«Великая пролетарская культурная революция» развернулась в Китайской Народной Республике в 1966 году и длилась 10 лет. Ей предшествовали следующие события.
Всю зиму 1957/58 года лидер КНР Мао Цзэдун находился в приподнятом настроении. Перед этим он совершил поездку в Москву, которая вселила в него новые силы. Ещё накануне поездки в СССР он начал писать статью, в которой призывал партию и страну следовать курсу «больше, быстрее, лучше, экономнее». 12 декабря 1957 года её опубликовала центральная партийная газета «Жэньминь жибао».
Мао Цзэдун хотел, чтобы Китай во что бы то ни стало догнал и перегнал Англию, а также другие передовые страны по основным показателям хозяйственного развития. А таковыми он считал два: сталь и зерно.
18 февраля 1958 года на расширенном заседании Политбюро Мао при полной поддержке собравшихся объявил курс «больше, быстрее, лучше, экономнее» новой генеральной линией партии в социалистическом строительстве. (Официально эта линия будет принята в мае, на 2-й сессии VIII съезда КПК, в следующей формулировке: «Напрягая все силы, стремясь вперёд, строить социализм больше, быстрее, лучше, экономнее). Чжоу Эньлай (Премьер Госсовета КНР) предложил назвать новый курс «большим скачком».
Во время обмена мнениями на совещании в Наньнине родился план укрупнения кооперативов, объединения в каждом из них до десяти тысяч дворов и более. Эта идея была впервые высказана Мао ещё в 1955 году, однако не получила в то время поддержки. В январе 1958 года в Наньнине к ней вновь вернулись, но только в апреле Лю Шаоци и Чжоу Эньлай придумали название для новых гигантских комплексов: «коммуны».
Первая коммуна («Вэйсин» - «Спутник») была создана тогда же, в апреле, недалеко от уездного города Суйпин на юге провинции Хэнань. Она объединила 27 кооперативов или 43 тысячи человек. Затем была организована коммуна на севере Хэнани, в уезде Синьсян. Её члены, стремясь к разнообразию, назвали её «народная».
Китайские коммунары стали по-новому организовывать производство, переходя к максимально эффективному разделению труда. В коммуне «Вэйсин» и других кооперативах в целях максимальной экономии рабочего времени стали создаваться общественные столовые, домашние кухни же ликвидировались. Это позволило высвободить трудящихся женщин для сверхурочной работы в поле, сберечь топливо, улучшить питание. Коммунаров горячо поддержал Лю Шаоци, на всю страну заявивший, что их почин даёт возможность увеличить число рабочих рук на селе, по крайней мере, на одну треть. «Если раньше (из каждых пятисот человек) более двухсот занимались приготовлением пищи, то теперь еду готовят всего более сорока, да к тому же кормят они сытнее и лучше, да ещё и экономят продукты», - говорил он. Показывали пример коммунары и в деле развития коммунистических отношений. Они ликвидировали заработную плату и приусадебные участки, вводили бесплатное питание, переходили на принцип «от каждого по способностям, каждому по потребностям», обобществляли домашнюю живность и даже утварь. «Кому теперь нужны миски и чашки, если у нас есть общественные столовые, где можно объедаться до отвала?» - недоумевали они, веря, что бесплатное общественное питание означает наступление коммунизма.
Мао Цзэдун настаивал на том, чтобы все работники умственного труда хотя бы месяц в году занимались физическим трудом, помогая рабочим и крестьянам выполнять задания «большого скачка». А эти задания с каждым днём становились всё напряжённее. В мае 1958-го Мао заявил о том, что по производству стали Англию можно перегнать не за 15, а за 7 лет, а по добыче каменного угля – даже за 2-3 года. В июне же выразил уверенность, что уже в будущем, то есть 1959-м, году Англия будет оставлена позади, а через 5 лет Китай уже приблизится к выплавке стали в СССР. Это означало, что в 1958 году КНР должна была получить стали вдвое больше, чем в 1957-м, то есть 10,7 миллиона тонн, в 1959-м – 20-25, а в 1962-м – 60. Чуть позже он пересмотрел эти цифры: ему хотелось иметь в 1959 году 30 миллионов тонн стали, в 1960-м – 60, а в 1962-м – 80-100 или даже 120 миллионов, обогнав Америку. К середине же 70-х Мао Цзэдун рассчитывал иметь ежегодно 700 миллионов тонн, в 2 раза обойдя Великобританию по производству металла на душу населения. Не менее значительным должен был быть и рывок в сельском хозяйстве: в 1958 году производство зерновых тоже планировалось удвоить, доведя его до 300-350 миллионов тонн, в то время как по первоначальному плану даже в 1962 году урожай мог составить чуть более 250 миллионов тонн.
В августе он объявил: «Главной линией на сегодня является промышленность. Вся партия, весь народ занимаются вопросами промышленности». Ему казалось, что «продовольственная проблема уже решена и поэтому можно высвободить руки», чтобы «как следует» заняться металлургией. Люди включились в кампанию «за большее число мартенов». В стране развернулась «битва за сталь». Повсеместно, в деревенских и городских дворах, на спортивных площадках, в парках и скверах возводились кустарные домны. В них взрослые и дети тащили всё, что могли: стальной и железный лом, дверные ручки, лопаты, домашнюю утварь, не представляя себе, что мелкие по размеру печи, созданные кустарным способом, никакой настоящей стали дать не могли.
Уделяя повышенное внимание промышленности, китайское руководство ослабило внимание к зерновой проблеме. Все, кто мог плавить сталь, были брошены на её производство. Уборка риса и других зерновых легла на плечи женщин, стариков и детей. И хотя работали они без выходных, собрать весь урожай не смогли. В 1958 году было собрано 200 миллионов тонн зерновых, только на 5 миллионов больше, чем в 1957 году. В результате, когда пришло время расплачиваться с государством, у крестьян изъяли практически всё. Деревня встала перед проблемой голода.
С середины декабря 1958 года перебои с продовольствием стали ощущаться везде. Даже из правительственной столовой исчезли мясные блюда. Во всех городах люди сутками стояли в очередях. В Пекине по карточкам на месяц можно было получить не больше 330 граммов арахисового масла (для партийных работников норма составляла 500 граммов) и, если особенно повезёт, полкило мяса на человека. Норма риса составляла 14 кг. Сахара же выдавали всего по 500 граммов на семью из трёх человек. В Аньхое, Ганьсу и Сычуани начался голод, который скоро охватил и другие провинции. По некоторым данным, голодало 25 миллионов человек.
В июле – августе 1959 года курс Мао Цзэдуна подвергся критике на совещании коммунистов в Байдайхэ и на VIII Пленуме ЦК КПК в Лушане. Ряд видных деятелей, среди которых был и министр обороны маршал Пэн Дэхуай, выступили с критикой «большого скачка». Мао отверг критику, Пэн Дэхуай и его единомышленники были репрессированы.
1959 год принёс ещё одно удивительное потрясение китайскому народу. На сессии Всекитайского собрания народных представителей 2-го созыва делегатам предстояло переизбрать председателя Китайской Народной Республики – Мао Цзэдуна. Он уступил высокий пост председателю Постоянного комитета ВСНП Лю Шаоци. Мао ушёл сам, но под давлением неблагоприятных обстоятельств. Мао оставил за собой только главный пост – Председателя ЦК КПК.
В 1960 – 1965 годах были проведены мероприятия по ликвидации последствий «большого скачка». Было в общем покончено с голодом и нехваткой товаров, началось восстановление промышленного производства и сельского хозяйства.
Осенью 1962 года Мао Цзэдун начал мощное наступление на оппозиционные ему силы в рядах КПК. Лозунгом стало преодоление «ревизионизма». В качестве средства борьбы были развёрнуты массовые кампании. Удар пришёлся по партийным кадрам. В 1963 – 1965 годах одно за другим развёртываются движения «за социалистическое воспитание», «за революционизацию», «за изучение произведений Мао Цзэдуна». Это был пролог «культурной революции».
В 1965 году резко возросли тиражи изданий работ Мао Цзэдуна по всей стране, причём в некоторых провинциях в 20 – 40 раз по сравнению с 1963 годом. В одном только 1966 году было издано 3 миллиарда «цитатников» Мао Цзэдуна на многих языках мира.
В июле 1964 года было распространено указание Мао о необходимости революционизации творческих союзов китайской интеллигенции, которая в последние годы находится «на грани перерождения в ревизионистов». В 1964 – 1965 годах было проведено перетряхивание руководства всех творческих союзов, входивших во Всекитайский союз работников литературы и искусства.
В феврале 1965 года жена Мао Цзэдуна Цзян Цин убедила его в необходимости разоблачить «контрреволюционную» пьесу известного историка и драматурга профессора У Ханя об отважном и благородном чиновнике XVI века Хай Жуе, осмелившемся высказать правду погрязшему в пороках императору династии Мин. Эту пьесу У Хань сочинил ещё в январе 1961-го, и с тех пор она шла в театрах Китая. В ней были такие слова, обращённые Хай Жуем к императору: «Раньше ещё ты делал кое-что хорошее, а что ты делаешь теперь? Исправь ошибки! Дай народу жить в счастье. Ты совершил слишком много ошибок, а считаешь, что во всём прав, и потому отвергаешь критику». Цзян Цин считала, что У Хань сознательно проводил параллель между «делами» Хай Жуя и Пэн Дэхуая, - то есть «брал на вооружение прошлое, чтобы очернить настоящее». С её точки зрения, цель «злобной» пьесы состояла в том, чтобы нанести удар по авторитету «великого кормчего». Мао Цзэдун послал Цзян Цин в Шанхай, поручив ей, как он потом вспоминал, «организовать публикацию статьи с критикой пьесы «Разжалование Хай Жуя». Его верная жена выполнила задание, подыскав для этой работы местного партийного журналиста Яо Вэньюаня.
Работа над статьёй заняла много времени. Было подготовлено одиннадцать вариантов. Мао трижды просмотрел их. И только к концу лета нашёл, что «в целом она (статья) годится». 10 ноября 1965 года статья появилась в шанхайской газете «Вэньхуэй бао» («Литературные доклады»). 29 ноября «Жэньминь жибао» перепечатала её. Статья дала толчок новому массовому движению, получившему вскоре название «великая пролетарская культурная революция».
Идея радикальной революции в сфере культуры пришла к Мао Цзэдуну ещё в декабре 1963 года во время чтения доклада единомышленника Цзян Цин, шанхайского вождя Кэ Цинши, мрачными красками обрисовавшего положение в этой области. Мао наложил резолюцию: «Во многих областях (культуры) всё ещё господствуют «мерзавцы»… Экономический базис общества уже изменился, но искусство как часть надстройки, обслуживающая базис, до сих пор представляет собой серьёзную проблему. Надо как следует взяться за дело… Как ни странно, многие коммунисты с рвением проповедуют феодально-буржуазное, но только не социалистическое искусство». Он и раньше выказывал неудовольствие тем, что творческая интеллигенция, в том числе находившаяся в партии, стояла в стороне от классовой борьбы.
16 мая 1966 года расширенное заседание Политбюро от имени ЦК приняло текст специального сообщения всем парторганизациям страны, в котором говорилось об образовании Группы по делам культурной революции, непосредственно подчинённой Постоянному комитету Политбюро. Во главе Группы Мао Цзэдун поставил члена Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК, куратора идеологии Чэнь Бода, сделав одним из его заместителей свою жену, министра культуры КНР Цзян Цин. Советником Группы стал член Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК, куратор карательных органов Кан Шэн. Именно это сообщение впервые призвало всю партию «высоко держать великое знамя пролетарской культурной революции». Оно было написано самим Мао. С этого сообщения началось вовлечение в «культурную революцию» широких масс.
Мао Цзэдун давно размышлял о необходимости более глубокого вовлечения в «подлинную социалистическую революцию» молодёжи. Он считал «классовую борьбу» самой главной дисциплиной. От большинства же других предметов, которые изучались в учебных заведениях, был, по его мнению, только вред. Поэтому количество часов, отводимых на лекции, надо было, с его точки зрения, решительно сократить, а всем студентам вместо того, чтобы «слушать всякую галиматью», следовало тратить время на активное участие в «классовых битвах». «Нынешний метод (образования) калечит таланты, калечит молодёжь, - возмущался Мао. – Я его не одобряю. Читать столько книг… Это нужно прекратить!». Не нравилась ему и система академических экзаменов. «Нынешний метод проведения экзаменов – это метод отношения к врагу», - утверждал он, ратуя за то, чтобы учащиеся сдавали тесты по правилу: «Я не умею – ты напишешь, а я у тебя перепишу. Ничего в этом страшного нет». Некоторые экзамены, с его точки зрения, надо было вообще отменить. «Теперешнюю систему образования, программы, методику, методы проведения экзаменов – всё надо менять, ибо они калечат людей», - резюмировал он на одном из собраний за два года до «культурной революции». Одной из главных задач Группы по делам культурной революции стала «чистка» учебных заведений от «каппутистов» (идущих по капиталистическому пути) и мобилизация молодёжи на участие в классовой борьбе.
Кан Шэн направил свою жену в Пекинский университет, где секретарём парткома философского факультета работала её знакомая по имени Не Юаньцзы. Супруга Кана подговорила Не организовать нескольких студентов выступить против горкома партии и партийного руководства Бэйда (именно так китайцы обычно называют этот вуз). Сорокапятилетняя женщина с радостью согласилась и 25 мая вместе с шестью студентами вывесила на стене столовой университета дацзыбао (газету больших иероглифов). В ней она обвинила некоторых руководителей отдела Пекинского горкома по университетской работе, а также ректора (он же секретарь парткома) Бэйда в «проведении ревизионистской линии, направленной против ЦК партии и идей Мао Цзэдуна». Это был бунт. Но Не и её студенты ничего не боялись: за ними стояла Группа по делам культурной революции.
Едва получив текст газеты больших иероглифов, Кан Шэн тут же послал его Мао, который находился в Ханчжоу. И тот немедленно восславил эту дацзыбао как «первую марксистско-ленинскую дацзыбао», дав телефонное указание Кан Шэну и Чэнь Бода распространить её в средствах массовой информации. К тому времени Чэнь уже направил в редакцию «Жэньминь жибао» рабочую группу, которая установила контроль над этим изданием. Мао давно выказывал недовольство этой газетой, никому не советуя её читать, потому что она находилась под влиянием умеренных политиков Лю Шаоци, Дэн Сяопина (Генеральный секретарь ЦК КПК) и Пэн Чжэня (мэр Пекина). Помимо этого, сторонники радикальной линии Мао Цзэдуна стали контролировать и информационное агентство Синьхуа.
Вернувшись в Пекин, Мао потребовал, чтобы «культурная революция» проводилась при опоре только на молодёжь и революционных преподавателей. «Если не опираться на них, то на кого же?» - вопрошал он. 1 августа он написал приветственное послание одной из молодёжных организаций, созданной 29 мая в средней школе при Пекинском техническом университете Цинхуа. Организация именовала себя «Хунвэйбин» («Красные охранники»). Название очень понравилось Мао, и он похвалил её членов, заявив: «Мы оказываем горячую поддержку всем, кто занимает такую же, как и ваша, революционную позицию в великой культурной революции, будь то в Пекине или в стране в целом». Как только письмо было оглашено, среди учащейся молодёжи по всей стране началась эпидемия организации хунвэйбиновских групп.
В этой обстановке в первой половине августа Мао провёл очередной расширенный пленум ЦК, на который пригласил «революционных преподавателей и студентов» из разных вузов. 5 августа, когда пленум был в самом разгаре, написал собственную дацзыбао из двухсот с лишним иероглифов, название которой «Огонь по штабу!» привело в трепет многих партийных работников.
8 августа пленум принял специальное «Постановление Центрального комитета Коммунистической партии Китая о Великой пролетарской культурной революции». В нём перед «широкими массами рабочих, крестьян, солдат, революционной интеллигенции и революционных кадров» была поставлена цель «разгромить облечённых властью лиц, идущих по капиталистическому пути, раскритиковать буржуазные реакционные «авторитеты» в науке, раскритиковать идеологию буржуазии и всех других эксплуататорских классов, преобразовать просвещение, преобразовать литературу и искусство, преобразовать все области надстройки, не соответствующие экономическому базису социализма, с тем, чтобы способствовать укреплению и развитию социалистического строя». Принятие постановления не обошлось без определённой борьбы. Как позже вспоминал Мао, «только после дискуссии мне удалось набрать чуть больше половины голосов. Разумеется, многие по-прежнему не приняли эту точку зрения».
Через пять дней после пленума, 18 августа, стоя на балюстраде дворцовой башни Тяньаньмэнь, Мао приветствовал сотни тысяч собравшихся на площади хунвэйбинов. Наэлектризованная толпа заходилась в экстазе. Многие обезумевшие от восторга студентки плакали навзрыд. Многие юноши и девушки с букетами и гирляндами цветов танцевали. Над людским океаном реяли красные знамёна и высились гигантские портреты вождя. Это было впечатляющее шоу.
Наряду с хунвэйбиновскими, по всей стране стали создаваться организации молодых рабочих и служащих, получившие название «цзаофань» («бунтари»). Это слово было заимствовано из ставшей к тому времени знаменитой на весь Китай фразы Мао, впервые сформулированной им в Яньани во время выступления по случаю шестидесятилетней годовщины Сталина: «Законы марксизма запутаны и сложны, но в конечном итоге они сводятся к одному: «бунт – дело правое» («цзаофань юли»)». 5 июня 1966 года об этой идее Председателя напомнила «Жэньминь жибао», после чего выражение «цзаофань юли» использовали в названиях своих дацзыбао всё те же хунвэйбины из средней школы при университете Цинхуа. Они прислали эти газеты Мао, который в уже знакомом нам письме к ним воскликнул: «Вы… заявляете, что бунт против реакционеров – дело правое. Я выражаю вам горячую поддержку». Письмо, как уже говорилось, было тут же растиражировано. После этого выражение «бунт – дело правое» стало главным лозунгом «культурной революции».
Вдохновлённые известиями о встрече Мао Цзэдуна с хунвэйбинами 18 августа юноши и подростки бросились на поезда, чтобы поехать в Пекин. Каждому хунвэйбину и цзаофаню хотелось увидеть «великого кормчего». И Мао приветствовал их порыв, до конца ноября проведя на площади Тяньаньмэнь восемь встреч-парадов, в которых приняло участие более 11 миллионов человек! Наиболее грандиозными были демонстрации 25 и 26 ноября, в них участвовало 2,5 миллиона «революционных» студентов. Занятия в вузах к тому времени были давно отменены.
В конце декабря в Пекине состоялась пятитысячная демонстрация под лозунгами «Долой Лю Шаоци! Долой Дэн Сяопина!». Вскоре после этого аналогичные демонстрации начались по всей стране.
Лю и Дэн моментально исчезли с политической арены. А уже 1 января 1967 года на стене особняка Лю в Чжуннаньхае появилась надпись: «Долой китайского Хрущёва Лю Шаоци!». Ещё через два дня там же, в резиденции ЦК, был организован «митинг критики и борьбы», на котором Лю и его жена Ван Гуанмэй были подвергнуты публичному порицанию. Впоследствии такие «митинги» стали частыми.
27 декабря 1966 года Цзян Цин направила пекинских хунвэйбинов в провинцию Сычуань, где находился опальный Пэн Дэхуай. Группа молодёжи ворвалась к нему в дом, схватила его и доставила в столицу, где его посадили в тюрьму. Пэна мучили и избивали более ста раз, сломав рёбра, искалечив лицо и отбив лёгкие. То и дело его таскали на «митинги критики и борьбы». Престарелый маршал непрерывно стонал, с трудом говорил. Из тюрьмы он написал Мао: «С самым последним приветом к вам! Желаю вам долгих лет жизни!». Умер он 29 ноября 1974 года.
Не выдержал преследований и Лю Шаоци. Почти весь 1967 год над ним издевались на «митингах» в Чжуннаньхае и других учреждениях Пекина. В середине сентября его жену бросили за решётку, после чего у убитого горем Лю наступил гипертонический криз и резко увеличился сахар в крови. Всё это сопровождалось нарушением функций вегетативной нервной системы. К тому же он подхватил воспаление лёгких. Совершенно больного его держали под домашним арестом, практически отказывая в медицинской помощи. В середине же октября 1969 года тайно, под вымышленным именем Лю Вэйхуан, вывезли в Кайфэн (провинция Хэнань), где и оставили умирать, уже совершенно безнадёжного, в одном из зданий, принадлежавших местным «революционным» властям. В комнате, где его поместили, не было никакой мебели, если не считать грязных носилок на полу, служивших Лю постелью. Через месяц, 12 ноября, бывшего Председателя КНР не стало. «Скорая помощь» пришла к нему через два часа после смерти. В свидетельстве о его кончине в графе «занимаемая должность» врач написал: «Безработный». Причиной же смерти указал «болезнь».
Жертвами хунвэйбиновско-цзаофаневского террора стали и многие другие, менее известные, деятели КПК. «Культурная революция» неслась по стране как огненный смерч, и горе было тому, кто оказывался на её пути.
В начале января 1967 года подстрекаемые членом Группы по делам культурной революции, леваком Чжан Чуньцяо хунвэйбины и цзаофани Шанхая, штурмом взявшие здание городского комитета партии за неделю до этого, свергли членов горкома. Возглавлял этот бунт молодой охранник одной из текстильных фабрик Ван Хунвэнь, уже в ноябре 1966 года попавший в поле зрения маоистов. Ван тогда спровоцировал инцидент на станции Аньтин в предместье Шанхая, на тридцать часов перекрыв железнодорожное движение в Нанкин. Его сторонники просто легли на рельсы, требуя, чтобы им предоставили поезд для поездки в Пекин на встречу с «великим кормчим».
Узнав о захвате горкома в Шанхае, Мао пришёл в восторг. «Это свержение одним классом другого класса, - объявил он, - это великая революция». Единственное, что его беспокоило, так это относительная слабость хунвэйбинов и цзаофаней, а потому он дал команду министру обороны Линь Бяо направить на помощь «левым» войска Народно-Освободительной Армии Китая.
По всей стране создавались новые органы власти – так называемые «революционные комитеты», в которых портфели делились между представителями трёх сторон: лидерами хунвэйбинов и цзаофаней, офицерами НОАК и «революционными кадровыми работниками». Партийные органы на местах оказались полностью парализованными.
После того, как всякая оппозиция была подавлена, в 1967 году Председатель Мао заговорил о том, что следовало, «взявшись за революцию, стимулировать производство». Но усмирить разгорячившуюся молодёжь оказалось трудно. По всем городам и посёлкам маршировали отряды юношей и девушек, выкрикивавших душераздирающие лозунги типа: «Да здравствует Председатель Мао!», «Размозжим собачью голову главарю чёрной банды Лю Шаоци!», «Долой ревизионизм!». По-прежнему вылавливали «каппутистов» и членов их семей, устраивали судилища. Вытаскивали из квартир измученных престарелых профессоров и партийных работников, ставили их на импровизированные трибуны под палящее солнце или на лютый мороз, надевали на них колпаки и вешали им на шеи плакаты: «контрреволюционный ревизионистский элемент такой-то», «член чёрной антипартийной банды такая-то». Лица жертв мазали дёгтем или чернилами, одежду на них разрывали, а затем заставляли их кланяться «революционным массам», до изнеможения признаваясь во всевозможных «грехах».
У Мао Цзэдуна вызывало волнения то, что движение хунвэйбинов оказывало всё более разрушающее влияние на народное хозяйство. Революционные юноши и девушки по призыву Линь Бяо и Цзян Цин вели борьбу с «четырьмя старыми»: старой идеологией, культурой, нравами и обычаями. А под эти определения попадало практически всё.
Поняв, что сами хунвэйбины не успокоятся, Мао стал действовать против них. В середине октября 1967 года по требованию Председателя было принято постановление о немедленном возобновлении занятий в школах и университетах. В конце октября Мао сделал ещё один шаг: дал указание Центральному комитету и Группе по делам культурной революции издать директиву о возобновлении деятельности партийных организаций во всех местах, где были созданы революционные комитеты.
Но ситуация всё ещё оставалась сложной. Хунвэйбины удерживали школы и вузы. И тогда 3 июля 1968 года Мао Цзэдун потребовал незамедлительно прекратить беспорядки. 27 июля свыше тридцати тысяч рабочих из более чем шестидесяти промышленных предприятий Пекина, объединённых в так называемый «Пропагандистский отряд идей Мао Цзэдуна», вошли на территорию университета Цинхуа. Произошли столкновения, десять человек были убиты. После этого, в августе, в действие вступили войска НОАК. Только им и удалось навести порядок, захватив университеты, ставшие, по словам Председателя, «большими и малыми независимыми королевствами». В течение второй половины 1968 года миллионы молодых людей были депортированы в сельскую местность, в лагеря трудового перевоспитания, где их подавляющее большинство оставалось вплоть до смерти «великого кормчего» в 1976 году.
После того как борьба с «умеренными», а затем и с хунвэйбинами фактически завершилась Мао Цзэдун принял решение провести IX съезд партии. Он состоялся с 1 по 24 апреля 1969 года в Пекине. На нём присутствовали 1512 делегатов, представлявших почти 22 миллиона коммунистов. Главным итогом форума было единогласное принятие нового партийного устава, в котором вновь, как и в уставе, одобренном VII съездом, теоретической основой КПК объявлялись «идеи Мао Цзэдуна». Только теперь они были названы марксизмом-ленинизмом «такой эпохи, когда империализм идёт к всеобщему краху, а социализм – к победе во всём мире».
На съезде был коренным образом изменён персональный состав руководящих органов КПК. Новый Центральный комитет в количестве 170 членов и 109 кандидатов был сформирован исходя из принципа сочетания «трёх сторон»: Мао включил в него главных вождей «культурной революции», крупных командиров НОАК и наиболее преданных ему «революционных» партийных работников. Единственным заместителем Председателя был избран Линь Бяо.
На состоявшемся сразу после съезда 1-м пленуме вновь избранного ЦК в новый состав Политбюро впервые вошли жёны Мао и Линь Бяо, Цзян Цин и Е Цюнь, а также активные деятели «культурной революции» из Шанхая Чжан Чуньцяо и Яо Вэньюань. В Постоянный же комитет Политбюро, помимо Мао и Линя, были включены Чэнь Бода, Чжоу Эньлай и Кан Шэн. Как съезд, так и пленум завершились бурными рукоплесканиями. Долго не утихали возгласы: «Да здравствует победа Великой пролетарской культурной революции!», «Да здравствует Коммунистическая партия Китая!», «Да здравствуют всепобеждающие идеи Мао Цзэдуна!», «Да здравствует Председатель Мао Цзэдун!».
Руководители Китая, пришедшие на смену Мао, признали, что за десять лет, прошедшие с момента, когда началась «культурная революция», и вплоть до его смерти в 1976 году тем или иным образом пострадали 100 миллионов человек (одна девятая часть всего населения). Самой заветной мечтой Мао Цзэдуна было превращение Китая в сверхдержаву. Отчасти для этого он и затеял чистку – чтобы привести к власти новых людей, которые больше соответствовали его требованиям.
Литература:
1. Мао Цзэдун / Александр Панцов. – 2-е изд., испр. – М.: Молодая гвардия, 2012. – 867 [13] с.: ил. – (Жизнь замечательных людей: сер. биогр.; вып. 1392).
2. Чжан Ю., Холлидей Дж.
Неизвестный Мао / Пер. с англ. И.А. Игоревского. – М.: ЗАО Центрполиграф, 2007. – 845 с.
3. Яковлев М.И.
17 лет в Китае. – М.: Политиздат, 1981. – 320 с.
4. Мусский И.А.
100 великих диктаторов. – М.: Вече, 2002. – 656 с. (100 великих)