В поселковой столовой было шумно и многолюдно. Накрытые столы просто ломились от разнообразных блюд. Чего там только не было. И салаты, обильно сдобренные майонезом, и закуски, причудливо выложенные на тарелки. Овощные и фруктовые тарелки виртуозно вклинились между мясными и сырными нарезками, а из кухни доносились такие ароматы горячих блюд, что мужчины, стоящие на крыльце жадно сглатывали слюну, и вдыхали в легкие побольше табачного дыма, чтобы хоть как-то обмануть свои вкусовые рецепторы.
Женщины, такие красивые, непривычно нарядные и веселые сновали по залу туда-сюда, жонглируя бесконечными тарелками, сдвигая и группируя уже расставленные блюда, чтобы примостить свою ношу. Казалось, что стол сейчас просто не выдержит это сумасшедшее нашествие еды, и просто лопнет под грузом такой ответственности, но ведь это всего лишь закуски, и до основных, коронных блюд дело еще не дошло.
-Нинка, а манты готовы?
-А куры? Куры-то?
-Каравай! У кого каравай?
-Да где же Марья-то с блинами? Уже и торт привезли, а блинов как не бывало! Скоро молодые появятся, а у нас еще и конь не валялся! Мишка, ну что ты стоишь-то? Иди!
-Куда идти? За конем?
-За каким конем?
-Ну за тем, который еще не валялся?
-Да тьфу на тебя, оглашенный! Шуточки все у него! Я тебе сейчас такого коня покажу! Стулья неси, да расставляй, нечего тут под ногами путаться!
Михаил, ни капельки не обидевшись, весело похохатывая пошел выполнять приказ. Женщины, что с них взять! Все чего-то суетятся, гоношатся, бегают, все им мало. Хотя, свадьба- дело такое, ответственное. Племяшка родная замуж выходит, тут уж не грех и подсобить.
Наконец, все приготовления завершены, стулья расставлены, столы пестрят блюдами, источая такой аромат, что у всех присутствующих, с утра и крошки в рот не закинувших, уже и животы свело от голода, а у иных и к спине те животы прилипли.
-Ну где же они? Должны уже приехать!-сказала одна из гостей.
-Да уж, когда они появятся? -заметила другая. Вот если бы в нашем сельсовете расписывались, уже бы и за столы давно уселись.
-И что за мода- в город расписываться ехать? Напустили блажь на себя, мол мода, эт самое! Вот помню мы когда женились-то с бабкой моей, сходили в совет, расписались где надо, да назад, на работу воротились. Не до свадьбов нам по тем временам было. Бабка сирота, да я с одной мамкой рос, каки таки гуляния опосля войны?
-Так ты не ровняй, Тимофей Карпыч, не ровняй. То опосля войны, там не до баловства было, да и то, и гуляли, и веселиться успевали. А нонче другое время. Пущщай хоть в самой Москве женятся, абы толк был, а то у их ить мода така нонче не только на женитьбы, не успели сойтись, а уже разбежались. Характерами все меряются, етиху мать.
Гости нетерпеливо переговаривались, не сводя глаз с поворота, откуда должны были показаться машины молодоженов и их гостей.
-Едут! Едут!
Ах, эта свадьба, свадьба, пела и плясала,
И крылья эту свадьбу вдаль несли,
-Широкой этой свадьбе места было мало,
И неба было мало и земли..
Молодые, немного уставшие, но такие красивые, нарядные и счастливые. В такой день все кажется прекрасным.
С какой же нежностью смотрели они друг на друга! Настоящая, чистая светлая любовь. Она проявлялась во всем. И во взглядах, и в жестах, и в прикосновениях. Казалось, они просто растворяются друг в друге, а уж когда это бесконечное " Горько" слышалось со всех сторон, Варя, заливаясь краской прижималась к молодому мужу, и не было никого счастливее ее.
Он- ее муж. Жена! Она- жена! Какое новое, еще пока незнакомое ,но очень уж приятное чувство.
-Горько! Горько!
Кто же знал, что это самое " Горько" окажется таким пророческим. Кто знал, что буквально через несколько часов это несчастное " Горько" надолго войдет в жизнь молодой жены.
Знать бы наперед, что судьба нам готовит, как жизнь сложится, может и изменили бы ход событий. Недаром говорят: Знал бы где упасть, соломки бы подстелил.
Знать бы...
Только в тот момент никто и не думал о том, что будет завтра. Что тут думать, что тут гадать? Второй день свадьбы будет, где соберутся только родные и близкие, и опять шум, гам, веселье. Еще дальше? И там все решено. В город молодые собрались. Планы строили, мечтали.
Варя потом долго думала, что было бы, уйди они с собственной свадьбы чуть раньше. Ведь изменился бы тот ход истории, правда же?
Устали молодые. С самого утра на ногах, да и ночь бессонная. Что Варя, что Антошка толком и не спали, волновались, переживали, как все пройдет. шутка ли- собственная свадьба! Как же долго ждали они этого момента! Как непросто оказалось им сохранить свои чувства, противостоять обществу, которое всегда знает что лучше, и как лучше!
Ох, как ругалась мама, когда узнала, что ее дочка, умница и красавица, на которую у них, родителей были такие грандиозные, далеко идущие планы связалась с этим детдомовцем, беспризорником, сыном зечки, по которому ну точно тюрьма плачет!
-Да что это ты удумала-то, Варька? Да где же это видано чтобы ты, да с этим! Только через мой труп, слышишь? Пока я живая, я костьми лягу, но не допущу, чтобы ты жизнь свою испортила, положила к ногам этого уголовника!
-Он не уголовник. И не детдомовец!
-А кто же? Принц заморский? Мать в тюрьму посадили, его в детский дом забрали! Хороший жених, ничего не скажешь! Прям очередь на него выстроится, не иначе! Я сказала, чтобы и в мыслях у тебя не было с ним якшаться! И чтобы никаких писем мне! Узнаю- худо будет!
Нет, раньше мама спокойно относилась к тому, что Варя с Антошкой дружат. Ну дружат и дружат, что тут такого? Кто в их юном возрасте не дружил? Хороший Антошка пацан, добрый, вежливый, отзывчивый. И по дому помогает, и мать с работы встречает, и родители приличные, не пьянчуги какие.
Глава семьи, Олег Михалыч, мужик конечно суровый. Всю семью в ежовых рукавицах держит. Спрашивает за провинности по всей строгости. У него и жена, и сын по струнке ходят. Так на то он мужик, чтобы его уважали. А то им только волю дай, мигом распустятся, разболтаются.
Мог Михалыч и бутылочку распить, мужик, что уж там! Разопьет, и стучит кулаком по столу, мол да я вас! Да вы у меня!
Знали деревенские, что поколачивает Михалыч Раиску. Знали, что и Антошке достается. Сколько раз мальчишка на сеновале ночевал, сколько обид незаслуженных от отца стерпел. Все знали, и бабы, и мужики. Да только разве это новость? Сколько их, таких хозяев в деревне, которые только кулаками махать и горазды? Нечего со своим уставом в чужой монастырь захаживать. Тут со своей бы семьей разобраться, а еще и в чужую лезть?
И вообще, не бьет, а наказывает, воспитывает. А уж если наказывает, значит есть за что.
Частенько Раиса битая ходила. Антошка, пока поменьше был, с отцом совладать не мог, а потому только бессильно сжимал кулаки, да глотал горькие слезы, глядя на то, как выпивший отец снова ищет повод для скандала.
Мать в такие моменты отправляла его на улицу, от греха подальше. Нечего ребенку на все это смотреть.
Когда Антошка подрос, то стал за мать вступаться, за что и ему попадало очень сильно. Тогда та же мать уже по привычке отправляла сына, мол иди, Антошка, мы сами разберемся, нечего тебе во взрослые дела вмешиваться.
Худенький подросток невысокого роста. Что он мог сделать против своего отца, у которого один кулак с его, Антошкину голову. А мать жалко. очень жалко.
Сам себе Антон пообещал, что когда вырастет, непременно сможет постоять за мать. И этому отомстит. Никому не позволит ее обижать. А уж когда у него самого жена будет, он и голоса на нее не повысит, не то, что руку поднимать.
В тот злополучный вечер отец разошелся не на шутку. Антона дома не было, гулял на улице, а когда вернулся, то увидел, что отец снова тренирует силу удара на матери. По всей кухне валялась жареная картошка с аппетитными поджарками, сковорода лежала чуть поодаль, и было видно, какой причудливый путь она проделала. С плиты об стену, а потом катилась по всему полу, оставляя на своем пути картофельные ломтики и капли жира. Видать ударилась несчастная сковорода об батарею, да так там и осталась лежать почерневшим дном кверху. У Антона даже в ушах зазвенело, так явственно увидел он траекторию полёта сковороды, так четко услышал чугунный звон...
Сам от себя не ожидая, кинулся мальчишка на отца, оттащил его от еле живой матери, и принялся мутузить в широкую спину своими маленькими кулачками.
Как в замедленной съемке видел Антон, как повернулся отец, как исказилось его лицо в злобной гримасе, как схватил он его, Антона, своей ручищей за горло, приподнял, и начал сдавливать.
Все закончилось так же неожиданно, как и началось. Отец, выпучив глаза повалился, упал, и придавил собой Антона.
Нож, так некстати оказавшийся на столе Раиса крепко сжимала до приезда милиции, не в силах разжать руку.
Продолжение ниже
