Никита терпеть не мог это время года. Раннюю весну, когда девственно-белый снег под ногами превращался в отвратительную грязную жижу, а лукавые солнечные дни чередовались с морозными ночами...
Но самое главное, лед на городском пруду начинал таять и издавать этот невыносимый, проникающий в самый мозг звук.
Все началось, когда Никите было десять лет.
Тогда на весенние каникулы его отправили в деревню к бабушке с дедушкой. Это было впервые – он всегда ездил к ним исключительно летом. Он уже и не помнил, почему родители так решили.
Это была скучная поездка: в марте в деревне делать было абсолютно нечего. Все дни напролет Никита копался в сугробах у бабушки в огороде или ходил к замерзшему озеру, которое уже начинало потихоньку оттаивать.
Там-то он и встретился с Пашкой. В этом худощавом деревенском мальчишке все было несуразно и нескладно: и тонкая цыплячья шея, торчащая из ворота свитера, и старомодный ватник не по размеру, и шапка-ушанка, одно «ухо» которой было распущено и ходило ходуном, покачиваясь от малейшего движения.
Мальчик рьяно лупил по подтаявшему сугробу длинной вичкой, оставляя на нем синеватые рубцы. Увидев подошедшего Никиту, он без всяких церемоний выпалил:
- Ненавижу снег!
С этой странной фразы и началось короткое знакомство двух мальчиков. Весь день Никита провел у озера в компании своего нового приятеля. Его восхищала бойкость и бесстрашность этого деревенского мальчугана – при всей своей внешней щуплости он был намного проворнее и сильнее Никиты. Они бегали наперегонки вдоль берега, играли в снежки и рыли ходы в липком подтаявшем снеге.
А в какой-то момент Пашка с прищуром посмотрел на Никиту и сказал:
- Хочешь услышать, как воет лед?
Никита сначала подумал, что ему послышалось или он не так понял своего нового знакомого:
- Это как?
Пашка проворно спрыгнул с берега на начавшую таять поверхность озера и призывно мотнул головой:
- Пошли покажу!
Никите было боязно ступать на хлипкий лед, и он, не зная, как поступить, беспомощно мялся на берегу.
- Струсил что ли?
В голосе Пашки прозвучала нескрываемая издевка:
- Я всегда знал, что вы, городские, - трусы и слабаки!
После такого Никита не мог оставаться на месте. Разве он может позволить какому-то деревенскому мальчишке насмехаться над собой? В порыве решительности он спрыгнул на лед и тут же услышал, как под ногами что-то предательски хрустнуло.
- А теперь подойди поближе и послушай, - Пашка показал на большую трещину во льду, присел на корточки и уставился куда-то вниз.
Никиту все еще не отпускали сомнения, что его новый приятель в очередной раз разыгрывает его. Это было не первое «испытание» за день - то Пашка заваливал его ход в сугробе и с хохотом убегал, оставляя его «замурованным» в снегу, то рассказывал ему местные страшилки про озерного утопленника, от которых кровь стыла в жилах...
Но Никита не мог дать слабину. Он же мужчина, он не должен трусить, как какая-то девчонка! Он послушно сделал два шага вперед и присоединился к Пашке. Льдина под ногами слегка качнулась, и его бросило в жар от страха. Еще чуть-чуть, и они провалятся в ледяную воду! Хорошо, что хоть от берега недалеко...
Не подав виду, что ему страшно, Никита бросил быстрый вопросительный взгляд на Пашку. Тот, ни слова не говоря, лишь кивнул на трещину во льду и ехидно улыбнулся. Неужели он понял, что Никита весь трясется от ужаса? Ну уж нет, не дождется, он сдаваться не станет!
Мальчик взял все свое самообладание в кулак и навострил уши, стараясь игнорировать коварные похрустывания льда под ногами. Какое-то время ничего не происходило, но потом он действительно что-то расслышал.
Поначалу он принял это за звуки ветра. Только это был совсем не ветер. Кто-то или что-то выло из щели во льду.
Теперь Никите в одночасье стало холодно, несмотря на теплую куртку и шерстяной шарф. По коже забегали тревожные мурашки, словно сотни лилипутов топтали его спину крошечными ледяными ступнями.
То гудя басом, то срываясь на комариный писк, загадочный источник звука не умолкал ни на секунду.
И как только Никита не слышал этот вой прежде? Он был довольно громким. А теперь же он стал не просто громким, а оглушающим. Мальчику уже стало казаться, что целый хор несчастных неземных существ стонет глубоко подо льдом замерзшего озера.
На долю секунды ему даже захотелось броситься туда, вниз, и спасти этих неведомых узников, заточенных в лед. Припав к щели и затаив дыхание, он слушал, не в силах пошевелиться. Он позабыл и про вредного Пашку с его подковырками, и про опасность провалиться под лед. Сейчас существовал только он и этот вой – такой зовущий, такой гипнотизирующий...
Никита толком не понял, что произошло. Все случилось так быстро, что он не успел опомниться.
Только что он усердно слушал вой из трещины во льду, мучаясь противоречивыми чувствами: то страхом, то желанием помочь непонятно кому и непонятно зачем... И вдруг все куда-то исчезло, и остался лишь пронизывающий насквозь, перехватывающий дыхание холод. А еще отдаленный Пашкин смех.
Только через несколько мгновений Никита сообразил, что провалился под лед. Он был в воде по грудь. Оказалось, что он инстинктивно уцепился руками за льдину и это спасло его: он ушел под лед не полностью, а лишь наполовину.
- Паша... – Не закричал, а чуть слышно прошептал Никита, беспомощно озираясь.
Но вокруг никого не было. Его новый друг исчез так же внезапно, как и появился.
Никита понял, что помощи ждать не от кого, и принялся карабкаться на льдину, превозмогая парализующий холод и животный страх за собственную жизнь. К счастью, он был недалеко от берега, и ему довольно быстро удалось выбраться.
Не помня себя от пережитого потрясения, Никита кое-как дотащился до дома. Деда чуть не хватил удар, когда он увидел, как измученный, испуганный и с головы до пят мокрый внук вошел в избу. Бабушка, только что вышедшая из внутренней комнаты, выронила из рук газету и бросилась к мальчику. Она стягивала с него мокрую одежду, что-то говорила, спрашивала, но Никита в мыслях был все еще там, на полурастаявшем озере, где кто-то завывает из щелей между льдинами...
Неудивительно, что Никита в тот же вечер слег с температурой. А на следующее утро приехали родители и забрали его обратно в город. Пашку он больше не видел ни в тот раз, ни в какую-либо другую свою поездку в деревню. Он год за годом приезжал к деду с бабушкой на летние каникулы, но странный приятель – любитель воющего льда – ему больше не попадался.
Только все это не прошло бесследно. С той поры Никита каждую весну слышал этот звук. Вой тающего льда. Или того, кто живет под этим самым льдом...
Что-то случилось с ним в тот пасмурный мартовский день у деда в деревне – что-то более важное, чем то, что он провалился в ледяное озеро и чуть не погиб. Его мозг словно настроился на неизвестную волну, которая была неподвластна восприятию остальных людей. Никто, кроме Никиты, не слышал этот вой.
А в городе он стал еще более невыносимым. Каждый год с приходом марта городской пруд принимался выть, как раненое животное. Или как хор обреченных на вечные страдания мучеников. Иногда и самому Никите от обиды хотелось завыть в такт этому печальному призрачному звуку. От обиды, что никто не понимает. И что никто не воспринимает всерьез.
Никита не раз пытался рассказать про вой родителям, но они отмахивались от него и называли фантазером. Мать даже сводила его к нескольким врачам, но все они говорили примерно одно и то же: «мальчик совершенно здоров», «наверное, фантазия слишком богатая», «не придавайте значения, с возрастом пройдет».
Так Никита и научился жить по соседству с воющим льдом. Он долгое время пытался разобраться в том, что происходит, выяснить, откуда берется этот звук. При этом подходить близко к пруду опасался – он помнил, каким гипнотическим был этот вой и как он заставил его провалиться в холодную воду. Но загадка все равно не отпускала, бередила воображение. В силу возраста оно работало отменно, и Никита представлял себе сказочных существ, заточенных в ледяном пруду, которые просят о помощи и хотят, чтобы их освободили.
Но вот сказки остались в детстве, и их место в голове у Никиты заняли вполне насущные проблемы и заботы. В определенный момент он перестал мучиться и просто смирился. Да, он слышит этот странный звук каждую весну. Да, он такой один. Ну и черт с ним, жизнь-то продолжается!
В конце концов Никита принял твердое решение забыть об этой странности как о детском кошмаре. Он стал обходить городской пруд стороной, как только солнце начинало светить по-весеннему, а температура воздуха перебиралась за ноль. Долгое время у него получалось держать воющий лед в дальних ящиках памяти и делать вид, что ничего не происходит; что врачи оказались правы и с возрастом все бесследно прошло.
Но в этом году все пошло не так.
В конце марта внезапно ум ер его дедушка, и Никите пришлось ехать именно туда, где произошла его первая встреча с воющим льдом, и именно в то время года, когда с ним приключилась эта странная история.
... Так получилось, что похо роны и пом инки прошли без Никиты и его матери. Они прибыли в деревню только через неделю после похо рон. Соседка деда Наталья Макаровна несколько дней не могла до них дозвониться, чтобы сообщить о случившемся: родители Никиты были в отпуске за границей, а он сам – на институтской практике в другом городе. У нее был лишь телефон их квартиры: дед был консерватором, мобильную связь не признавал и всю жизнь звонил исключительно на домашний. Так и вышло, что хор онили деда соседи, а не родная дочь с внуком. Впрочем, именно с этими людьми он бок о бок провел всю свою жизнь, так что чужими их назвать было нельзя.
Узнав о трагедии, Никита с матерью следующим же утром сели в машину и примчались в деревню. Не успели они переступить порог дедова дома, как хлопнула калитка и в огороде показалась грузная фигура Натальи Макаровны. Никита помнил ее еще со времен своих детских поездок в деревню: это была живая, бойкая хохотушка с румяными щеками и громким голосом. Она много шутила и всегда угощала его какими-нибудь домашними лакомствами – пирогами или ватрушками, - которые, судя по ее необъятной фигуре, с удовольствием ела и сама. Теперь же от былой Натальи Макаровны остались лишь ее внушительные размеры, а вся ее живость и веселость ушли вместе с молодостью. Из глаз пропал задорный блеск, лицо обрюзло и покрылось глубокими морщинами, а некогда звонкий голос исказился старческой скрипучестью.
Соседка подошла ближе, щуря глаза и присматриваясь:
- Ольга, ты? Приехали наконец-то! Никитушка, ты ли это? Не узнать тебя, совсем взрослый стал!
Она всегда называла его этим старомодным и каким-то уютным, по-домашнему теплым именем, и на несколько секунд в памяти Никиты всплыли забытые счастливые дни и вечера, проведенные в деревне. Вот он босиком бежит по прохладной от росы траве, вот с разбегу плюхается в нагретую солнцем воду, вот слушает дедовы байки на скамейке под окном, глядя, как над озером стелется вечерний туман... Воспоминания нахлынули лавиной и тут же растворились, как шлейф духов случайного прохожего.
Наталья Макаровна еще что-то говорила и спрашивала. Кончилось тем, что она пригласила городских гостей к себе на чай. Мать сразу же согласилась; по всей видимости, ей хотелось подробнее разузнать о том, что случилось с дедом. По телефону соседка толком ничего не объяснила и быстро положила трубку – то ли экономила, то ли были проблемы со связью.
Никите не особо хотелось тратить время в компании деревенской старухи. Он рассчитывал, что они с матерью управятся за один день: сходят к деду на мог илку, получат документы в местной администрации и уедут обратно в город. Но отказываться от приглашения было невежливо, поэтому он безропотно поплелся вслед за женщинами.
Продолжение здесь: