«Даже если бы мы выпустили альбом с Иисусом Христом на вокале, люди все равно предпочли бы услышать Фредди», - признал в недавнем интервью Брайан Мэй. И это действительно так, поскольку в обществе до сих пор не угасает интерес к личности автора «Bohemian Rhapsody». Так, во время радиоинтервью на ВВС (2021) гитариста Queen вновь попросили рассказать о Меркьюри.
Вопрос: «Каково было начинать? Вы с самого начала верили в успех группы?»
Брайан Мэй: «Это любопытная вещь, у которой есть несколько уровней. На высшем уровне мы были не по годам развитыми мальчиками, которые думали, что они лучше, чем кто-либо другой. Мы искренне верили, что нам нужна только хорошая возможность, чтобы завоевать мир. Однако под этим слоем скрывалась огромная неуверенность, поскольку мы никогда не знали, что будет дальше. У нас не было выгодных контактов, и мы не могли провести концерты, потому что у нас не было альбома. В то же время без денег и концертов было невозможно записать альбом. На самом деле это ужасная ситуация, когда не знаешь, что делать. И в какой-то момент вы совершаете огромный скачок, когда внезапно становитесь, как говорил мой папа, "поп-звездой". Тем не менее это нисколько не исключает неудачу, и вы рискуете буквально на каждом шагу. Несмотря на это, вы почему-то отказываетесь вести нормальную жизнь ради крохотного шанса стать действующим музыкантом.
У нас были великие мечты, к осуществлению которых мы были не всегда готовы, разве что только музыкально. Нас по-настоящему объединял художественный материал, который имел очень сложную и неоднозначную структуру.
Именно такими были эти уровни, где на одном из них мы были очень уверенными в себе музыкантами, а на другом мы думали: «У нас нет никаких шансов».
В.: «Фредди всегда был очень уверенным фронтменом, вашим командиром?»
Б.М.: «Видите ли, у Фредди тоже было несколько разных уровней, где на одном он всегда был рок-звездой, а на другом работал на Кенсингтонском рынке, звонил своим родным и друзьям, был очень спокойным и добрым человеком…
В то время он вел себя так, будто был Робертом Плантом, и никто не пытался его разубедить, поскольку у него была такая аура. Но под этим тщательно скрывалась от посторонних огромная застенчивость и неуверенность в собственных силах.
У него была удивительная личностная сторона. Он пытался как-то бороться со своей неуверенностью, построив свой образ таким, каким бы хотел быть. Вместе с тем он был очень самодостаточным человеком, с огромной волей и желанием жить. Поэтому невозможно однозначно говорить о личности Фредди, поскольку это будет лишь одной стороной его сложной натуры. Многие свои свойства он всегда умело отрицал, что было вполне объяснимо. Люди спрашивали: «Важна ли твоя музыка, Фредди?» И он отвечал: «Нет, я не думаю, что мои песни имеют какую-то особую ценность». Но под всем этим он чувствовал, что ему есть что сказать. Кроме того, некоторая уклончивость его ранних текстов – это прекрасная фантазия, целый удивительный мир, где живут феи и волшебницы, смелые рыцари и гоблины. И я думаю, что даже в этих текстах было много личностного смысла. Мы не говорили об этом, но сейчас, спустя столько времени, я хорошо понимаю это.
Фредди всегда выражал себя довольно смелыми способами, хотя внутри по-прежнему оставался все тем же неуверенным в себе человеком. Но снаружи он был воином, который сам создавал свое настоящее и будущее».
В.: «Как вы отмечаете его годовщину?» (24 ноября. – Прим. пер.)
Б.М.: «Я никогда не праздную. Я просто тихо сижу и думаю. Я всегда чувствую себя странно в этот день, когда многие люди очень активно себя ведут, но мне не хочется поднимать шум.
Мне больше нравится отмечать его дни рождения. Конечно, это не единственный раз, когда мы вспоминаем Фредди, поскольку мы думаем о нем постоянно; он часть нашей жизни, и это никогда не изменится, даже если кажется таким далеким».
В.: «Помните, что почувствовали, когда узнали, что Фредди болен?»
Б.М.: «Я помню, у нас была короткая дискуссия по этому поводу, и я подумал, что это то, на что необходимо обратить внимание. Тем не менее мы никогда об этом не говорили вслух, боясь потревожить Фредди, да и свои чувства тоже. Ранее, за год или два до этого, мы начали замечать, что он от чего-то страдает, но не знали, от чего именно. Мы начали все чаще задумываться об этом, но повод для разговора все не предоставлялся. Все случилось несколько позже, когда Фредди мне сказал: «Послушай, я уверен, что ты знаешь, с чем я имею дело. Но я хочу продолжать создавать музыку, как только смогу». И мы, конечно, не говорили об этом много. Все это оставалось в глубине моего сознания, как и для двух других.
Итак, мы тщательно спрятали от себя и всех это известие, поскольку думали, что это не повлияет на нас. Мы не могли поверить, что Фредди может не справиться, поскольку он заболел слишком рано.
Если бы он заболел на несколько месяцев позже, то бы выжил, потому что был создан замечательный комплекс лекарств, который на долгие годы блокировал симптомы и позволял людям со СПИДом вести нормальную жизнь.
Лечение не проносило существенной пользы Фредди. Он прибегал к услугам известнейших специалистов в Британии и мире, но в то время у них было недостаточно знаний, чтобы спасти его. И мы всегда будем грустить, что так получилось.
Все это странно, не так ли? Это наше сострадание и любовь друг к другу. Я полагаю, это заложено в человеческой природе, но вместе с тем это характеризует настоящую близость группы, действительно крепкую банду, где каждый делится с другими всем, что имеет. Однако потом вдруг появилась одна тема, о которой было нельзя говорить.
Да, это правда. Мы были по-настоящему близки, хотя были области, которые не обсуждались. И болезнь Фредди была одной из них, о которой мы не говорили даже в кругу своих близких.
Еще одна тема, которая почти никогда не обсуждалась, - это смысл песен. Когда мы приносили песню, то никогда не говорили: «О, эту песню я написал о том-то и том-то….» Этого никогда не было. Все было примерно так: «Вот песня, слова и мелодия, послушайте и давайте попробуем сделать это».
Мы всегда работали над этим вместе. Не было такого, чтобы мы задумывались: «О чем эта песня? Что мы пытаемся здесь сказать?» Все было скрыто и недосказано. Я полагаю, мы писали метафорами – иногда тонко замаскированными, иногда достаточно ощутимыми. Это было похоже на случай, когда искусство не хотело, чтобы о нем говорили, оно просто должно было выйти наружу и обрести свою настоящую форму. У нас в руках были кисти, и мы наносили краску на холст, но мы никогда не говорили: «Эй, ты сделаешь это здесь, а мы сделаем это там». Это своего рода инстинктивное взаимодействие».
Тогда же Брайана Мэй спросили, почему он не хочет создавать инструментальную музыку, о которой его просят поклонники. И гитарист ответил: «Я всегда был всецело одержим песнями, которые для меня неизменно связаны с певцом и вокалом. Поэтому я никогда не хотел записать инструментальный альбом, играть его перед зрителями. У меня больше не было Фредди Меркьюри, и все, что у меня было, это я сам. Тем не менее я старался изо всех сил: изо дня в день приходил в студию, тренировал свой голос и старался петь сильнее, выше, с большей глубиной и страстью.
Просто посмотрите, что я смог извлечь из своего тела. Для меня это большое достижение».
В.: «У вас безошибочный гитарный звук. Вы легко могли бы записать инструментальный альбом, как это, например, делает Джо Сатриани».
Б.М.: «Может быть, мне стоит это сделать. У меня нет такого ослепительного технического опыта, как у Сатриани, Стива Вая, Эла Ди Меолы или Эдди Ван Халена. Думаю, что я что-то смог бы. Моя гитара – это мой голос, и я не могу играть быстрее, чем способен думать».