Виталий Лейбин — о природе политических претензий Евгения Пригожина
Основатель ЧВК «Вагнер» Евгений Пригожин неожиданно систематично и настойчиво в интервью многим СМИ и блогерам выступил против легализации частных военных компаний в России. «Легализовать не надо. Нам и так хорошо», — заявил он, например, в интервью журналу «Эксперт». Эту настойчивость можно объяснить, например, так: легализация означает следование каким-то нормам, формальную подотчетность Минобороны или иному ведомству, что могло бы дать конкурентам Пригожина на поле внутренней и военной политики рычаги давления на него. Несуществующую норму невозможно нарушить, а значит, никто не сыграет на ее нарушении.
Но есть и более общее объяснение: и «Вагнер», и Евгений Пригожин конкурируют не с отдельными группами влияния, чиновниками и военными, а с российским государством как таковым, с самой идеей регулярного государства, его правовой и силовой основой. Это в чем-то похоже на то, как финансируемые из частных источников батальоны и группировки отчасти заменили государство на Украине в 2014 году, с той только поправкой, что этот тренд опирался на Украине скорее на националистические субкультуры, а в России — скорее на уголовные.
Интересно, что одним из инициаторов легализации ЧВК выступил публичный сторонник Пригожина, лидер фракции «Справедливая Россия — За правду» в Госдуме Сергей Миронов. Он назвал процесс легализации таких структур неминуемым и предложил закрепить надзорные функции за Министерством обороны. Это высказывание можно назвать несколько устаревшим с точки зрения политической моды в России, хотя и сделано оно, очевидно, из лучших по отношению к «Вагнеру» побуждений. В 2000-х и 2010-х годах российское государство развивалось если не как правовое, то как легалистское с формально-юридическим языком элиты, с культурой если не прав, то закона и административной нормы. В правовом идеале все граждане и политические субъекты равны перед отчужденным от конкретных правителей законом, а в российской практике «правового государства» все подконтрольны формальным нормам, а госслужащие еще и буквально «ходят под статьей». В этой логике достаточно неформальная организация чеченских батальонов (которых с ЧВК «Вагнер» объединяют свобода, почти полная неподотчетность государственной системе и взаимные симпатии) была изначально легализована в системе МВД или Минобороны. Если у чего-то не было «прописки» в законе и административной системе, то его и не существовало. Всё неформальное воспринималось системой как враждебное, — начиная с криминального мира 90-х и заканчивая независимыми добровольческими отрядами в Донбассе.
СВО радикально изменила ситуацию. Сама операция началась тайно почти от всего административного аппарата, а для усиления понадобились более мобильные и независимые от административной инерции отряды.
Частные военные компании во всем мире — признак изменения природы войны и роли государства в ней в конце ХХ — начале XXI века. Их использовали США с тех пор, как стало понятно, что участие регулярной армии в войнах влечет за собой грандиозные издержки (причем не только политические), и что войны если уж и вести, то выгоднее удаленно и чужими руками. ЧВК «Вагнер» в этом смысле скопировала западный опыт для проведения операций в Сирии и в Африке таким образом, чтобы российскому государству можно было дистанцироваться от их действий, преодолевая формальные препятствия к официальному участию России в части военных операций. Отличие в том, что американские и британские ЧВК развивались в либеральной логике, в которой часть функций, даже таких коренных, как безопасность, отдавалась рынку. В случае «Вагнера» рынок, конечно, ни при чем — ЧВК является относительно приемлемой в мировой практике оболочкой для выполнения щепетильных государственных задач.
Важнейшим шагом в эволюции «Вагнера» и российского государства стала растущая публично-политическая роль Евгения Пригожина, который считает себя вправе критиковать даже министра обороны Сергея Шойгу, причем за этим стоит претензия на борьбу с чиновничеством как таковым в рамках идеологии обновления государства: «Бойцы "Вагнера" защищают интересы России. Они умирают за нашу Родину-Мать. Им вставляются палки в колеса где только возможно. Вставляют их подонки-чиновники: они не дают ордена и медали, они не дают вооружение и боеприпасы, они не дают хоронить наших товарищей и всячески этому противодействуют», — заявил 18 марта Евгений Пригожин по поводу конфликта с местными властями, которые попыталась запретить хоронить вагнеровцев на кладбище в станице Бакинская. Политическая линия Пригожина усиливается за счет его медиаимперии. В телеграм-канале «Разгрузка Вагнера» публиковались ролики с угрозами в адрес чиновников города. У политического напора Пригожина нет никаких ограничений — ни правовых, ни моральных. В одном из роликов, записанных с целью давления на Минобороны в вопросе о приоритетных поставках боеприпасов «Вагнеру», были показаны тела погибших бойцов и дана такая реплика Пригожина: «Кто виноват в том, что они погибли? Виноваты те, кто должен был решить вопрос о снабжении нас достаточным количеством боеприпасов. Финальная подпись должна ставиться либо Герасимовым, либо Шойгу. Ни один из них не хочет принимать решение».
Наибольший резонанс вызвал видеоролик с записью казни кувалдой Евгения Нужина (бывшего заключенного из Рязанской области, который уже как боец «Вагнера» попал в плен и дал интервью украинским медиа). Видео, судя по всему, произвело гнетущее впечатление и на руководство России и очевидно дискредитировало военную операцию. «Мне кажется, этот фильм называется "Собаке — собачья смерть". Прекрасная режиссерская работа, смотрится на одном дыхании. Надеюсь, во время съемок ни одно животное не пострадало», — заявил Пригожин по этому поводу.
Столь откровенный культ насилия, возможно, объясняется работой Пригожина с контингентом уголовников для их вербовки, но органичен и для него самого. Как известно, в 1981 году Евгений Пригожин был осужден за уголовные преступления — кражу, разбой и мошенничество — на 13 лет, однако вышел досрочно, запустив свой бизнес в Петербурге в начале 1990-х, будучи не чуждым уголовной среде.
Парадоксально, что, дистанцируясь от криминальных 1990-х на протяжении 20 лет (политическая элита, происходящая из ФСБ, крайне настороженно относилась к бывшим уголовникам), российская политическая среда вернулась к бандитской стилистике и практике. Культура административных норм буквально на глазах подменяется уголовными нравами.
Втягиваясь в противостояние с Украиной, Россия повторяет некоторые приемы противника. В 2014 году, когда ВСУ не жаждали воевать с «сепаратистами», большую роль в раскрутке конфликта в Донбассе играли добровольческие батальоны — некоторые были преимущественно националистическими, некоторые состояли преимущественно из уголовников (как печально известный своими зверскими преступлениями, осужденными впоследствии украинским судом батальон «Шахтерск (Торнадо)», признанный экстремистской организацией и запрещенный на территории РФ, а некоторые были смешанными. В «Вагнере» есть не только очевидный уголовный душок (несмотря на то, что многие из коренных вагнеровцев — из искренних добровольцев), но и нацистский — это и культ смерти с черепом на символике, да и само название, которое ассоциируется с языческим «Полетом Валькирий» и любимой музыкой Гитлера.
Нынешняя роль Евгения Пригожина в российской политической системе похожа на роль Бориса Березовского в 1990-х — тактическое влияние и того, и другого превышало их вес в бизнесе и государственной системе. Это, конечно, очень неустойчивое положение, чреватое для Евгения Пригожина высокими рисками. Но, в отличие от Березовского, он претендует на системную силовую функцию новой опричнины по отношению к российской элите. «Думаю, что в ближайшее время, в результате череды законопроектов, обсуждений, споров и дискуссий, Россия научится расстреливать своих врагов. А за особые заслуги перед страной мне дадут это право», — заявляет Пригожин. Если представить, что ему дали такое право, то, очевидно, что он будет расстреливать не вообще каких-то «врагов государства», а собственных, личных врагов— именно во власти и в бизнесе, именно в элите у него врагов сейчас больше, чем у кого-либо в России.
Однако право может дать только государство, которое либо вернет «Вагнеру» его изначальную ограниченную роль исполнителя тайных операций, либо будет заражено смутой, замешанной на уголовных понтах, отсутствии каких-либо норм, в противоречивой среде воюющих групп влияния и насилия.