Медвежонок с заповедного острова

496 прочитали
Медвежонок. Фото с сайта Центра спасения медвежат-сирот.
Медвежонок. Фото с сайта Центра спасения медвежат-сирот.

Полусонный медвежонок оторвался от материнского соска и приоткрыл глаза. Сегодня в берлоге стало значительно светлее, потому что огромный снежный сугроб, закрывающий входное отверстие подтаял и слегка осел. Между верхней кромкой входа и остатками сугроба появилась полоска, через которую в берлогу проникало сейчас гораздо больше света, чем пропускала раньше пробка снежного наноса. Стали видны свисающие с потолка корявые изогнутые корни растущей над ней сосны. Наиболее толстые из них носили следы зубов медведицы, а более тонкие были как будто обстрижены или слегка размочалены её зубами. Усилившийся свет позволил медвежонку увидеть множество царапин от материнских когтей, которыми были исчерчены стены и потолок медвежьего жилища.

Грунтовая медвежья берлога изнутри. Фото автора.
Грунтовая медвежья берлога изнутри. Фото автора.

Мать медвежонка была уже не очень молодой медведицей, испытавшей за свою жизнь немало неприятностей во время наиболее уязвимого, берложного периода своей жизни. Она давно поняла, что ложиться открыто, как это делают молодые медведи, в надежде, что их закроют зимние снегопады, превратив в сугроб, из которого поднимается струйка пара от медвежьего дыхания – весьма легкомысленно и рискованно. А потому она устраивала надёжное и крепкое зимнее убежище, ежегодно выкапывая новую грунтовую берлогу. Особенно ответственно она относилась к строительству берлоги в те годы, когда у неё должны были появиться медвежата. Свои зимние жилища она копала на высоких и сухих местах, там, где уровень грунтовых вод был наиболее удалён от поверхности, что позволяло зимовать в сухости и комфорте. Из каждого года своей жизни, половину она проводила в берлоге, переживая во сне суровый и бескормный для медведя зимний период.

В открывшуюся на входе в берлогу щель проникал не только свет, но и влажный весенний воздух, принося множество незнакомых ароматов. Ноздри маленького, пока ещё светло-коричневого носа медвежонка трепетали от возбуждения, жадно впитывая эти опьяняющие запахи. Прохладные воздушные струи, врываясь в замкнутую камеру берлоги, опускались вниз, проходили вдоль тела лежащей на боку медведицы и достигали носа медвежонка. Он лежал в паху медведицы, на её задней лапе, прижавшись к материнскому животу. В этом месте её живот покрывал довольно редкий мех, а потому здесь было самое теплое место на её теле. Медведица тихо посапывала, не забывая, однако, одной лапой придерживать своего детёныша.

Окончательно выпустив изо рта упругий сосок, он приподнял голову и, вывернувшись из-под материнской лапы с огромными кривыми когтями, соскользнул на пол. Слой сухих листьев и хвойного опада, который нагребла в берлогу медведица, перед тем как залечь в спячку, за зиму уплотнился и осел. Это рыхлая и мягкая в прошлом постель, под давлением медвежьего тела, превратилась за зиму в подобие толстого картона. Нежные подушечки лап медвежонка, коснувшись слежавшейся подстилки, ощутили резкий контраст по сравнению с теплым материнским телом. Но проснувшаяся в медвежонке тяга к новым впечатлениям подстёгивала его любопытство и заставляла действовать вопреки стремлению к комфорту.

Медвежонок появился на свет в этой берлоге, выкопанной осенью его матерью, три месяцев назад, в пору лютых январских морозов. Полусонная медведица, без особых усилий родив крохотный, по сравнению с её размерами, живой комочек величиной с котёнка, облизала его, освободив от околоплодной оболочки и, подсушив языком его голую кожу, перекусила пуповину, передвинув его передней лапой на живот, поближе к набрякшим соскам. Затем она снова задремала, продолжая даже сквозь сон контролировать положение детеныша. Она придерживала его, не допуская скатывания на холодный пол берлоги, где медвежонок мог замерзнуть в течение получаса, не сумев забраться на материнский живот. При рождении у него почти нет жировых запасов, да и шерстка на теле развита столь слабо, что новорожденный выглядит голым, розоватым комком плоти. Глаза и уши его были закрыты, розовые и почти прозрачные ушные раковины полностью лишены шерсти. Уши медвежонка открылись лишь через две с половиной недели, и в это же время они стали покрываться тонким пушком. А глаза открылись ещё позднее, в месячном возрасте, когда всё его тело уже покрывал слой плотной, но короткой шерсти. Да и зачем ему было зрение в темноте берлоги?

Медвежонок быстро рос, получая полноценное молочное питание. Мать тщательно вылизывала ему животик и область ануса, поглощая все его отходы, поэтому в берлоге было сухо и чисто.

Сейчас, когда ему было уже три месяца, подросший медвежонок мог самостоятельно слезать с матери и забираться обратно. Два месяца назад у него открылись глаза, и в слабом свете, проникающем через занесенное снегом чело берлоги, он мог видеть и свою мать, и свое жилище, которое уже успел основательно изучить. Его мать была главной частью этого полутёмного мира. Она казалась ему огромной мохнатой горой, по которой он ползал, ловко цепляясь за её шерсть маленькими когтистыми лапками, иногда помогая себе зубами. Мать была источником тепла и пищи, за которые он ни с кем не конкурировал, поскольку братьев и сестер у него не было. Мать принадлежала только ему, она находилась в его полном и безраздельном владении.

Влажный южный ветер и апрельские дожди сгоняли остатки снега в лесу, а потому сугроб, у чела берлоги, в течение всей зимы выполнявший роль закрытой двери, всё более снижался, превращаясь в рыхлую снежную кашу. Через пару дней медвежонок, поднявшись по узкой и короткой норе до самого выхода, уже мог высунуть наружу свой любопытный нос. Первый раз он сделал это ночью, но огромный тёмный мир ночного леса, открывшийся за пределами берлоги, показался ему настолько страшным, что он в два прыжка вернулся к матери. Уютно устроившись у неё подмышкой и найдя сосок на материнском животе, он успокоился, привычно массируя передними лапками молочную железу. При этом медвежонок завёл свою обычную жужжаще-бормочущую песенку, сопровождающую акт сосания. Но когда на следующее утро в берлоге посветлело, он не выдержал и снова подошел к выходу.

Берлога в кратере угольной ямы. Фото автора.
Берлога в кратере угольной ямы. Фото автора.

Прошлой осенью старая медведица выкопала свое зимнее убежище в кратере угольной ямы. Чело берлоги располагалось с внутренней стороны кратера, а потому было почти незаметно снаружи. Его выдавало только пятно свежего грунта, выброшенного медведицей при строительстве внутрь кратера. Но увидеть это пятно можно было, лишь поднявшись на образующий кратер земляной вал. Поэтому первое, что увидел медвежонок, был противоположный склон ямы и растущие на нем деревья. Верхняя часть вала уже освободилась от снега, а на дне кратера, и на обращенном к северу склоне, он ещё лежал серыми грязными пятнами. Протиснувшись между остатками сугроба, закрывавшего когда-то вход в берлогу, и верхней кромкой чела, медвежонок выбрался наружу. Открывшийся перед ним огромный мир оглушил его своим богатством и разнообразием. Перед собой он видел стволы огромных деревьев, растущих на валу угольной ямы и за её пределами. Тёмными колоннами они терялись в поднебесье, а их ветви, касаясь друг друга, раскачивались ветром и глухо шумели. Его уши улавливали эту музыку крон, а также множество других, наполнявших лес звуков. Неподалёку жалобно скрипела упавшая, но не долетевшая до земли осина. Её ветви накрепко сцепились с сучьями ближайшей сосны, и осина зависла, плотно к сосне прижавшись. Ветви обоих деревьев тёрлись друг от друга, издавая скрипучие звуки. Большой пестрый дятел выбивал оглушительную барабанную дробь, сидя на усохшей вершине сосны. Стайка клестов, перекликалась в кронах высокой ели, срывая и роняя на землю еловые шишки. В глубине леса звенели голоса стайки синичек.

Медвежонок замер, пытаясь охватить нахлынувшее на него обилие впечатлений. После спокойной и однообразной обстановки в берлоге, этот новый, открывшийся ему мир обескуражил и напугал его. Но где-то в глубине его существа, преодолевая страхи и сомнения, росло ощущение того, что этот мир всё равно принадлежит ему, что у него есть в нём свое место, которое он когда-нибудь обязательно займёт.

Остатки сугроба, на которых он стоял, обжигали холодом незакаленные мягкие подушечки его лап, и медвежонок в несколько прыжков поднялся на лишенную снега верхнюю кромку вала угольной ямы. Его лапки почувствовали тепло подсохшей земли и хрупкую сухость прошлогодних трав. Эти ощущения ему понравились, и медвежонок остался стоять на свободном от снега пятачке, жадно вдыхая влажный весенний воздух. Нам трудно представить то обилие запахов, которое способен различать медвежий нос. Медвежонок пока ещё не знал, с чем связан каждый из запахов, и просто наслаждался тем, что был способен их чувствовать.

Немного освоившись за пределами берлоги, он осмелел, и стал не только слушать, нюхать и смотреть, но и пробовать окружающий мир на зуб. Он захватил зубами тонкую веточку лесной жимолости и сжал челюсти. Веточка оказалась перекушенной, а медвежонок ощутил во рту новый для него, а потому необычный вкус коры этого растения. Запах и вкус перекушенной ветки отложились в копилку его памяти, в то таинственное хранилище, где со временем будут записаны тысячи разных запахов, вкусов и соответствующих им зрительных образов. Каждый медведь за свою жизнь накапливает и хранит в своей памяти огромное количество этой информации, позволяющей ему ориентироваться в сложном и опасном окружающем мире. Накопление этого информационного багажа началось ещё в берлоге, с освоения того, с чем он смог там ознакомиться. Это были запахи матери, вкус её молока, нежные касания её языка, а также вид и запах земли, торчащих из неё подгрызенных медведицей сосновых корней и подстилки из растительной ветоши. С выходом за пределы берлоги, накопление этого багажа росло лавинообразно, но медвежонок справлялся с ним, быстро усваивая и запоминая всё новое, что открывалось перед его ушами, глазами и носом.

Вернувшись в берлогу, возбужденный новыми впечатлениями медвежонок не мог сразу заснуть. Забравшись на материнский живот, он прополз по нему до её морды и начал лизать и слегка покусывать её нос. Медведица отвернулась в сторону, тогда он добрался до её уха и, подтянув его к себе обеими лапами, засосал его и немного прикусил, приглашая мать поиграть с ним. Но полусонная медведица не была к этому расположена, и слегка сдвинув детеныша, перевернулась на живот.

Теперь все привычные и так любимые им тёплые места её тела были от него скрыты. Вскарабкавшись на её спину, медвежонок понял, что лежать там неудобно. Тогда он скатился под бок матери, устроившись на холодном полу, но тесно прижавшись к материнскому боку. Медведица не спешила поворачиваться к нему, продолжая свой полусон, полудремоту. Она берегла медвежонка от соприкосновения с холодным полом берлоги, когда он был ещё совсем мал, но сейчас, когда медвежонок уже существенно подрос и покрылся густой, хотя и короткой пока бурой шерсткой, она не спешила его обогревать. Периодическое охлаждение малыша, вынужденного иногда спать на полу берлоги, закаляло его, приучая к неблагоприятным условиям внешней среды, с которыми уже скоро ему предстояло столкнуться.

Совершая ежедневные выходы за пределы берлоги, медвежонок всё более смелел, осваивая окружающее пространство. Однако он старался не отходить от берлоги дальше нескольких метров, прекрасно понимая, что только в берлоге под защитой матери он находится в безопасности. Медведица не спала уже так глубоко, как зимой, но выходить из берлоги не собиралась. Надо полагать, голода она не чувствовала, поскольку за долгий зимний сон медведи тратят не более трети запасённого жира. Тем более, что у неё в этом году был всего один медвежонок и ресурсы её организма не были истощены. Прожив долгую жизнь, медведица прекрасно знала, что питаться в лесу ранней весной ей было нечем. А потому не считала нужным вылезать раньше времени из своей теплой берлоги, бродить по весенним лужам с ледяной водой, спать, где придётся, под дождём и холодным ветром. Медведи-самцы уже поднимаются в это время из своих берлог, ищут падаль, разоряют муравейники, пытаются охотиться на копытных. Но медведицы, имеющие медвежат-сеголеток, на крупную добычу, такую как лоси или кабаны, не охотятся, а найти достаточное количество падали в это голодное время, скорее всего, не получится. Уж слишком много желающих пользоваться этим даровым ресурсом в весеннее время.

Потому медведицы, как правило, лежат в берлогах дольше самцов, предпочитая голодную, но комфортную жизнь в берлоге, за порогом которой их ждёт жизнь бродячая, бесприютная, и всё равно голодная.

Хотя апрельское солнце в середине дня пригревало почти по-майски, но ночные заморозки не позволяли растениям вырваться из зимнего плена, сковывая по утрам землю крепкой коркой. Не распустились ещё почки на деревьях, не поднялись над оттаявшей землей робкие зелёные ростки, которые медведи могли бы использовать в пищу. Растительной пищи в весеннем лесу действительно не было, вот медведица и не спешила покинуть свою берлогу .

Так они и жили ранней весной. Медведица продолжала лежать в берлоге, а медвежонок, насосавшись материнского молока, выбирался наружу, всё более осваивая окружающее пространство. Он попробовал на зуб все окружающие кустарники и деревья и вскоре научился различать молодые елочки от колючих можжевеловых кустов, а рябины, с их терпкой корой от осин и берёзок. Вставая на задние лапки, он царапал передними кору осинок и елей, оставляя на них глубокие узкие параллельные борозды.

А потом попытался залезть на небольшую сосну. Это довольно легко у него получилось, и он стал периодически влезать на ближайшие к берлоге деревья, захватывая их стволики сразу двумя передними лапами, с силой вдавливая когти в податливую кору. Хорошо зацепившись передними лапами, он подтягивал своё тело, быстро перебирая, как бы шагая по стволу, задними ногами. Сначала он залезал невысоко, но постепенно осмелел, и стал забираться всё выше, получая возможность хорошего обзора.

Его пьянил простор окружающего мира, он упивался его ароматами, богатством звуков лесного хора, в котором всё громче и явственнее звучали голоса прилетевших с зимовок птиц. Вот только цвета, как и большинство четвероногих, медвежонок не различал. Зато в доступной его зрению чёрно-белой гамме, он мог видеть почти в полной темноте, прекрасно различая тысячи оттенков серого цвета.

Это первый из рассказов о медвежонке с заповедного острова. Он основан на личных наблюдениях автора, материалах собранных сотрудниками Дарвинского заповедника, и данных, полученных другими отечественными зоологами. Эта информация для тех, кто интересуется природой родного края, и хочет знать, что в ней происходит на самом деле.

Продолжение обязательно будет!

Читайте старые статьи на канале в подборке "Медведи", ведь информация о природе не стареет!

Если вам понравился рассказ, ставьте лайки, подписывайтесь на канал, пишите комментарии, распространяйте через соцсети, задавайте вопросы. Я с удовольствием на них отвечу!