Динка бежала по летнему лугу, залитому июньским солнцем, сплошь покрытому озорными мелкими ромашками, будто кто-то щедро насыпал белых мягких бусин с желтой серединкой. Она неслась так, что её длинные рыжие волосы развивались словно огненное полотно за плечами, колыхаемое ветром.
Вбежав на вершину пологого холма, она обернулась и замерла от непередаваемого восторга, который бывает, наверно, только в дикой молодости и от великолепного вида, который раскинулся вокруг. Покружившись так, что лёгкий ситцевый сарафан в мелкий красный горошек раздулся, словно перевернутая шапочка цветка, девочка упала в мягкую пышную перину луговых ароматных трав, вдыхая головокружительный запах.
Прикрыв глаза, Динка ещё полежала чуток, потом вскочила, вытряхнув из огненной шевелюры травинки приставшие к волосам, поискала холщовую сумку, которую бабушка забыла дома, когда ушла доить корову в стойло. Найдя сумку, совсем рядом, она схватила её и снова припустила уже с холма. Так быстрее бежать под откос, ноги сами несут.
Внизу под холмом пастух дядя Петя пригонял деревенское стадо коров на обеденную дойку и на отдых. А после обеда снова угонял в дальние луга в сторону леса.
Баба Аня стояла, прислонив широкую ладонь ко лбу, наподобие козырька от солнца и высматривала внучку. Бабушка забыла свою холщовую сумку, где лежала мазь для вымени коровы и кусочек соли для неё же, любимой Зореньки.
- Ну, летит моя стрекоза - баба Аня ласково смотрела на Динку, которая бежала ей навстречу, - косы-то чего распустила? Жарко же.
- Сейчас заплету, бабуль, вот на - Динка протянула матерчатую сумку.
Бабушка вынула оттуда сначала кусочек соли, подав его корове, которая с удовольствием его приняла. Вытянув длинный шершавый язык, смахнув увесистый кусок, Зорька с удовольствием хрустела крупными кристалликами серой соли, блаженно закатывая черные огромные глаза с длинными-предлинными густыми ресницами, которым бы позавидовала любая красавица.
Баба Аня ловко сполоснула пыльное вымя коровы водой, смазав его после мазью, и, присев на колоду, начала доить корову. Зазвенели о стенки ведра тонкие молочные струйки.
Динка, вытянув шею, наблюдала за бабушкой. И как она не боится сидеть под коровой? Это же такая махина, что даже полноватая бабушка выглядит совсем маленькой. Девочка заплела непослушные локоны в две косички, стоя здесь же, рядом. Однако, пара озорных прядок весело выскользнули в районе челки и стояли крупными завитками, словно пружинки.
Баба Аня закончила доить корову, вытерла руки чистой тряпочкой, предназначенной именно для этой цели. Погладила пёстрый бок любимой Зорьки, перекрестила ее и обернулась на внучку.
- Ну, пойдем домой, моя хорошая.
Бабушка повязала ведро с молоком сверху тонкой марлей, чтобы мелкие вездесущие мошки ненароком не попались в белую пышную пену, которая всегда собиралась по краю ведра.
- Бабушка, давай я понесу ведро? - предложила Динка.
- Нет, я сама донесу, ещё расплещешь, вон скачешь, словно егоза - говорила баба Аня, смеясь, - тем более идти не так уж далеко.
Хотя идти на самом деле нужно было довольно прилично, однако бабушку это нисколько не пугало. Столько она наработалась в своей жизни, столько навидалась, что пройти полтора километра с ведром молока - так, детский лепет, словно в игрушки поиграть. В которые она и не играла. Некогда было играть в послевоенные годы, на которые выпало ее детство. Село надо восстанавливать, да семье помогать. А в семье только и остались мать да Антошка - братик её. Отец и старший Трофимка, восемнадцатилетний юноша, с войны так и не вернулись. Остались от них только похоронки, три фотографии да пара медалей. Вот и всё.
Динка скакала вприпрыжку, а бабушка неспешно шла чуть поодаль. Добравшись до дома, баба Аня присела отдохнуть на лавочке около крыльца. Динка занесла ведро с молоком домой, схватила в коридоре металлический ковшик, который был, вероятно, раза в три старше самой Динки, и побежала к колодцу, который стоял рядышком с забором.
Покрутив ручку колодца, набрав в ведро очень холодной воды, которая не нагревалась даже в самый жаркий день, Динка зачерпнула ковшиком прохладной жидкости из ведра и отнесла к бабушке, которая отдыхала на деревянной лавочке под кустом вишни.
Напившись, баба Аня кивнула, поблагодарив внучку за воду и встала. Пора. Некогда сидеть. Нужно процедить молоко, налить в банки и кувшин и поставить в прохладный погреб. Холодильник тоже был, маленький пузатый "ЗИЛ", который важно стоял на кухне и периодически недовольно пыхтел, включаясь, да так громко, словно небольшой трактор завели.
Каждое лето Динка погружалась будто в небольшое приключение, всегда разное, но всегда захватывающее, с интересными открытиями и событиями, которые потом, она, будучи взрослой женщиной, будет вспоминать с теплом, а порой и со слезами тихой радости и сожаления, что все прошло, закончилось.
Но сейчас девчонка сидела за большим добротным столом, из широких дубовых досок, которые сколотил её покойный дед Николай. Его уж нет на свете как лет семь, но его изделия проживут ещё очень долго. Это и наличники на окнах, с кружевными узорами, и тяжелый шкаф с красивыми дверцами, и этот кухонный стол, с резными ножками.
"Да кто ж их увидит, эти ножки под скатертью? Чего так стараешься, вырезаешь? - говорила ещё молодая баба Аня, - а хотя красиво, - отмечала она, гордясь рукастым мужем, - очень даже красиво!" Она потом стол тот скатертью не покрывала, чтоб ножки было видно.
Динка смотрела, как бабушка натруженными руками неспешно, но ловко процедила молоко сквозь марлю, закрыла крышками банки, а коричневый глиняный кувшин накрыла его же крышечкой. Потом, подмигнув затихшей Динке, сказала:
- Может плюшек напечём? Сегодня соседка Мироновна говорила, что к ним гости приедут, твои подружки двойняшки Лена и Оля и маленький Ванюшка. Заодно и их угостим, давай?
- Давай! - просияла Динка.
Девочка любила возиться с пуховым тестом, хотя оно бывало и прилипнет к пальцам, но его можно и тайком съесть кусочек, прямо сырого.
- Ты зачем тесто сырое ешь, Дина? Оно же не вкусное ещё - смеялась бабушка.
- Как это не вкусное? Очень даже вкусное! - говорила Динка, вымазавшись мукой, - вот на, попробуй! - и протягивала бабушке малюсенький кусочек.
Та махала руками, отказываясь.
Из эластичного мягкого теста бабушка скатывала длинные толстые жгуты. Потом нарезала их острым ножом на кусочки. Каждый кусок также катался в жгут и лихо закручивался в плюшку. Динка тоже помогала, но у неё не получалось так умело закручивать плюшки.
- Ой, а моя плюшка развалилась - говорила внучка смотря, как её шедевр из теста напоминал маленькую разрушенную крепость.
- Давай я покажу, как делать - бабушка брала кусочек, неспешно раскатывала его, потом медленно, чтобы девочка запомнила, показывала, как нужно закручивать, чтобы получилось красиво.
Вытащив на стол огромные, закопченные снизу противни, баба Аня смазывала их подсолнечным маслом, заполняя его по мере готовности плюшками. Потом брала яичный желток, быстро взбивала его чайной ложечкой и смазывала сверху тесто.
- Ну а теперь твоё любимое - посыпай сахаром! - бабушка подвинула металлическую сахарницу на толстой ножке.
Динка, высунув от удовольствия кончик языка, обильно посыпала желтые яичные спинки плюшек. Легко ухватив крупный противень баба Аня сунула его прямо в разинутый "рот" белёной печки. Закрыв заслонку, устало опустилась на стул, положив натруженные руки на цветастый передник, склонив голову в платочке чуть на бок.
Внучка села рядышком прямо на круглый, сплетенный из ярких полосок коврик, положила рыжую голову бабушке на колени. Динка зажмурилась от удовольствия, когда баба Аня перебирала её волосы, поглаживая руками.
"Эх, ну волосы чисто, как у моего Николая, такие же рыжие, непослушные. А вот веснушки у внучки, что рассыпались солнечным поцелуем на гладких щечках, это дочери моей, Ниночки, такие тонкие и яркие, словно маститым художником рисованные..." - проносились мысли в голове бабушки.
В кухне ароматно запахло говыми плюшками. Вынув противень с румяными изделиями, бабушка разложила ещё их, ещё горячие на поднос, заботливо укрыв белым вафельным полотенцем, чуть отдохнуть.
С улицы послышались веселые крики, это приехали соседи, высыпав всей гурьбой из машины. С соседскими девчонками Динка дружила не одно лето и была рада, что они приехали.
Во дворе Мироновны стоял небольшой столик под высокими березами. Туда баба Аня и принесла широкий поднос с сахарными плюшками и глиняный кувшин с молоком, которое сегодня в обед дала корова Зорька.
Ребятишки, набегавшись в догонялки, сели уплетать за обе щеки золотистые булочки, обильно посыпанные сахаром, запивая их прохладным молоком и щурясь то ли от вечернего солнца, то ли от всепоглощающей неподдельной детской радости. А бабушки, сидя тут же рядышком будут с любовью смотреть на свое продолжение, тихо обсуждая заботы минувшего дня.
Динка запомнила эти моменты на всю жизнь. И будучи уже взрослой, она вспоминала, как гостила у любимой бабушки в деревне под Тулой, как бегала с ней доить корову Зорьку, как кружилась на ромашковом лугу, как пеклись витиеватые булочки, как бабушка гладила её по волосам, отчего-то глубоко вздыхая так, что иногда Динка замечала у неё в уголках пронзительно-голубых глаз чуть наплывающие хрустальные слёзы.
- Чего, это ты, бабушка? - Динка вопросительно смотрела на родную душу и её рыжие наивные бровки поднимались домиком.
- Я? А, да так, так..., - говорила она быстренько смахивая непрошенные слёзы - дедушку вспомнила, всё нормально.
Сколько не пробовала Динка, а ныне взрослая леди Высоцкая Дина Алексеевна, булочек в своей жизни, но никогда не забудет она вкус тех самых, бабушкиных.
Как порой ей, так же хочется приехать и увидеть родной деревенский дом с резными наличниками и дубовым дедушкиным столом с красивыми ножками, как хочется пробежаться и упасть в ромашки, заглянуть в темные глаза красавицы Зорьки, крепко обнять самую родную бабушку и не отпускать её никогда!
И ни о чем не беспокоиться. Ни о чём на всем огромном белом свете!
Конец