Здесь второй рассказ из книги «Старец земли Кузнецкой (Опыт церковно-исторического и культурологического исследования)», вышедшей по благословению Епископа Кемеровского и Новокузнецкого АРИСТАРХА.. Эта книга о жизненном пути человека, которого многие люди при его жизни и после почитают за святого, хотя официальной канонизации не было. Такое почитание связанно с молитвенным подвигом и помощью Сергия Евстигнеева, который жил на Кузбасской земле и умер в 1952 г. В этой книге представлен портрет старца, бати Сергия (так его называют люди) и показана историческая реальность эпохи.
В статье публикуется только один рассказ в сокращенном виде и без сносок, которые придают особый колорит. В полном объеме читайте https://istor-issled-lopatin.ru/books/starecz-zemli-kuzneczkoj
Док. № 51
Беседа с Тишкевич Раисой Ивановной, 1939 г. рождения.
Господи, да почему же раньше вы не стали изучать жизнь бати Сергея. Ведь мой муж Миша (Михаил Федорович Тишкевич) вам про него столько бы мог рассказать! Но он умер в октябре прошлого года. Он столько много знал о нём!
Про батю Сергея я знаю только то, что Миша рассказывал. Но мне очень интересно, как вы то про него узнали. Видно, воля Божья проявилась! А вообще-то, что я удивляюсь? Мой Миша не раз говорил, что батя почему-то был уверен, что о нём люди потом узнают, и прибавлял: «Но позже». И это не Мишины слова. Так говорил сам батя Сергей.
А Миша батю знал очень хорошо. Ведь батя часто останавливался у Тишкевичей в Дивинске.
Миша родился в 1926 г. Во время войны его поставили бригадиром полеводческой бригады, хотя ему было 15 лет. Однажды Миша на десяти бричках поехал сдавать рожь на элеватор в Бормотово. Но рожь не приняли из-за неподходящей влажности. Вернулись назад. А тут как раз был батя Сергей. Он сказал, чтобы рожь не высыпали с подвод, а ехали назад на элеватор с его, батиным, благословением. Весь бурт ржи у них и приняли.
В тот год был хороший урожай, и колхозникам заплатили по 7 кг. на трудодень. А в их семье было пять работников, набралось более тысячи трудодней на всех, и хлеба они получили почти 7 тонн.
Батя Сергей сказал Мишиному папе: «Фёдор Максимович, не продавай хлеб, как ты всегда делаешь, прибереги его, он тебе очень потом пригодится». Откуда, скажите, батя знал, что в 1943 и 1944 годах колхозники будут приносить в фартуках хлеб, заработанный за год всей семьей? Тем прибережённым хлебом и жила семья Тишкевичей в войну.
Батю в деревне очень уважали. Уважал, конечно, и почитал батю и отец Мишин – потомственный кузнец, мой свёкор, Фёдор Максимович. В октябре 1943 г. Мишу забрали на фронт. А батя сказал свекрови Елене Михайловне: «Раба божья Елена, ты не беспокойся, какой бы Миша ни станет, но домой он вернётся».
Однажды после молений батя Сергей сказал ей: «Знаешь, Елена, а я ведь «был» у Миши. Лежит он, тяжело раненный, весь перевязанный, с лицом изуродованным, домой из-за этого ехать не хочет». Потом стало известно, что пуля попала Мише в лицо, восемь суток лежал без сознания, переносицы у него совсем не было, левый глаз…, в общем, лицо всё рассечено, всё в шрамах. Бате такое видение было, и о нём я не раз слышала и от Миши, и от свекрови.
Некоторые бессовестные люди, видя изуродованное Мишино лицо, даже в глаза называли его уродом. Он этого стеснялся. Но душой он был такой добрый, за него любая девка готова была замуж идти, за его доброту, за его сердце. О замужестве его уговаривала даже одна москвичка, которая в деревне отрабатывала положенные после сельскохозяйственной академии три года, говорила, что и он академию закончит. А он сказал, что «подкаблучником быть не хочу».
Я прожила за ним счастливо больше 50 лет, плохого слова от него не слышала, не говоря уж о мате. Ни сосед, ни доярка, ни мужчина или женщина, ни дитё никогда плохого слова о Мише не скажет. Никогда он меня не обидел, дети ругани нашей не наблюдали, да и мужская сила в нём сохранялась до 80 лет. Хотя, когда я шла за него замуж, мама меня предупреждала, что с возрастом я узнаю, почему плохо выходить замуж за человека на 12 лет старше.
Он хоть и был весь войной изуродованный, но я всегда с гордостью шла рядом с ним. Он мне не раз потом уже в возрасте говорил: «Рая, как мне жалко будет с тобой расставаться!». Таких мужиков, как мой Миша, и тогда было поискать и поискать, да не найдёшь. Тем более, сейчас. Мой рассказ о бате Сергее – это память о моём Мише.
После ранения Мишу отправили на работу в тюрьму, там он служил дознавателем. Ему предлагали остаться на этой службе, обещали карьеру, но он не согласился, говорил, что ему было жалко заключённых. Ведь там сидели не преступники. По его убеждению, это были все достойные люди, но их посадили за горсть зерна или опоздание на работу. Правда, потом Миша пожалел, что не остался, говорил, что сейчас был бы большим человеком.
Вернулся в деревню, очень сильно болел. По совету бати Сергея, вылечился барсучьим жиром, который они с одним охотником целых полтора месяца добывали.
В последние годы своей жизни Миша сильно болел. Я умывала его святой водичкой и молилась: «Господи, Пресвятая Богородица, целитель Пантелеимон, батя Сергей, помогите рабу Божию Михаилу преодолеть его недуг». Помогало. А почему я батю Сергея вспоминала, хотя он и не святой, потому что так повелось в родстве Тишкевичей, которые так глубоко почитали батю.
Верил ли он на фронте в Бога? Как рассказывал Миша, однажды на фронте во время обстрела он соскочил с пушки и укрылся в воронке от снаряда. И вдруг услышал голос: «Миша, убегай отсюда». Выскочил он, отбежал метров на десять, а в ту воронку снаряд прямёхонько и попал. Как тут не поверишь?
Бога мы с ним признавали, но в церковь, конечно, не ходили. Он же потом и комсоргом был, и неосвобожденным парторгом, выучился на ветеринарного фельдшера. На эту профессию его благословил батя Сергей, сказав, что ни один жеребец, ни одна животина тебя не ударит. Так и было. Где бы он ни работал, никогда у него падежа не было.
Сам он, правда, заражался от скотины бруцеллёзом, полгода лежал в тубдиспансере Кемерово. А вот, когда Мише в 1993 г. сделали операцию на печени, тут уж мы без Бога – никуда. Два с половиной года у него был постельный режим. Сильно он горевал об этой холерной квартире, которую ему как фронтовику не дали. Ведь наша квартира неблагоустроенная, печку сами топим… Меня он уговаривал, чтобы я не расстраивалась из-за отказа, а душевно-то он всё равно считал: «Меня за страну так изуродовали, а я даже на квартиру не заработал». Ему сильно обидно было. Если бы не эта история с квартирой, он бы и сейчас жив был. Далее Раиса Ивановна рассказала о черствости чиновников, с которыми гордый ветеран не стал бороться.
У Миши была сестра Ульяна, 1923 г. рождения. Очень красивая, статная, высокая девушка с толстой косой. Да, Тишкевичи все красивые. Видели бы Мишу в молодости на фотографии до ранения… Ульяна пришла с фронта по контузии раньше Миши. Мишу ещё не забрали на фронт (он ушёл в октябре 1943 г.), а она уже вернулась домой.
А почему вы переспрашиваете, правда ли, что она фронтовичка? Она действительно – фронтовичка, служила связисткой. Её там контузило, и она потом всю оставшуюся жизнь слышала стрельбу, взрывы, и ей казалось, что она на фронте. Правда, такое состояние у неё не было постоянным. На неё, как говорится, находило: то нет – нет, то есть – есть.
Иногда она обращалась к Мише и говорила: «Миша, я смотрю на тебя и не могу признать. Смотрю на папаньку и думаю, папанька это или не папанька». Ведь, когда я её знала, у ней в памяти было только то, что она знала до фронта.
Умерла Ульяна в начале 80-х в доме престарелых. Ульяна как инвалид войны получала в 1964 г. пенсию 8 рублей. Мне странно, что вы переспрашиваете: «Сколько-сколько!»? Да не восемьдесят, а именно восемь рублей!
Говорите, что ваши студенты не верят вам про такие пенсии? Тогда скажите им, что колхозник тогда получал: кто 6 рублей пенсии, кто 7 или 8 рублей, а кто и все 12 рублей. Мой свёкор в 1964 г. и получал эти 12 рублей, всю жизнь (до 80-ти лет) отработав деревенским кузнецом. Хлеб стоил тогда 14 копеек, бутылка водки – два двадцать.
А, вот, сколько стоило мясо, не знаю. Мы его тогда не покупали и не ели. Для нас это тогда была невообразимая роскошь. А то, что скотину держали (у нас корова была), так всё в налог и отдавали – мясо отдай, молоко 220 литров сдай. Папа пришёл с фронта в 1943 г., а в 1945 г. умер, осталось нас – четверо детей. Мне было восемь лет, а сестре девять с половиной, мы ходили людям полы мыли, пололи, чтобы котелочек картошки заработать.
А картошечка почему-то тогда была очень и очень мелкой, как горох. Мы жили не в колхозе, а в совхозе, потому мама потом получала пенсию государственную, а не колхозную – 57 рублей.
До войны Ульяна работала секретарём сельсовета в Дивинске. Ещё бы! Ведь у ней было десять классов образования. А отправил её на фронт муж её родной сестры Надежды (она с 20-го года) Шачнев Геннадий, который работал военкомом в Промышленном. Это был ещё тот тип.
Точно так же, как сейчас дают взятки от службы в армии, так и он брал взятки за то, что кого-то на фронт не отправлял. Например, оставил дома сына одного маслодела, который этого военкома задарил. Сестра Надя рассказывала, что потом они работали где-то на Иссык-Куле. Там, по её словам, несли ему и пёрли столько уток, рыбы…
Всякие люди были и тогда. Были и такие, кто никак не хотел идти на фронт. Но, в основном, люди шли и не сопротивлялись мобилизации, ведь надо было Родину защищать. Тот мерзавец чужих людей на фронт за взятку не отправлял, а Ульяну, из собственной родни, отправил. Его потом за мошенничество дважды судили, дали 3 года, потом 10 лет.
А Ульяна пришла с фронта контуженой, уверовала в Бога и ходила с батей Сергеем по деревням.
Люди рассказывали, что по молитвам бати происходило выздоровление. Так было и в нашей семье Тишкевичей. Старшая дочь Мария (её все звали Нянькой) училась кататься на велосипеде. Неудачно упала и сильно повредила ногу. Повредила так сильно, что домой её привезли на телеге. Батя Сергей ей помог. Как именно он помог, я не знаю. Но Мария, да и Миша всю жизнь говорили, что, если бы не батя, была бы большая беда с ногой. Он помогал людям со скотиной: помолится, а она и выздоровеет. А ещё Миша рассказывал, что батя говорил как-то загадочно. Скажет что-то, а ты думай, что он имел в виду.
Царство Небесное и бате Сергею, и моему Мише!