными. Работал он — я сам это видел, пока в больнице лежал, — сутками. Порой без сна совсем. Никогда не бросал без надзора особенно тяжелых больных.
На вид он был грубоват, говорил коротко, басом, сначала даже пугал своими манерами, но потом ты как-то проникался к нему абсолютным доверием... Дядей Мишей его прозвали уже давно, я не знаю, откуда именно это пошло. Но все в нашем городе звали его только так. Даже медперсонал называл его не по имени-отчеству — за глаза, конечно. Для больных же он всегда был просто дядей Мишей. Он, кстати, не возражал, когда пациенты так к нему обращались. Он и правда больше походил на медведя, чем на доктора: двухметровый, с огромными ручищами... Ему, наверное, подкову согнуть ничего не стоило. Я еще думал, когда в больнице-то лежал: как же он скальпель в таких лапищах удерживать умудряется? Скальпель — волосок в сравнении с кулаками дяди Миши, хирург наш этот ничтожный инструмент и чувствовать-то в руке не должен. А он чувствовал. Все чувствовал — и инструмент, и боль своих подопечных. Его волшебные руки спасали жизни покалеченных людей.
И орудовал дядя Миша скальпелем и зажимами с ловкостью фокусника.
После операции дядя Миша обязательно шел курить на крыльцо, а ворчливая нянечка баба Настя постоянно ему выговаривала:
«Во! Дохтур, а курит. Какой же ты пример подаешь больным?»
Эта старуха держала в ежовых рукавицах всех, включая дядю Мишу. Только она решалась его отчитывать. Впрочем, он огрызался на ее замечания. Но довольно добродушно.
«Поучи, Матвевна, мужа своего кашлять!» — доктор хмурился и сердито хлопал дверью, но все знали — это они так, в шутку. На самом деле старая нянька была его самым доверенным лицом. Видели бы вы, сколько благодарных людей приходило сказать нашему дяде Мише свое спасибо. И от каждого он принимал только слова благодарности и никогда не брал деньги или подарки.
Вы сейчас спросите, при чем тут таинственная история? А вот при чем! Самым необычным в дяде Мише было то, что он умел снимать боль без медикаментов. Придет, поговорит, послушает, потом положит свои огромные руки на то место, где пациент ощущал боль, и... отпускало буквально через минуту-две! Правда-правда!
Так было и в этот раз. Петя — так звали несчастного парнишку, разбившегося на дороге, — в очередной раз пришел в себя и так жалобно застонал от невыносимой боли, что в палате все притихли. Я заковылял по коридору, чтобы позвать медсестру, но она прибежала сама и, вмиг смекнув, позвонила дяде Мише. Тот пришел сразу.
— Таак, — басил он уже на пороге палаты.
— Что тут у нас? Кто это у нас тут стонет? Отставить! Мужик ты или кто?
Петя лежал в поту — бледный как смерть.
— Ну что, очень больно? — дядя Миша спрашивал так только, чтобы держать пациента в памяти. Он прекрасно видел, что парнишка вот-вот может отключиться.
— Ну ничего-ничего. До свадьбы точно заживет. Дай-ка я посмотрю тебя.
Дядя Миша начал осторожно осматривать парня, разматывая бинты, аккуратно проверяя спицы в сломанных руках и ногах...
— Ага, вижу. Тут больно. Сейчас посмотрим, что можно сделать...
Я внимательно наблюдал за ним и видел, как хирург положил руки на изуродованное тело, подержал их пару минут и убрал. И я видел, как щеки парня порозовели. Дыхание стало ровным, а веки, дрогнув, открыли голубые-голубые глаза. Петя, едва шевеля губами, пробормотал:
— Спасибо. Мне... легче.
— Ну и хорошо! — подмигнул дядя Миша парню.
— Если что, зови! Я тут рядом.
Еще некоторое время дядя Миша перемещал свои лапищи по телу несчастного. И Петя перестал стонать, взгляд его стал ясным, почти нормальным, он даже что-то говорил в ответ врачу — я не расслышал. А когда дядя Миша ушел, парень заснул.
И так спокойно и тихо, словно выздоравливал. Когда меня выписывали, Петя уже сидел и мог самостоятельно хлебать суп. К нему приезжали родители, очень благодарили дядю Мишу, пытались даже подарить ему дорогой коньяк. Только он не взял, как обычно...