Кот Бегемот. Кто же он? Мы уже писали о том, что этот образ поликультурен и вобрал в себя множество культурных кодов. Так, М. Булгаков через этот персонаж высмеял известного писателя Лео Таксиля (см. предыдущую нашу статью https://dzen.ru/a/ZB2wz1Cx8i137HVz). Но с Бегемотом еще не все. М. Булгаков зашифровал еще одно известное имя.
В романе присутствует целая система «ключей» к его дешифровке, о чем писала еще Галинская (Галинская 1986). Воланд, закончив игру в шахматы с Бегемотом, вдруг, как бы случайно восклицает, обращаясь к герою: «Долго будет продолжаться этот балаган под кроватью? Вылезай, окаянный ганс!». Это обращение вызывает, по крайней мере, первичное недоумение, хотя для этого романа вполне обычны двойные имена героев, что сопрягается с принципом двойственности самого текста, определяемого в целом дуалистической (манихейской) концепцией писателя. Так как многие персонажи взяты Булгаковым не только из древней иудейской истории (ершалаимские главы), но и на ассоциативном уровне отсылают нас к европейскому Возрождению (например, сама Маргарита), то вполне правомерно предположить, что имя Ганс могло принадлежать известному автору или герою той эпохи.
Часто «ключом» к булгаковским шифрам служит не только словесная "оговорка", но и музыка, по сути, пронизывающая роман не только своей музыкальной стихией, но и музыкальными принципами (на основе которых и выстраивается все произведение). Булгаков был большим знатоком и любителем музыки, одно из его любимых детищ (помимо оперы Ш. Гуно «Фауст») – это опера Р. Вагнера «Нюрнбергские мейстерзингеры». Поэтому логично предположить, что под именем Ганс скрывается не кто иной, как Ганс Сакс – не только центральный герой оперы Вагнера, но прежде всего – великий немецкий поэт-мейстерзингер конца 16 века. Гёте написал о нем поэму «Hans Sachsens poetische Sendung», в которой высоко оценил творчество Г. Сакса, в отличие от поэта Вернике, назвавшего Сакса «плохим и смешным рифмоплетом» (в комическом эпосе «Hans Sachs» Вернике (1703). Образ Сакса воссоздали в своих операх также В. Йировец и А. Лорцинг («Ганс Сакс», 1834).
Обращение к Г. Саксу у Булгакова не случайно. Немецкий мейстерзингер в своих незамысловатых шпрухах и фастнахтшпилях пытался обличить человеческий порок, вывести горожан на «путь истинный» через зеркало сатиры. Произведения Ганса Сакса - это сатирический взгляд поэта-философа на жизнь людей различных сословий. В своих стихотворениях он высмеивает человеческие пороки своего времени со всей силой своей добродушности и некой веселой насмешливости. В его шванках представлены и инфернальные образы. Появляется образ Люцифера, который опасается сошествия в ад немецких ландскнехтов, от которых не ждет ничего хорошего («Сатана не пускает ландскнехтов в ад», 1556). А черти Ганса Сакса вообще не отличаются большой отвагой и сообразительностью. Они обычно попадают впросак, одураченные лукавыми смертными. Это чаще всего забавные, смешные существа, очень мало напоминающие сумрачных и злобных чертей ряда лютеранских писателей и художников XVI века (Пуришев).
Примечательно, что слово «ландскнехты» как некий «ключ» к дешифровке появляется как раз в сцене игры Бегемота в шахматы с Воландом: "Маргарита увидела на шахматной доске не только короля в белой мантии, но и «три белых пешки-ландскнехта с алебардами». Это с еще большей очевидностью доказывает, что образ Ганса Сакса через восклицание Воланда действительно появляется на ассоциативном уровне романа и начинает по-особому функционировать в игровом поле текста.
В своих фастнахтшпилях Сакс «использует приемы буффонного комизма, щедро раздает оплеухи и тумаки, бойко изображает потасовки и перебранки. Он вносит на сцену веселый дух карнавала, облекая лицедеев в фастнахтшпилях в гротескные личины «дурацкой литературы» (Пуришев). В авторской манере Ганса Сакса мы со всей очевидностью можем уловить взаимопересечения с булгаковским Бегемотом – прежде всего, с его манерой поведения, когда тот предстает в образе огромного черного кота или толстяка – буффонадность, шутовство карнавального типа, яркие комические перебранки, наличие маски «дурака» («примусы починяю»). Таким образом, первая ипостась Бегемота – быть «дурацким» героем, ярмарочным шутом, в своей специфической манере разоблачающим «советских оборотней» через буффонаду, карнавальность, что и передается через актуализацию культурной игры с образом Ганса Сакса.
Образ Сакса определяет еще одну линию игрового функционирования культурного кода романа - западно-европейского кода в его немецком варианте, где Гофман, Гете, Ганс Сакс – основные фигуры. В этот «немецкий» код можно добавить еще одного немца – Вагнера, сделавшего Сакса центральным героем своей оперы.
«Главный идейный пафос Вагнера - поиск положительного героя» (Вайль). Вагнер связывает образ Сакса с нравственными ориентирами: «Среди мастеровых Сакса и богов Вагнера нет места моральной невнятице. Где добро и где зло - ясно сразу, как в вестерне. В конечном счете, и Вагнер и Сакс писали басни - внятные иносказания с крепкой нравственной подоплекой» (Вайль). Таким образом, «Три Г» немецкой литературы – Ганс Сакс, Гете, Гофман - разоблачали в характерной сатирической манере бюргерство, человеческие пороки, что вполне соотносится с нравственными установками романа Булгакова и ролью Бегемота. Писатель помещает Сакса, подобно Данте, в Москву-ад, во-первых, с целью создать игровое поле текста (что характерно для московских глав), в том числе посредством инфернальных образов, воплощающих в себе идею справедливого возмездия; во-вторых, усилить эффект безоговорочного разоблачения московской жизни советских обывателей. Каждый из демонов «шайки» Воланда имеет свою определенную задачу, что создает особую стихию симфонизма в передаче мотива справедливого наказания. Каждый демон имеет свой нравственный ориентир, в том числе и Бегемот-Сакс. Та к что Бегемота мы вполне можем назвать положительным персонажем. Бегемот, как и Сакс, четко определяет категории Добра и Зла в мире людей, и показывает нам зло социальное.
Итак, пытаясь сделать дешифровку, читая роман "Мастер и Маргарита", мы обратили внимание на использование писателем дантовского кода, принципа самого Данте в организации пространства ада (у Булгакова – это Москва-ад). Поэт в каждом из кругов ада сначала изображал знаковые фигуры исторического и культурного прошлого, а затем обращался к своим современникам. Данный подход обозначен и Булгаковым в создании игрового поля романа, в том числе связанного с образом Бегемота. Помимо гофмановского кода, лежащего на поверхности (Мурр и Бегемот), а также уже изученных учеными связей Бегемота с различными культурными традициями (иудейской, европейской средневековой демонологической и др.), отчетливо видна генетическая связь данного персонажа с образом знаковой фигуры немецкого Возрождения Ганса Сакса, который функционирует через модусы буффонадного, карнавального, сатирического начала, взятых за основу в обрисовке образа Бегемота.
Таким образом, М. Булгаков постоянно "играет" со своим читателем, но оставляет "ключи", чтобы вдумчивый реципиент вдруг осознал/понял всю красоту и увлекательность игры в закатном романе автора.