Кузя
Кузьма сидел, расстроенно теребил нос-картошину, и думал. Он уже тщательно почесал спутанную, с торчащей из нее соломиной, бороду. Усердно поскреб лысину, даже тщательно пригладил ее заскорузлой ладонью, в надежде прочистить родничок и извне получить ответ, который яркой вспышкой должен бы был проникнуть в пытающийся разобраться в происходящем мозг, через расчесанную докрасна макушку. Но все зря. Умные мысли не шли, что очень сильно его расстраивало.
Так и встретил утро. Так что же не давало ему спать, вот уже вторые сутки подряд? Как не странно, но это был тот самый, горячо любимый внук, кровинушка, который приехал в гости, и в первый же день огорошивший своим предложением.
А все ведь начиналось так изумительно. Любимое чадушко навестило стариков. Сели за стол. По стопочкам разлили. И тут на тебе… Как снег на голову. Высказался.
После услышанного, дед подряд три стопки водки выпил, без всякой закуски, одну за другой, напрочь забыв предложить сделать это внуку, хотя стол-то был накрыт именно к его приезду. Бабака перекрестилась, и тоже опрокинула в себя рюмочку, но уже не спиртного, а смеси пустырника, валерьянки, и еще чего-то того, что сама и намешала в коричневом пузырьке.
Так что же такого сказал им внук страшного? Да в общем, ничего особенного. Такое, когда ни будь услышит каждый из нас, когда придет время, если до этого на погост не отнесут: Он предложил переехать к нему, в город.
- Ну что вас тут держит? Никого уже в деревне не осталось кроме хромого соседа, Яшки - вдовца, сын которого третий срок за воровство тянет, да двух спивающихся, древних бабок-сестер, что через два дома век доживают. Остальные или померли уже, или в город переехали. Собирайтесь, да поехали. Нечего вам тут делать.
Огорошил в общем. Только вот не сказал, что с животиной делать? Псом, с банальной кличкой «Шарик», с котом Васькой, да десятком кур с мужем их, горлопанистым, драчливым петухом Филькой. Да еще с огородом?
Картошки одной целую сотку насажено, чтоб на всю зиму, на покушать, хватило, да на посадку, на весну, осталось, и ему оглоеду с собой в город. Где он там такой рассыпчатой да вкусной найдет. Чай в магазине на «пистяцидях» выращенную так лопать не будет, да еще с маслицем постным на чесночке настоянном, да лучку с грядки, да огурчик, под рюмочку да ржаной хлебушек, душистый, теплый еще, недавно с печи, да солкой посыпанный. Эх дубина стоеросовая. Ничего не понимает. Разве там жизнь, в городе том триклятущем, у телевизора. Здесь она, жизнь ента, туточки.
Когда петух, гаденыш, разбудит с утра, песню свою солнышку нарождающемуся пропев. Когда в огород, хош не хош, а пойдешь, и косточки там за ночь затекшие, да в суставах скрипучие, разомнешь, сразу жить и захочется. А в городе что? Срамота. От стола в туалет и до дивана, а потом, опосля обратно. Быстро так-то богу душу отдашь.
Кузьма закряхтел с досады, и повернулся к Федоту. Тот похрапывал, причмокивая губами во сне. Вот же рожа непробиваемая. Пятый год как своих стариков в город спровадил, теперь в пустом доме живет, и в ус не дует. Вон как паутиной покрылся, мхом порос. Неужели и ему, Кузьме, такая судьба светит?
Скрипнула калитка, и старческий мужской голос, словно извиняющийся, за то, что жив еще, произнес.
- Не можем мы Ванюша поехать. Прости ты уж нас. Тут уж мы, как ни будь, с бабкой. И Шарика с Васькой куда деть? Они к городу непривычные. Да и вообще… - Дед махнул рукой. – Поезжай сынок, поезжай, за нас не беспокойся. Все у нас хорошо.
Черный внедорожник, брызнув водой, из дорожной лужи, унес внука , скрыв его за поворотом. Бабка смахнула слезу, и посмотрела на деда.
- Пошли старый кашки что ли с масло перекусим.
Тот кивнул и обнял, прижав седую голову к груди.
Кузя наблюдал, слушая храп Федота, сквозь щелку покосившегося сарая. Он улыбался. Он не остался один, в пустом доме. Домовенок был счастлив.
06.04.2023