Я очень люблю анализировать книги, часто мысленно к ним возвращаюсь. а уж романы Крапивина дают бесконечную почву для размышлений.
Поэтому делюсь длинной простыней моих раздумий об одной линии в "Островах и капитанах". О той, которая в детстве казалась мне самой неинтересной. Я имею в виду историческую часть.
Структура трилогии построена так: есть настоящее, в котором живут герои. И есть страницы повести одного из героев (судьба этой повести, собственно, и является пружиной основного конфликта в трилогии). Они достаточно редки, не разрывают основное повествование, а дополняют его. И при этом являют собой вполне самостоятельную историю, которая, однако, перекликается с настоящей жизнью главных героев.
Повесть, как я поняла из имеющихся глав, историческая, но с психологическим оттенком. Попытка разобраться в характерах и ситуациях.
За основу повести взято кругосветное путешествие кораблей "Надежды" и "Невы" во главе с Иваном Федоровичем Крузенштерном (и вы мне сейчас даже не говорите про "человек и пароход"). В процессе этого путешествия разгорелся конфликт между Крузенштерном и графом Резановым, которого морякам жестко навязали "сверху" как "контролирующий орган". Да, кстати: это тот самый Резанов, который позже стал романтическим героем "Юноны и Авось". Конфликт, кстати, действительно имел место, это не выдумка автора повести или самого Крапивина. Я в свое время почитала немного на эту тему.
В повести на корабле был молодой лейтенант Головачёв, который - один из всех - старался поддержать Резанова. И когда тот, наконец, отбыл в закат, а все участники экспедиции вздохнули с облегчением, Головачёв застрелился.
Читала очень хорошего обзорщика произведений Крапивина, который признавался, что совершенно не понимает эту историю.
Я на полное понимание не претендую, но своя версия у меня постепенно сложилась.
Из воспоминаний Петра Головачёва мы узнаем, что он, как многие мальчики из благородных семей, был отдан в казённое заведение на учебу. Сейчас как-то понимают, что разлука с домом и муштра идут на пользу далеко не всем. А тогда такими тонкостями не заморачивались. И вот Петя, видимо, был как раз таким мальчиком, которому казенщина противопоказана. Ему доставалось от "товарищей", он очень страдал. И у него была мечта - что однажды их посетит матушка императрица. Утрет ему слезы, приласкает, сурово накажет обидчиков.
Таким образом, мы получаем портрет слабого человека, мечтающего о сильном и справедливом покровителе. "Слабого" я говорю без малейшего осуждения. Для меня слабый - тот, кто ищет опору вовне, а не внутри себя. Я считаю, что сильным проще стать, если сначала была та самая опора "во вне", и она постепенно помогла взрастить внутреннюю. Я говорю, конечно, о родителях и их безусловной любви и поддержки. У Петра такой опоры-защиты-любви не было. А отчаянная потребность в ней была.
Став участником путешествия, Петр Головачев, конечно, насмотрелся на действительно сильных людей. Тот же Иван Федорович Крузенштерн - человек однозначно могучий (надеюсь, всем понятно, что я не о мышцах).
Но проблема в том, что сильные цельные люди и других по умолчанию считают равными себе, то есть, сильными и не ущербными. И не готовы выступать в роли постоянных костылей.
А вот Резанов своими задушевными разговорами и якобы теплым отношением смог дать лейтенанту иллюзию защиты и понимания. И Головачёв к этой опоре прислонился всей душой. Почему я говорю об иллюзии? Потому что Резанов(именно в повести) тоже душевно слабый человек. Намного слабее Головачёва. Об этом говорят и его подловатые поступки, и его яростное стремление в любом конфликте навербовать себе помощников. Но Головачёв им уже пригреет и "приручен". И потому изо всех сил закрывает глаза на откровенно некрасивое поведение Резанова. Кроме того, он понимает, что это такое, когда тебя все гнобят. И, как может, защищает того, к кому уже привязался. В этот моменты уже Резанов использует его как "костыль".
На что Головачев надеялся? На то, что Резанов, разлучаясь с экспедицией, возьмёт его с собой. Но этого, естественно, не происходит. Надобность в поддержке отпала, и Резанов, прощаясь, просто отмахнулся от того, кого "приручил". Меж тем, команда, по мысли Головачёва, уже видит в нем врага, раз он вставал на сторону Резанова. Он оказался преданным (для него равнодушие Резанова - настоящее предательство), брошенным да ещё во враждебной обстановке. На самом деле, это абсолютно не так. Его все жалеют. Просто...ну как-то не принято было у моряков проводить сеансы психотерапии, обниматься и рыдать. Да и сам Головачев отмахивался от редких проявлений сочувствия, считая их, видимо, неискренними и унизительными. Образовавшуюся дыру в душе было уже не заткнуть. Человек, мучился, метался, замкнулся, не мог ни с кем нормально поговорить, не мог сменить обстановку. Ну и случилось...то, что случилось. По повести, эта трагедия вечным укором легла на совесть Крузенштерна. За то, что не увидел, не поговорил, не переубедил. Как отреагировал узнавший об этом позже Резанов, было неясно, тем более, что он сам скончался через непродолжительное время.
Кстати, я не помню, сколько было лет Головачёву. Давно читала, извините. В любом случае, судя по его реакциям, он явно очень-очень молод.
Я сказала про параллели повести с тем, что происходит с героями трилогии. Так вот, я в детстве упорно не видела параллели "Крузенштерн-Головачев- Резанов" и "Толик-Шурка-Олег". А она, конечно, кристально очевидна. Маленький, затюканный родителями Шурка всей душой прикипел к пригревшему его Олегу Наклонову. И ничего, что тот бесконечно обесценивал его. Главное - вот эта иллюзия доброго покровительства. Ох, думаю, Наклонов здорово наслаждался этой властью под видом опеки. И тут появился Толик. Который внезапно показал, что можно помогать более слабому физически и при этом общаться с ним на равных. И который видел в Шурке лучшее. В этом и победа, и ошибка Толика. Ошибка - потому что Шурка тогда оказался к равной дружбе не готов. Победа - потому что уже повзрослевший и постаревший Ревский много позже признался, что душевно всю жизнь мечется между двумя друзьями. А ведь Толика к тому моменту уже давно не было в живых. Видеилсь они с Шуркой совсем немного. Но вот такой след он сумел оставить в душе затюканного ребенка. И мне хочется верить, что и в дальнейшем помогал взрослеющему Ревскому уже воспоминаниями о том, как верил в него и поддерживал в нем человеческое достоинство.