Несчастная любовь и предательство любимого человека — это ужасно? Может быть. Но страдающая от разбитой любви героиня неожиданно сталкивается с представителями той области человеческой жизни, про которую страшно думать, которую принято не замечать, — и бесстрашно кидается в этот незнакомый жуткий мир. Но и предательство ее возлюбленного тоже имеет обратную сторону…
Найди мне синего коня
Собственно, это все, что я хотел написать, Санек. Наша вера православная, наша вера парадоксальная. За то и люблю, что не как у людей: родила Девственница царского рода, да не во дворце, а в хлеву, ждали царя – пришел Какой-то Дервиш, хотели благополучия – получили страдания – и радуются… И вполне допускаю, что осуждены будут не те, что осуждаемы, и оправданы не оправданные, а заклейменные. Откуда я знаю, отец ты мой Александр, что не поставит мне Бог во грех ни смятенный месяц, ни благословенную ночь, – а сурово осудит мой самый законный и праведный брак? А оттуда. В прямом смысле.
Пять недель, считая с памятного утра, я прогордился своей правильностью, с чувством победителя попирая покорную, как безответно влюбленная женщина, землю. Пять недель мне успешно удавалось справляться с рвущимся наружу, как невинно осужденный из острога, приговоренным чувством. Я успешно запретил себе обращать внимание на трещавшую по ночам от глухой боли грудную клетку-камеру – и лишь крепче прижимал к ней сонную голову официальной невесты… Но все равно неслась изнутри далекая морзянка, как последний призыв о помощи с уходящего в пучину корабля... Я не отвечал. Я принял решение. Я не мальчик, я муж.
Сразу после нашей приятной и скромной свадьбы Алена взяла на работе три недели за свой счет – ну, а я, выйдя в законный отпуск, вознамерился отпустить нас обоих на волю каких-нибудь благодатных волн Средиземноморья, для чего мы однажды и решили отправиться с уважаемой супругой в сговорчивое турбюро за горящими путевками. Она пришла на место нашей заранее назначенной встречи – известный мостик через канал Грибоедова – минут за десять до меня, целый день прозанимавшись счастливым шоппингом: я уже знал по телефону о двух французских рубашках для себя и новых ее, невиданных босоножках – и вот новоявленная супруга моя взахлеб щебечет в трубку об авангардном дамском романе, в поисках которого хищно рыщет по второму этажу Дома Книги… Я понял, что, чем нервно стоять у парапета в течение ближайшего тоскливого получаса и с презрением созерцать папуасский досуг резвящихся там и тут представителей очередного подросшего и вполне готового потребовать неких прав поколения, я лучше поднимусь в прохладное святилище книголюбов и подберу себе непритязательную книжицу на сон грядущий.
Остро помню, как стремительно прошил человеческий поток, бурливший на кратком пути от входа до лестницы, как рассеянно ступил на нее, слепой ладонью нащупывая перила, как машинально поднял голову, обозревая недалекую вершину… Там стояла, нет, уже начала роковой спуск отвергнутая любовь моя – в нелепом сине-золотом пальто, двумя руками прижимавшая к груди местный фирменный пакет с книгами… Позади напирали – я не мог замедлить шаг; ее тоже несло общее озабоченное течение – в обратную сторону; прямо перед глазами с удивительным грохотом промелькнули вычурные дамские туфли, проплыли круглые, туго затянутые в темное колени, овеваемые сверкающими фалдами… Почти сразу я увидел каменно-голубоватый профиль с опущенными глазами и успел разглядеть только презрительно дрогнувший угол яркого рта. Не знаю, может быть, привычно исполненный нашей мужской самоуверенности, я полагал раньше, что при никогда не исключаемой внезапной встрече покинутая женщина обязана зарыдать, потребовать объяснений, осыпать горькими упреками? Вика ни разу не позвонила мне из глупой бабьей гордости (просвещенная, уверен, своей подлой товаркой, немедленно донесшей о моем трусливом вероломстве), но я знал, как много значили для нее наши отношения, – она не имела права оскорбить меня, не удостоив и взглядом! Но ни о чем таком я не подумал. Я внезапно понял, что очередному вдоху мешает тяжелая сквозная боль, – и вдруг мои слабеющие ладони оказались на верхней ступеньке. Уже видя, что кто-то бросается ко мне с испуганным лицом, я еще делал протестующе-успокоительные жесты, надеясь расстегнуть воротник и перевести дух... Это неправильно, я же врач, а не больной! Помню странные алые круги перед глазами, чудовищное нечто, проламывающее мне ребра изнутри, – и тишину, непроницаемо-ватную…
Здесь я пленник судьбы и Алены, но не могу ждать выписку, чтобы сделать все это самостоятельно, пойми. Ты не хуже, а лучше меня знаешь, что ни у кого нет гарантии завтрашнего дня: прошлым вечером я случайно выглянул не в то окно – и невольно пронаблюдал, как происходит изгнание из нашего реабилитационного рая: два хмурых санитара шустро провезли по короткой бетонной дорожке каталку с навеки реабилитированным и в два счета свернули за угол, где, можно не сомневаться, притаился морг. Никаких особенных подвигов я не прошу: просто приезжай отпустить мне грехи – а я дам тебе ключ от своей квартиры и расскажу, где в ней найти мою старую записную книжку. Я мог бы попросить об этой услуге и Алену, но... знаю, что при этом у меня дрогнет и изменится голос, забегают глаза. Неважно, о чем она, проницательная, догадается, важно, что опять вступит в дело отвергнутая мной диалектика, – и я снова начну неуклюже составлять проклятый паззл из разнородных правд... В книжке есть мобильный нашей бывшей старшей сестры – той самой Викиной одноклассницы, что доставила ее полгода назад прямиком в мои, увы, ненадежные руки. Она, может быть, знает новый Викин номер: не сомневайся, по старому я звонил и звоню, но… там снова и снова говорят, что он временно не обслуживается. Они лгут: это навсегда – она сменила его именно для того, чтобы я не смог дозвониться и так и умер когда-нибудь подлецом. Ну, а если и эта ниточка обрезана, – и скорей всего, так и есть… Ты ведь найдешь для меня ту «квартиру на семнадцатом этаже во второй парадной крайней правой новостройки над зеленом двориком в двухстах метрах слева по одной из улиц направо от Московского, если встать спиной к Адмиралтейской игле»? А главная примета – не забудь, это очень важно! – синий конь посредине детской площадки. Не надо ничего объяснять – просто покажи ей это письмо. Она поймет.
Вот теперь действительно все. Остается надписать адрес и вытащить шоколадку из тумбочки – для нашей Светочки, славной девочки, есть тут такая трепетная сестричка с большими-большими глазами. Надо успеть перехватить ее в коридоре у сестринской: рабочий день закончен, и она там, должно быть, переодевается и прихорашивается. Девочка скушает шоколадку и в благодарность донесет письмо до почтового ящика – я бы и сам выскочил, да не знаю, где теперь искать такой раритет.
Ах, да, вот еще что. У тебя там, наверно, сейчас опять забурлили в ясной голове нехорошие сомнения. Выкинь их: ничто назад не вернется. Из Жар-Птицы давно сварен суп.
Теперь, если что, я помру спокойно, когда дело оказалось в твоих крепких – ох, и помню ж я твои щелбаны, когда мальчиший спор во дворе проигрывал! – и верных руках. Теперь ты еще научился ими благословлять – так представь, что свои я держу ковшиком, а седая голова моя повинно склонена перед тобою. Было бы письмо электронным – поставил бы смайлик…
Продолжение следует
В Санкт-Петербурге книги автора (включая полную версию этой повести) можно купить в Доме Книги, в Новосибирске - в сети магазинов "Умник", заказать бумажные версии книг можно также в магазинах "Лабиринт", "Читай-город", "Озон" - для этого достаточно ввести в поле поиска имя автора - Наталья Веселова; а те читатели, которые находятся в других городах или предпочитают электронные версии, могут найти их здесь:
https://www.litres.ru/author/natalya-aleksandrovna-veselova/
https://ridero.ru/author/veselova_nataliya_netw0/
https://www.labirint.ru/books/915024/