Лилии в каплях граната.
Лиха беда – знакомство
Машину трясло на дороге от большого количества ям и выбоин. Отец прикладывал все навыки мастерства вождения, объезжая их, снизив при этом скорость до минимума. Густой шлейф пыли, подгоняемый более скоростным ветром, бежал впереди машины, притуплял видимость дороги и пытался нагло проникнуть в салон, несмотря на плотно закрытые окна. Противный запах горячей земли, нескрываемый климат - контролем мазды, добивал Данилу окончательно. Никогда, он - Данила Вершинин - не мог себе представить такого поворота в своей жизни. Как угораздило этих родителей на старости лет выяснять свои отношения. В семье, в которой рос Данила всегда было много гостей, веселый шум и добродушие не покидали их уютной квартиры, хотя по многим меркам квартирка недотягивала до крутой. Потом взрослые стали собираться все реже, каждый из родителей старательно занимался своим делом, говорили короткие ничего незначащие фразы, которые повисали в воздухе. Вместе с подраставшим Даней в семье становилось прохладней, а Даньке скучнее, и его потянуло на улицу. Со сверстниками он чувствовал себя не сказать что хорошо, но имел там право высказаться и быть услышанным. Это и подкупало Даню. Он не глуп и понимал что их разговоры, не совсем приличные высказывания и даже действия, не должны были быть выше той планки, которые могли вызывать заинтересованность у правоохранительных органов. Иногда то, что намечалось компанией и шло в разрез его желаниям и интуиции; отвергалось им аккуратно и невзрачно. Эти выкручивания сходили ему с рук раз, два и конечно, были замечены другими, не менее умными «соратниками по невидимому фронту». Судьба благотворила Даньке, в иерархии компании он занял нишу чела хранителя. Ему доверяли личные тайны, просили что-нибудь припрятать в своей комнате на время, зная, что не посмотрит, не спросит и сохранит, да и многое другое. Конечно, была опасность в хранении не ведома чего, но в стае человек ничто - имидж всё.
Мысли Дани прервались торможением машины. Одна минута и пыль улетела куда- то вперед.
- Приехали, выходи. Будем знакомиться. – Дмитрий Сергеевич нажал на кнопку панели управления, двери разблокировались. Даньке смертельно не хотелось не то что выходить, просто двигаться. «Провались все пропадом. Господи, прошу, поверни все назад! Не хочу»,- рука отца дотронулся до плеча сына.
- Мастер, это всего лишь два месяца, а потом все нормализуется.
Мастер. Это слово хлестко ударило Даню по лицу как пощёчина. Как папа смеет в этих условиях вспоминать то, что ушло безвозвратно. Это далеко в прошлом папа называл его Данилой - Мастером как в сказке Бажова «Хозяйка медной горы», а мама спорила и смеялась: «Нет, Данюшка – Мастер по Булгаковски. Повзрослеет, и напишет самый фантастический интересный роман. Он выдумщик и фантазер». «Удар» подстегнул мальчишку, он рванул дверь и выпрыгнул из машины. От калитки, из каких – то деревянных реек, навстречу шла женщина, вытирая руки фартуком, сшитым из разноцветных лоскутков. Раскинув руки для объятий, она говорила папе: « Ждали, ждали. Ой, славно, что вы приехали. Ну здравствуй Митенька, здравствуй». Ее слова фонили в ушах Дани переходя в «нет», «нет». Женщина трижды поцеловала отца и сгребла в охапку Даню. Почему-то от нее потянулся запах бабушки Любы, который вызвал животный спазм у парнишки. Его качнуло, голова упала на плечо женщины, буря эмоции от родных знакомых запахов вызвала жжение в глазах. Хотелось плакать и тошнило одновременно, оставались секунды до этого момента. Свободный левый взгляд, не попавший на плечо, сквозь пелену горячей влаги увидел ехидный прищур с не менее ехидной улыбкой девчонки. Она стояла, положив руки на руль велосипеда, слегка прогнувшись телом вперед, и оценивала деревенскую картину встречи. Данька мужественно выдержал объятия, услышал имя тетя Валя, старательно улыбнулся.
Ну, нет. Он Данька Вершинин, Мастер, Киппер, не будет раскисать, как мороженное в вазочке.
- В дом, в дом,- затараторила тетя Валя – проголодались, поди, стол накрыт, ждет новых хозяев.
- Ну, какие же новые, – возразил папа – Даня – да, а я к себе вернулся, домой.
- Домой, так домой. Давно пора, погостевали в городе да хватить. Бегать от родных мест нельзя, привязь не отпустит.
Даня шел по наклонной обочине с дороги к калитке и уже решительно рассматривал все вокруг. Забор из толстых дощечек, склонившиеся ветки, какого то куста, а слева и справа достаточно массивные заборы соседей, неплотные, но и не хилые как тот, к которому он шел. В метрах десяти от калитки стоял высокий дом с крутой крышей бурого цвета. Дом был обит досками по типу оля -паркет только более длинного, на окнах красовались ставни и резные наличники. Но больше всего Даню впечатлило крыльцо из четырех крутых широких ступеней, ведущих на террасу. Терраса просторная светлая, покрашена краской бежевого цвета. А окна, окна были в ширину стен и состояли из кусочков как мозаика: прямоугольные, треугольные, параллелограммы. Маргарита Леоновна, математичка, позавидовала бы такой геометрии. В дальнем углу от входа стояли перпендикулярно две крепкие лавки, а к ним стол, покрытый «фруктовой» клеенкой. На столе уже все было к чаю - тарелки, ложки, чашки, варенье в банке, порезанный батон и что – то прямоугольное, накрытое белым вафельным полотенцем.
- Даня, иди в дом. Там на кухне рукомойник, сполосни руки, лицо. Легче будет от жары то.
Даня шагнул в другую комнату, длинную темную, которую освещало только одно окно. Здесь тоже был стол, табуретки, небольшой диванчик, в углу непонятное круглое устройство от которого отходили трубы. Другая дверь вела в комнату поменьше с двумя окнами, и от угла проем предлагал проход дальше. Даня прошел и оказался в комнате в виде буквы «Г», здесь был водопроводный кран над железной раковиной, а вот напротив стояла настоящая огромная печь. Видимо лицо мальчишки выражало такое удивление, что шедшая следом тетя Валя поспешила проинформировать его.
- Что хороша печь? Старинная с полатями, сам прадед Тимоха твой сложил. Дом то когда старый сломали, а новый ставили, Любаня запретила ломать печь. Так сруб и подгоняли под ее, под печку. Да ты подожди, все рассмотришь потом. Тут много интересного, целых два века прячутся.
Даня освежил лицо, руки, снова вышел на террасу. Папа разливал чай из пузатого красного чайника в белый горошек, а когда снял белое полотенце с прямоугольной формы, то взору открылся огромный пирог на противне. Ловко орудую ножом, Валентина Ивановна разрезала пирог, запах потянулся такой, что у всех слюна забила рот.
- Ну, угодили Валентина Ивановна! Рыбник по Федотовски, так его готовить нужно часа четыре.
- Для дорогих гостей и времени не жалко, да и навык боюсь потерять. Последнее время пойдешь в сельпо накупишь всякой сдобы, и не хочется возиться с тестом. А душа тоскует по былым годочкам. Ну, давайте пробуйте, чего там получилось. Сынок ты бери, бери прямо руками, здесь все свои.
Даня понял, что он почти под рентгеном, но плюнул на условности этики, и как в компании своих друзей вцепился зубами в золотистую корочку пирога.
- Осторожней, - поспешил папа, - могут быть косточки рыбы.
- Ешь спокойно, - успокоила тетя Валя, - девчонки хорошо все выбрали, ни одной не оставили.
- Какие девчонки? - удивился Даня.
Тетя Валя звонко рассмеялась, а папа улыбнулся.
- А вот вечером придут на смотрины, сам увидишь, кого - кого, а девчонок у нас много, можно сказать бабье царство.
- Какие смотрины? А мужчины из деревни куда подевались? – теперь в голове у мальчишки переполох от увиденного и услышанного, вытеснял скопление негатива за последние два года.
- Смотрины? Да на вас поглядеть народ желает, а мужики… Мужики кто где. Кто в городе на заработках, кто навсегда уехал,- лицо тети Вали загрустило на долю секунд, и как бы мысленно отмахнувшись от мыслей чуждых, выдало, - Вот вы теперь и пополнили счет. Так что смотрины состоятся, готовьтесь мужики.