Мечты о большой семье с кучей детишек разбились о суровую реальность – осложнения после родов и бесплодие.
– Алён, а давай возьмём малыша из детдома? – во время ужина вдруг спросил Виктор.
– Я думала об этом. Максиму скоро три, он постоянно просит братика, с которым мог бы вместе играть. Но… – Алёна тяжело вздохнула, – Я боюсь плохой генетики. Вдруг биологические родители будут ворами или наркоманами, что тогда? Ребёнок не игрушка, обратно не сдашь. Придётся тащить на себе этот крест, случись что.
Виктор понимал опасения жены, сам много раз об этом думал. Но бесконечные просьбы сына и, казавшиеся несбыточными мечты ещё об одном ребёнке, сделали своё дело. У Виктора и Алёны появился ещё один сын – полугодовалый Артёмка.
Даже те, кто был в курсе об усыновлении, отказывались верить, что Артём – не кровный ребёнок. Так гармонично он вписался в семью. Внешне был очень похож на старшего брата, а по характеру – вылитый отец, спокойный, серьёзный, рассудительный.
Мы нарадоваться не могли на сыновей. А потом началось страшное – ребёнок начал таскать деньги из наших карманов, сначала по мелочи – на сладости. Потом суммы увеличились. На разговоры перестал реагировать, даже не пытался сделать вид, что ему стыдно или он раскаивается. Муж с ним говорит, а он в ответ лишь ухмыляется.
Проблемы нарастали как снежный ком – плохая компания, в пятом классе поставили на учёт в детскую комнату тогда ещё милиции. Воровал из магазинов сначала жвачки и шоколадки, а потом дошло до бытовой техники.
В шестнадцать получил первый срок. Я думала, что не переживу этого. Одно дело, когда ребёнок бедокурит, живя дома, а другое – когда его на три года отправляют в тюрьму. Тогда я поняла, что последняя надежда на его исправление растворилась, думать, что он всё поймёт и переосмысли было глупо.
Даже когда он отбывал срок, нам с мужем не было покоя – он писал письма с угрозами, постоянно требовал, чтобы ме его”грели” – передавали ценные посылки с их местной валютой. Пока я заливала слезами подушку, думая, как тяжело на зоне моему домашнему и нежному мальчику, он вляпывался в новые истории, опять не испытывая раскаяния.
Вернулся домой ещё более жестоким, я буквально не узнала своего родного сына. Да-да, именно родного, кровного. Максим стал поднимать на меня руку, если я отказывалась спонсировать его бесконечные попойки и посиделки с дружками. Отца ни во что не ставил. Не учился, не работал, естественно. Крутил какие-то тёмные делишки, притаскивал периодически полуживых компаньонов то с ножевыми, то просто сильно избитых.
Мы спать спокойно не могли – боялись, что однажды он и нас порешит. За Артёма очень переживали. Мальчишка с отличием окончил школу, поступил в институт, даже получал стипендию. Отказался от общежития, и по часу с лишним добирался до дома после занятий, чтобы просто не оставлять меня одну с Максимом, когда муж задерживался на работе или уезжал в командировку.
Старшего сына посадили снова. Статья и срок были ещё серьёзнее, а он ещё злее. Стал не просто писать письма и требовать создания ему условий на зоне, но и присылать домой своих дружков уголовников.
Они ломились к нам среди ночи, однажды выбили дверь и избили мужа до сотрясения. Тогда мы поняли, что так больше продолжаться не может. Пора признать, что наш родной сын стал для нас совершенно чужим человеком.
Мы сменили место жительства, не сообщив Максиму об этом. Пару лет он доставал нас только угрозами по телефону. Номер я не меняла, потому что каким бы он ни был, я хотела знать, что он жив и хоть иногда слышать его голос, пусть эти разговоры ничего, кроме очередной порции слёз, мне и не приносили.
Артёмка – наша гордость. Окончил институт с отличием, сначала работал в столице, а потом получил контракт за границей. Уехал. После освобождения Максим не оставлял попыток нас найти, и когда мы поняли, что он подобрался слишком быстро, согласились на предложение младшего сына и переехали к нему. Максиму оставили положенные ему квадратные метры. Наследством не обделили несмотря на всё, что он с нами вытворял.
Наконец-то стали спокойно спать, не опасаясь за свою жизнь. Сын хоть и угрожает, но только в социальных сетях. Где мы живём – не знает, приехать не сможет.
Мы с мужем постоянно виним себя, что где-то допустили ошибку в его воспитании, но где – непонятно. Растили сыновей одинаково, любви давали поровну. Но гены или как это ещё назвать вылезли не у приёмного, а у кровного.
Понимаю, что Максим совсем чужой и даже опасный для нас человек, но до конца обрубить последнюю ниточку не могу – продолжаю читать его сообщения, пропитанные ненавистью. Наверно, для любой матери важно знать, что ребёнок хотя бы жив и здоров. А весь негатив материнское сердце прощает.
Как хорошо, что мы всё-таки усыновили Артёмку – наше спасение и отдушина. Живём по соседству, помогаем с внуками. Дарим им любовь, которая оказалась не нужна Максиму. Стараемся идти дальше и нести свой крест.
_______
