Среди многочисленных легенд и мифов про «славное советское прошлое» видное место занимает рассказ, как после войны СССР раньше Британии отменил карточную систему. Это, разумеется, преподносится как признак особой крепости и успешности советской экономики в частности и советской плановой системы вообще.
Есть смысл разобраться с этой темой поподробнее.
***
Нормирование продуктов питания (в просторечии — карточная система) в военное время было обычным делом для большинства, если не для всех воюющих стран в ХХ веке. А вот в мирное время это бывало большой редкостью и только для немногих уж очень слаборазвитых государств. В числе которых дважды в течение столетия оказывался СССР.
Впрочем, все по порядку.
В 1920-22 годах завершилась Гражданская война. По крайней мере официально так принято считать. Наступила эпоха «новой экономической политики», и карточную систему, которую советская Россия сочетала с «продразверсткой», отменили. Но с того момента, когда СССР решил заняться ускоренной индустриализацией — то есть попытался «пробежать» за 10 лет то, на что требуются столетия — оказалось, что кормить никто при этом никого не обещал.
Карточки на важнейшие продукты питания (в первую очередь на хлеб) в СССР ввели с 1929 года. С января 1931 года Политбюро ЦК ВКП(б) поручает Наркомату снабжения ввести всесоюзную карточную систему распределения продуктов питания и непродовольственных товаров. Карточки, разумеется, выдавались только тем, кто был занят в государственном секторе экономики (промышленные предприятия, государственные и военные организации, совхозы), а также их иждивенцы. Крестьяне (в том числе, конечно, и колхозники) и «лишенцы» карточек не получали вовсе. Вместе эти категории составляли 80 процентов населения - «белые негры», люди второго сорта, подавляющее большинство населения СССР[1].
Леваков в СССР хватало всегда, и поначалу многие всерьез полагали, что нормирование по карточкам — это не «временные трудности», а самая столбовая дорога социализма. Эти представления, впрочем, оставались недолговечными. В феврале 1932 года XVII партконференция ВКП(б) поставила задачу все же отменить карточки в течение 2-й пятилетки. В мае того же 1932 года были легализованы колхозные рынки — судя по всему, именно это позволило избежать поистине массового всенародного восстания в стране, пораженной голодом. Тем самым признавалось, что карточная система — не идеологическая установка, не норма, а аномалия, объективная неспособность советской экономики справляться с обеспечением элементарных потребностей советского народа.
Пятилетние планы вызвали громадный рост денежной массы (что обычно не учитывается при оценке итогов их выполнения). Так, на 1 января 1929 года в обороте было 2,1 млрд. рублей, а к 1 октября 1934-го уже 7,8 млрд.: рост почти в 4 раза[2]. Разумеется, товарный объем так быстро не рос (если рос вообще: ведь все силы бросали на «продукцию группы А», а чугуном и сталью сыт не будешь). Громадная инфляция грозила массовыми бунтами, и в этих условиях нормирование продуктов оказалось единственным выходом.
Уже сказано, что карточная система распространялась на меньшинство населения. Все остальные жили в условиях гиперинфляции. Приставка «гипер» тут вовсе не лишняя.
В 1932 году всякий товар в СССР можно было приобретать по четырем разным ценам:
- «нормальные» городские розничные (нормированная торговля по карточкам)
- сельские розничные (СЕЛЬПО)
- коммерческие (городская коммерческая торговля)
- цены колхозного рынка.
***
В 1928-32 годах розничные цены в среднем выросли в три раза.
Различия в ценах нормированной и не-нормированной торговли было многократным. Так, в феврале 1932 года 1 кг ржаного хлеба по карточкам стоил 7,5 копейки, а в свободной продаже — 50 копеек. В августе 1933 года 1 кг хлеба по карточкам стоил 25 копеек, на рынке — 2 рубля. Впоследствии цены «сближались», и к январю 1935 года (отмена карточек) 1 кг ржаного хлеба в «нормальном» городском магазине и на колхозном рынке стоил одинаково — 1 рубль.
«Перелом» в хлебном снабжении стал возможен после относительно хорошего урожая 1933 года. В ноябре 1933-го решением Госплана СССР была увеличена коммерческая хлебная торговля. В Госплане решили, что рост розничных цен в коммерческой торговле вместе с расширением самого объема торговли снизит цены на колхозном рынке (они были наивысшими). Так в общем и случилось.
Урожай 1934 года оказался не выше (а, возможно, и чуть ниже) уровня 1933-го. Задача ликвидировать карточную систему оказалась под угрозой. Чтобы снизить инфляцию, ежегодно из оборота выводились значительные суммы наличности: в 1932-м году — 220 млн. рублей, в 1934-м — 160 млн. Но, с другой стороны, выполнение планов по промышленному строительству и увеличению производства требовали постоянной значительной денежной эмиссии. Финансовая система СССР трещала по швам.
В май 1934 года пришлось даже пойти на импорт хлеба для Дальнего Востока, хотя и в небольших объемах. Единственным выходом оказывалось повышение цен[3].
1934 год стал ключевым. Были сокращены капиталовложение в промышленное строительство и в промышленность вообще. Тем не менее бюджет все равно оставался резко дефицитным. И Совнарком на третий квартал 1934 года утвердил дополнительную эмиссию в размере 600 млн. рублей. Повышение цен в государственной розничной торговле за тот же период дало дополнительно более 2 миллиардов рублей (20% доходов союзного бюджета), что заметно превысило плановые задания (1,5 млрд. руб.).
Денежная эмиссия все же превысила плановый уровень (725 млн. руб. вместо 600 млн.). Однако в сравнении с предыдущими годами инфляция постепенно снижалась.
План на 1935 года предусматривал расширение (в натуральных показателях) коммерческой торговли на 70 процентов, сельской — почти на 25 процентов, а городской «карточной» только на 9 процентов. Нормирование, таким образом, «вытеснялось» ростом цен, в том числе и на «карточные» продукты[4].
Путем сложной игры на «сближение» коммерческих и нормируемых цен (конечно, повышением «нормируемых»), товарного маневра в сторону перевода нормируемых продуктов в коммерческую торговлю, отказу от первоначального «антирыночного радикализма» карточную систему в 1935 году удалось отменить. Конечно, инфляция оставалась громадной, не прекратилась она и впоследствии. Цены в государственной торговле пересчитывались в сторону увеличения ежеквартально. Но на фоне предыдущих лет, с массовым голодом, в разной мере охватившим всю страну (чего прежде вообще не бывало никогда) даже этот результат выглядел успехом.
***
Даже столь мизерное счастье оказалось кратким. В 1941-м СССР вступил в полной мере во Вторую Мировую войну. Карточная система была введена моментально. В Москве она установлена уже 16 июля 1941 года, а с 1 сентября она стала действовать по всему СССР[5].
Первоначально нормирование касалось только хлеба и сахара. Больше всех получали работники оборонных отраслей (по 800 г хлеба и сахара в сутки). Работники других отраслей получали того и другого по 600 г. Ну, а колхозники, как обычно, оставались «людьми второго сорта», и на них карточная система не распространялась. Забегая вперед, стоит отметить, что «белыми неграми» советские крестьяне перестали быть лишь через 20 лет после войны, с середины 60-х.
Уровень снабжения лета 1941 года продержался недолго. В 1943 году даже по 1 категории (работникам оборонных отраслей) норму хлеба снизили до 600 г в сутки. Ну, а про голодные «блокадные нормы» Ленинграда нечего и говорить.
Разумеется, основная масса населения на карточки прожить не могла. Про крестьян (три четверти населения) уже сказано, но и горожанам (в том числе и «привилегированным» из 1-й категории) эти голодные нормы не годились. И основную долю продовольствия люди покупали на рынке.
Интересно, что уже в 1942 году власти отказались от любого регулирования рыночных цен (что сохранялось все довоенные годы)[6]. Это, очевидно, было существенной победой крестьян над советской властью. И, разумеется, рыночные цены резко пошли вверх. Уже с июля по октябрь 1941 года литр молока подорожал с 2-х до 10 рублей. Но и за таким молоком приходилось стоять по 2-3 часа в очереди. То же самое — бесконечные очереди — происходило и в коммерческих магазинах. Власти отреагировали по-советски: у народа много лишних денег! И с 30 декабря 1941 года вводится так называемый «военный налог» (12% от зарплаты).
Урожай 1941 года, даже на той территории, что не попала под оккупацию, убрать не успели, хотя всех горожан привлекали к трудовой повинности. Посевную кампанию 1942 и 1943 годов вели семенным зерном, полученным по ленд-лизу из США и Канады[7]. С конца 1941 года вводятся карточки на мясо, рыбу, крупу, макароны. В 1942-м вводятся карточки на керосин и соль.
Цены же на рынке росли с космической скоростью. В 1942-м килограмм хлеба стоит 200-250 рублей, в 1943-м уже 400. Килограмм моркови в мае 1942го на рынке стоил 80 рублей. При этом квалифицированный рабочий на военном заводе получал 800 рублей, профессор в университете — 1000-1100[8].
Разумеется, немалая часть продовольствия попадала на рынок незаконно. В некоторых колхозах до половины урожая «уходило» в свободную торговлю. Участвовали в этом не отдельные «несуны», а все, в том числе и колхозное руководство. Иногда кое-кого и ловили. Так, в ноябре 1943 года арестовали руководителей колхоза «Имени Второй пятилетки»: они в отчетах показывали по 400 центнеров зерна, фактически сдавая по 200-250. Но даже по мизерности объемов нетрудно понять, что такие аресты были больше для проформы, и на ситуацию не влияли[9].
Но самыми голодными были «победные» 1944-45-й. В апреле 1945-го, во время Берлинской операции, учащиеся техникума писали домой:
«11.4.45 г. ...Начиная с 1 числа, в техникуме не давали ни разу хлеба, все студенты слегли, некоторые начали опухать. Занятия прекратились, но отпуска не дают. Все очень ослабли.
9.4.45 г. ...Совершенно ослабли. Вот уже 9 число, но нам хлеба еще не давали ни разу, не знаем когда будет. Да притом у нас нет ни картошки, ни денег, пришел «капут».
10.4.45 г. ...13 дней живем без хлеба. В нашей группе две девушки опухли. Дров в техникуме нет, воды тоже, в связи с этим завтрак бывает в обед – одна свеклина, а обед – в ужин, ужина совсем не бывает. В техникуме сейчас такой беспорядок, такое волнение, студенты вовсю бунтуют.
11.4.45 г. ...Хлеба не давали ни грамма с 1 апреля. Студенты даже не могут ходить, а лежат на постели еле живые. Сейчас мы не учимся и не работаем, сидим в своей комнате. Когда будут давать хлеб, неизвестно»[10].
К завершению войны СССР пришел в полном экономическом раздрае. Да, за счет ленд-лиза удавалось вести боевые действия и поддерживать выпуск оружия для фронта. Но финансовая система практически отсутствовала. Для какой-то минимально вменяемой восстановительной работы, помимо массового вывоза из побежденных стран всего, что только возможно, требовалось и наведение элементарного порядка внутри страны.
Это стало главной головной болью послевоенного периода.
***
Амбициозные планы советское руководство огласило сразу по окончании войны. Если конкретно, то уже 9 февраля 1946 года Сталин, выступая перед избирателями, назвал совершенно феерические цифры (впрочем, ни о чем не говорящие — миллионы тонн угля, чугуна и стали на благосостоянии народа все равно никак не отражались). Важнее было то, что в условиях послевоенной разрухи эти цифры уже не годились и даже в качестве пропагандистского средства. Нужны были серьезные меры по воссозданию хоть какой-то финансовой системы.
А тут хвалиться было нечем. С 1940 по 1945-й доходы населения выросли со 170 до 222 млрд. рублей. Но товарооборот в текущих ценах (многократно выросших) сократился со 175 до 160 миллиардов. Цены на колхозных рынках в 1945 г. возросли по сравнению с 1940 г. в 4,7 раза. Но перед тем цены уже заметно сократились в сравнению с максимумом 1942-43 годов: попросту людям нечем было платить. Хотя для финансирования текущих расходов всю войну прибегали к огромной денежной эмиссии. Масштаб инфляции оценить трудно — хотя бы потому, что учет уровня цен на колхозных рынках (основном источнике пропитания советских людей в годы войны) велся крайне выборочно и предвзято[11].
Поначалу, судя по всему, предполагалось выходить из положения так же, как это было в 1934-35 году, когда отменяли карточную систему «пятилеток». 27 мая 1946 г. Политбюро по указанию Сталина создало комиссию по подготовке вопросов, связанных с отменой карточек под председательством Микояна. Предполагалось, что за счет развития коммерческой торговли «лишние» деньги у населения будут изъяты, и отмена карточной системы пройдет относительно безболезненно.
Но уже очень скоро стало ясно, что это не годится.
Во-первых, конечно, наполнять прилавки той самой коммерческой торговли было нечем. По завершении ленд-лиза (сентябрь-ноябрь 1945 года) даже военные заводы испытывали затруднения — в значительной степени они работали на импортных сырье и комплектующих. «Трофейные» немецкие заводы еще только демонтировали, их надо было еще перевезти и смонтировать на новом месте, в СССР. Заполнять рынок было просто нечем.
А тут еще наступил настоящий полноценный голод (первые признаки которого были заметны уже весной 1945-го).
Все же Политбюро 6 сентября 1946 г. утверждает программу действий по прежнему сценарию. С единственной поправкой: из-за неурожая отмена карточек переносилась на 1947 год. Техника отмены в общем принималась прежняя, за счет «сближения коммерческих и пайковых цен... с тем, чтобы к моменту отмены карточной системы упразднить коммерческие цены и объявить новые пайковые цены едиными государственными ценами». С середины сентября 1946 года резко повышались пайковые цены (по которым продавались товары по карточкам) и несколько снижались коммерческие. Например, на ржаной хлеб цены устанавливались такие: новые пайковые - 3 руб. 40 коп. за кг вместо 1 руб. 10 коп. новые коммерческие - 8 руб. вместо 10. По мясу: новые пайковые - 30 руб. вместо 12; новые коммерческие - 80 руб. вместо 120[12].
За счет повышения цен, увеличения производства товаров для рынка и расширения коммерческой торговли в 1946 году было изъято из обращения 8,1 млрд. руб. а за 1947 год - 2,4 млрд. На декабрь 1947 года в обращении оставалось 63,4 млрд. руб[13]. Больше в условиях товарного дефицита и расширения голода достичь было уже нельзя. Как писал в записке Сталину министр финансов Арсений Зверев, сокращение денежной наличности было затруднено из-за неравномерного распределения ее у людей - «у многих образовались денежные капиталы». И это понятно: во время войны не скупились на премиальные выплаты военным и гражданским руководителям, героям войны, ну и коммерческая торговля принесла кое-кому существенные доходы.
Поэтому стала необходима жесткая конфискационная реформа.
27 мая 1947 г. Политбюро создало комиссию для выработки проектов постановлений о денежной реформе под председательством В.М.Молотова. Похоже на то, что это решение вообще было принято ими вдвоем, без участия других членов Политбюро. Готовилась реформа в режиме максимальной секретности, и проведена одномоментно, с тем, чтобы максимально затруднить обмен «старых» денег на «новые». И сама реформа, и отмена карточек были проведены в один день — 16 декабря 1947 года.
Главным результатом денежной реформы было многократное сокращение денежной массы — до 14 миллиардов рублей (для сравнения: в 1941-м она составляла 18,4 млрд.). Столь масштабное изъятие у населения денег позволило не только сохранить «пайковые» цены на продукты, но даже в некоторых случаях их и снижать (на хлеб — на 12%): все равно население без денег не способно было его покупать.
Так была отработана специфическая советская методика борьбы с инфляцией — путем отъема заработанных людьми денег. Впоследствии это пригодилось еще не раз.
***
Всего через 14 лет массовую конфискацию денег (реформа 1961 года) пришлось повторить. Не удивительно: несмотря на громадные масштабы вывоза предприятий побежденной Германии (обычно вместе с инженерным персоналом и квалифицированными рабочими), для достижения показателей «экономического роста» денег пришлось печатать очень много. К началу 60-х угроза инфляции была крайне актуальной, несмотря на ужесточение ценовой политики. К этому времени была полностью ликвидирована государственная коммерческая торговля, сильно сокращены колхозные рынки, цены устанавливались уже директивно, и без попыток их регулирования в зависимости от спроса и предложения. «Сталинская» экономика была все же куда более «рыночной», чем «хрущевская». Но ценовая негибкость не устраняла инфляции, а загоняла ее «в подполье», разгоняя так хорошо знакомый всем советским людям товарный дефицит.
Денежная реформа 1961 года — самая «секретная», о ней вообще крайне мало материалов (возможно, они до сих пор засекречены). Можно сказать, что она даже запоздала, и не смогла предотвратить довольно масштабной череды возмущения (на грани бунта) в ряде областей, из которых Новочеркасск (1963 год), пожалуй, самый известный эпизод. Тем не менее, денежную массу вновь удалось сократить, а увеличение импорта товаров и продовольствия позволило повысить товарное подкрепление рубля. Успокоенные «стабилизацией», в СССР с 1970-71 годов вообще «заморозили» прейскуранты цен, и в ближайшие 10 лет они вообще не менялись (в 1981-м были повышены цены на водку и табачные изделия). Но эта «стабильность» (более известная как «застой») привела к неизбежному следствию — к возрождению карточной системы, только уже в совершенно мирное время, что само по себе — уникальное явление в мировой истории.
Судя по всему, карточки (чаще их называли «талоны») на мясо, колбасу и сливочное масло в СССР возникают в ряде регионов Урала и Сибири. По крайней мере, в Челябинске, Свердловске, Перми они уже отмечены в 1978-79-м годах. Москва, Ленинград, союзные республики в это время карточек еще не знают. С 1981-83 года карточки-талоны уже становятся обычным явлением на большинстве территории РСФСР. А «сухой закон» 1985 года послужил катализатором буквально взрывного распространения карточной системы буквально на все: на водку, на табак, на мыло, стиральный порошок… В это время (примерно с 1987-89 годов) карточная система уже распространяется уже на всю территорию СССР: и Украина, и Белорусия, и Москва, и Ленинград — не миновала и их судьба «провинции», на которую еще недавно «столичные счастливчики» и «националы» взирали с некоторым высокомерием[14].
Преодоление карточной системы в 1991-93 годах проводилось вполне «по-сталински». Премьер СССР Валентин Павлов и премьер РФ Егор Гайдар оказались вполне добросовестными учениками своего предшественника, премьера СССР Иосифа Сталина.
Для начала, как и положено по отработанной схеме, была проведена конфискационная денежная реформа (январь 1991 года — так называемый «павловский обмен»). А через год, в январе 1992 года, сразу по следам распада СССР, отменяется и сама карточная система, с переходом на «свободное ценообразование». Конечно, на тот момент термин «свободное» не вполне адекватен: речь шла просто о кратном повышении цен. И сразу после новогодних праздников, придя в магазины, люди обнаружили на прилавках уже подзабытую колбасу по.. 106 рублей за кг. Понятно, что покупать ее никто не стал. Примерно 2-3 недели эта цена держалась, а потом ее снизили до примерно 60-70 рублей. В точности как это делалось в 1947-53 годах.
Другой вопрос, что даже это не уберегло пост-советские страны от гиперинфляции (хотя и в разной степени). Просто за 70 советских лет финансовая система была уже настолько раздолбана и разболтана, настолько финансовые власти уже разучились грамотно вести финансовую политику, что ситуацию держать под контролем они просто не умели. Пост-советским людям пришлось сполна заплатить за все — за индустриализацию и коллективизацию, за целину и комсомольские стройки, за БАМ и Афганистан. Но, в общем, можно сказать, еще дешево отделались. Хотя не факт, что уплачено сполна, и «советское наследие» не таит в себе еще какой-нибудь «бомбы времени».
Принципиальная неспособность «плановой» советской системы к налаживанию учета и контроля неизменно порождала и поддерживала перманентный финансовый и общий экономический кризис в СССР в течение всей его истории. Вольные игры со статистическими отчетами могли сгодиться для пропаганды, но не могли ни насытить товарами магазины, ни каким бы то ни было способом обеспечить потребности — даже самые элементарные — населения СССР. И крах советской экономики, повлекший за собой уже и политический крах СССР вполне закономерен. Хотя в условиях информационного «тумана» для многих и оказался неожиданным. А многим непонятен и сейчас.
Что же, не удивительно, что советские люди не знают истории СССР. Потому что это знание не оставляет на всех их воззрениях и построениях даже камня на камне.
[1]. Р.У.Дэвис, О.В.Хлевнюк - Отмена карточной системы в СССР 1934-1935 годы - http://www.fedy-diary.ru/?page_id=5756
[2]Там же.
[3]Там же.
[4]Там же.
[5]. Снабжение населения продуктами питания во время Великой Отечественной войны
[6]. Федор Цивильский. Талоны второй мировой войны - https://tednick.livejournal.com/8322.html
[7]. Борисов Сергей Сергеевич. Ленд-лиз, 4% и искусство исторической махинации со стороны СССР-России http://samlib.ru/b/borisow_s_s/lend-liz4iiskusstwoistoricheskojmahinaciisostoronysssr-rossii.shtml
[8]. Снабжение населения продуктами питания во время Великой Отечественной войны
[9]. Там же.
[10]. Зефиров М.В. Дёгтев Д.М. «Всё для фронта? Как на самом деле ковалась победа», «АСТ Москва», 2009 г
[11]. О.В. Хлевнюк. Советская экономическая политика на рубеже 1940-1950-х годов и «Дело Госплана» - http://www.fedy-diary.ru/?page_id=5899
[12]. Там же.
[13]. Там же.
[14]. Ольга Фетисова.Кризис торговой сферы СССР и формы его проявления - http://tobap.amt.kiev.ua/issues/year2004/issue-110/USSR