Нина сидела в гостиной Лустера и слушала, слушала… Он не оправдывался – он просто рассказывал. И целая жизнь проходила тихо, не спеша, и рассказ был объят покоем и верой. Это было удивительно, потому что жизнь сидящего напротив нее человека сопровождали борьба, погони, стрельба, гибель родных и близких людей. Утрата тех, кому хотел посвятить себя. Но, видимо, сейчас он достиг такой степени уверенности в том, что отныне у него всегда и все будет хорошо, что подчинил этому чувству абсолютно все, что его окружает. Нине даже показалось, что само время здесь остановилось. Но ведь это нехорошо, несправедливо. А как же мама? Мама мучается одна, и разве можно при этом наслаждаться поколем?
- Мама, - тихо сказала она, глядя в глаза Сергея Терентьевича.
- Маму давно ищут. Там, где вы жили, ее нет. Ушла тебя искать. Уехала. Соседи говорят – ей сообщили, что видели тебя где-то в Приморье. Пытался уточнить, но… Вроде недалеко от Уссурийска. Интересно, а ты там действительно была?
- Была.
Вот это да! «Умереть» в тюрьме, сменить имя, внешность, проехать тысячи километров, чтобы твоей маме передали – видели, мол, доченьку. Где же это могло быть? В аэропорту? На том маленьком аэродроме? В электричке? В церкви?
- Ой, дочка! Мир-то тесен почему? Шарик. Куда ни пойдешь, а все столкнешься и с другом своим, и с врагом – лоб в лоб. Прочесывают сейчас мои люди Приморский-то край. Ребят своих направил. Считай, полсамолета.
- А где волшебные цветы? И ходики?
- Нилочка! Да ты их помнишь! Как хорошо, что мы ничего не тронули, не разрушили. Этот особняк я недавно перестроил, тут все новое. А та квартира… Хочешь, прямо сейчас поедем? Все посмотришь, вспомнишь.
- Хочу.
- И к Тихону заедем. Посмотрим, как он там.
- Тихон ходит тихо… Нилочка – трусиха… А почему мне вспоминается пшеничное поле?
- Это за городом. Где ты как бы исчезла. Незаметно. Это был самый тяжелый момент в моей жизни. Поверь, дочка. Я когда представлял нашу с тобой встречу, то всегда видел себя стоящим перед тобой на коленях. Чтобы прощение заслужить.
Они вышли из гостиной и столкнулись с водителем Лустера, который пытался перегородить дорогу Жоржу. Но не тут-то было!
- Оставьте его в покое, - попросила Нина. – Если бы не он, я бы не стояла сейчас перед тобой, - пояснила она Лустеру.
- Ну что ж…
- Жоржик, ты поедешь с нами? – спросила Нина. – Сначала в больницу к Тихону. А потом… Туда, где я родилась. Где прошли первые годы моей жизни.
Жорж обнял Нину и зашептал:
- Как я мог… Как я мог…
- Все бывает. Забудь. Поедем. Я очень волнуюсь.
Тихон лежал в отдельной палате. Он был один. В сознании. Нина подошла к нему первой, села рядом на стул, склонилась и тихо прошептала:
- Тихон ходит тихо… Нилочка – трусиха…
Он сжал ее руку, улыбнулся.
- Нашли… Нашлась… Мы так тебя любим… Мы…
Он заплакал. Нина взяла полотенце, висевшее на спинке кровати, и стала вытирать ему слезы.
- И я рада. Нашла. Вспомнила. Шла по осколкам. По твоим волшебным цветам, которые меня обжигали… И когда хозяйка показала рисунок… Эти цветы… Думала, меня хватит удар. Она хранит твои волшебные цветы. И еще… У нее есть сын. Ты спроси, сколько ему лет.
- А зачем?
Она не ответила. И правда, зачем? Но ведь у Тихона нет детей, и это обретение перевернет его жизнь, изменит вокруг все краски. А надо ли их менять? А тот человек, который воспитал его сына – с ним-то что будет? Он прекрасен в своей любви и доброте. И это все у него отнять? А почему – отнять? Ах, как все сложно, запутанно.
И Нина отошла от Тихона, уступив место его брату.
А в палату уже спешил чуть ли не весь медицинский персонал отделения. Доктор заверил Лустера, что для его брата делается все необходимое, и даже более того. Нашлась, например, медсестра, которая просто влюблена в его картины и страшно рада, что появилась возможность за ним поухаживать. Именно эта сестричка, совсем еще молоденькая и симпатичная, и заняла место рядом с Тихоном, когда они уходили из палаты. Каждый из них подумал – и слава богу!
Дом, в котором родилась Нина, был недалеко. Оказалось, что уже несколько лет в нем никто не жил. Лустер определил туда брата, но общие дела требовали, чтобы он всегда был рядом, и Тихону отвели свои покои в новом особняке.
- Сейчас войдем, дочка, и ты увидишь – ничего не переделали. Думаю, все узнаешь. И там тебя ждет сюрприз.
- Да когда же ты успел его приготовить?
- Много лет назад.
Нина вошла в коридор с высокими стенами. По обе стороны на них висели картины. Она шла мимо них медленно, словно плыла по течению. Вот справа – те самые «Огненные цветы». И они ее не обожгли. Она остановилась возле них и посмотрела на ковер, за который запнулась и упала. Тогда.
- И это помнишь? – спросил Лустер.
- Да. И я лежала с высокой температурой.
- Это было вот здесь, дочка.
И Лустер показал на дверь.
- Открой сама.
- Я… Дай мне руку, Жоржик.
- Нет уж, лучше я возьму тебя под руку.
Жорж прижал к себе Нину и они вместе шагнули в небольшую комнату. Это была детская.
- Моя кровать. Надо же… Вот это сюрприз! А ведь я ее забыла. Как же я могла ее забыть? Ладья. А кто ее разрисовывал?
- Тихон, конечно. Он и предложил сделать кроватку в форме ладьи.
- Вот я и уплыла далеко-далеко. А можно вопрос? Просьбу.
- Можно. Но я знаю, чего ты хочешь. Конечно, как решишь. Но тебе здесь будет… одиноко.
- Нам с Жоржем не будет одиноко. Как ты думаешь, Жоржик?
- Я думаю… Все так переменилось. Встало с ног на голову. И как на это посмотрит отец… Не будет ли военных действий… Если нет, то уж с одиночеством мы как-нибудь справимся.
Лустер признался, что они давно не ведут военных действий, но и мира настоящего между ними тоже пока нет. Что теперь, когда Жорж – в его стане, может, и наступит в их отношениях полное понимание. Лично он этого очень хочет.
- И еще одно, дочка. Боюсь я за тебя. За вас обоих. На твоих руках ведь, как мне разведка донесла, та цыганка умерла. И резонно думать, что перед смертью она могла передать тебе то, что нам здесь внятно сказать не захотела. То есть… Прокричала, что и дом, и двор набит золотом – ну, ты знаешь, о каком доме речь, а конкретно-то ничего и не показала. Хотя, думаем, могла. Что-то ее испугало. Это одно. И второе – мы узнали, что еще до этого она завладела немалыми средствами, которые пока не найдены. Так вот, за тобой могут охотиться. Не дай бог, обнаружат в этом доме. Тут – ни охраны нормальной, ничего. Да я глаз не сомкну, дрожать за тебя буду!
- Но меня ведь как бы… нет.
- Э, милая! Не такие фокусы раскусывали! Матери-то, вон, уж доложили, что тебя видели. А может и не только матери.
Лустер уговорил Нину пожить пока в его особняке. Он пригласил и Жоржа, но тот отказался – мол, отец его не поймет. Вернулись в особняк. Жорж, убедившись, что Нина чувствует себя нормально, хотел уйти, но Лустер остановил его и заявил, что сейчас самое время для его исповеди.
- Я – человек, который всегда чувствовал в себе силу. С раннего детства. Я мог подраться с любым мальчишкой, даже старше себя, потому что знал – победа будет за мной. Она, победа, словно за спиной у меня всегда стояла. Иногда эта сила заглушала голос разума. Но у меня была высокая цель – изменить мироустройство. Ленивых сделать трудолюбивыми, равнодушных – чуткими и деятельными, во всем разуверившихся – с надеждой стремящимися к своей цели. Я понимал – невозможно всех сделать счастливыми. Но дать человеку хоть временное ощущение счастья… Я был уверен – для этого мне самому необходимо стать богатым и успешным. Многие вещи в жизни происходят помимо нас. Крутится колесо, и мы втягиваемся в его ритм. Иной раз я хотел жить как все. Я ведь ювелир по профессии. Художник. Мечтал иметь свою мастерскую, каждое утро ходить туда на работу, вечером – обратно. Но колесо меня не отпускало. Оно крутилось, и попробуй выберись оттуда! Скорость такая, что руки-ноги себе переломаешь. Великая цель привела меня к великим жертвам…
- Оправдываешься, Серж?
Черный вырос на пороге незаметно, неслышно, его цыганские глаза остановились на Жорже с Ниной. И он улыбнулся.
- У меня сегодня великий день, Черный. Познакомься. Рядом с твоим Жоржем сидит моя дочь. Нила.
Черный встряхнул своей гривой цвета воронова крыла, вполне оправдывающей его фамилию, и подошел к молодым людям. Жорж подал ему стул. Он прикоснулся к руке девушки, нагнулся и бережно ее поцеловал. И посмотрел на нее так внимательно, как рассматривают картины известных мастеров. Повернувшись к Лустеру, сказал:
- Но ведь такое бывает только в сказках…
- Конечно. Да ведь я всю жизнь и старался делать сказку. А ты никогда этого не понимал.
- Где уж нам, выросшим в здешних подворотнях!
- Уточняю – в своих подворотнях. Я не считаю это зазорным. Недалеко от тебя в детстве ходил. Но чего же в мою-то подворотню все стремишься? И этого потомка кузнечных дел мастера на мою территорию толкаешь?
- Ну, что твое, что мое, разграничить теперь трудно. Есть ведь и моральная сторона дела. Ты купил пристройку с землей, но именно там скрыты произведения искусства художника-кузнеца… Наше с его сыном наследие.
- Сядь, отец. Рядом с Сергеем Терентьевичем. Я тебя прошу.
- Давай, делай, что сын тебе говорит! – насмешливо сказал Лустер. - С охраной, небось, пришел. Но я в заложники тебя не возьму.
- Сына пришел проведать. Давно не виделись. А охрану взял, да. Ты ведь бываешь неуправляемый.
Тем временем Нина с Жоржем отошли в сторону. Жорж что-то шептал ей, она кивала и улыбалась. Затем оба повернулись к мужчинам, сидящим рядом, за одним столом. Причем Лустер уперся локтями в стол, сжимая ладонями виски. А Черный сидел как примерный школьник за партой – положив руку на руку.
- Я не умею хорошо говорить, - начала Нина. - Но раз уж так вышло… Я в жизни видела мало хорошего. И сама мало хорошего людям сделала. Наверное, так бывает с людьми. Но я сама во многом виновата. И уверена – если каждый в себе покопается, вину свою найдет. Да не одну. И ту, что за ним числится, и ту, что на других перекладывал. Поэтому мы с Жоржем вас и призываем – не видеть врагов друг в друге.
- Да ведь мы не воюем, я же тебе говорил, дочка. Значит, и не враги.
- А вы можете стать… друзьями?
- Только не повторяй, отец, что такое бывает лишь в сказках.
Мужчины молча смотрели друг на друга.
- Отец, я у тебя нашлась. Мама, надеюсь, тоже найдется. У Жоржа мать скоро выйдет из тюрьмы по амнистии. Так получилось, что мы с ней были знакомы…
- Ишь, чего на свете-то делается, Нила!
- Отец, прошу – зови меня все-таки Нина. По паспорту. Да и привыкла я. С Ниной мне как-то безопаснее.
- А ты девочка-то, оказывается, непростая, - заметил Черный. – Я-то думал – легкая подружка у сына завелась. Как бабочка. А ты – с грузом за душой. И груз тяжелый, вижу.
- Отец, мы с этим сами разберемся!
- Вы за сына не волнуйтесь, мы ничего не будем решать втайне от вас. И я никогда не сделаю ни одного шага против его воли и желания. Он – мой спаситель…
Черный ответил тихо, словно извиняясь:
- Да я только сказал то, что сейчас понял. Не удержался.
- И все-таки я повторю вопрос – вы можете стать друзьями? Мы так этого хотим, что сейчас вот решились на очень серьезный шаг…
- Дочка, дождись матери, потом уж будете решать! И Софью надо дождаться. Я, собственно, против такого зятя ничего не имею.
- А ведь она не об этом, Лустер! – произнес Черный и у него почему-то загорелись глаза.
Нина даже удивилась – неужели догадался?
- Да, отец. Я не о наших с Жоржем отношениях. Хотя они у нас прекрасные. Но… Я очень хочу говорить торжественно. Так, чтобы вы этот день запомнили на долгие-долгие годы. На всю жизнь. Во имя нашей будущей дружбы… Ой, да что я говорю? Почему будущей? Будущее, как говорится, начинается сегодня. Во имя нашей дружбы и безбедного существования на всю оставшуюся жизнь, во имя вашего мирного сотрудничества по поискам наследия предков – не будем уточнять, чьих именно – мы с Жоржем сейчас преподнесем вам подарок. Очень ценный. Который стоит, может быть, не одной жизни. Вы оба чего сейчас хотите больше всего на свете?
- Ну, помимо счастья всем родным и близким. Детям, надеюсь, - вставил свое пояснение в вопрос Жорж.
- Так… ясно чего. Ты, дочка, знаешь тот старый дом…
- Во дворе которого закопано нечто, принадлежащее лично моей семье. Моим предкам, - уточнил Черный.
- А теперь… Отец, ты когда был в цирке? – спросила Нина.
- Так… в детстве, наверное.
- Там есть фокусники. Помнишь?
- Да откуда? Но по телевизору видел. Ценю.
- Смотрите!
Нина раскинула руки и стала водить ими над головой. Жорж в это время незаметно вытащил из своей сумки листок бумаги с рисунком, подошел, встал за Ниной. И когда ее левая рука делала пассы, отвлекая внимание мужчин, правая потянулась к Жоржу и он вложил в нее заветный листок.
- Колдуй, баба, колдуй, дед!
Где тут клады? Клады здесь!
И белый листок с рисунком лег на стол. Черный тут же схватил его и поднес к глазам.
- Папа! – одернул его Жорж.
- Да я плохо вижу…
- А я помню эту считалку. Калдыбаба мы ее звали. В детстве, - начал было Лустер, и вдруг спросил, чуть не задохнувшись:
- Да неужели…
- Да, отец. Она перед смертью мне это нарисовала.
Лустер наблюдал, как Черный рассматривает рисунок, положив его на стол – замечание сына подействовало. Лустер видел рисунок вверх ногами. Но он и не спешил его рассматривать, а был в это время далеко-далеко. И вдруг заговорил – сбивчиво, быстро:
- Невероятно… Мы с Черным здесь. Воюем. Ты попадаешь к его жене. Цыганка умирает на твоих руках. Дарит тебе ключ к золоту. Сын Черного тебя спасает. Вы вдвоем находите это место. К которому мы с Черным давно гребем и никак не догребем до берега. У вас в руках – план. И не надо больше грести. И тут я нахожу тебя. А ты, Нина, находишь меня. И как же все это возможно? Чтобы и разные люди, и события, и мечты наши, и планы сошлись вот так, вместе? Нет, кто-то всем этим управляет. Не может быть, чтобы все это вышло так, случайно. Вот Софья твоя, Черный… Она ведь не знала, что Нина – моя дочь…
- Не знала. Разумею.
- А направила к ней вашего сына…
- Направила. А я ведь недавно про это узнал. Все-таки мы с тобой, Лустер – здесь, в этом городе, а сын со мной жить не захотел… Даже по одним улицам ходить не сподобился…
- Папа! Не надо. Вы правы, Сергей Терентьевич. Это не может быть случайностью. Вероятно, здесь играют роль энергетические поля. У каждого человека оно – свое. И у каждого события – тоже. Так я думаю. И даже предполагаю, что у каждой мечты тоже есть своя энергетика. Это очень тонкая материя. И ее составляющие – я не знаю, как их назвать – могут объединяться. И даже наверняка объединяются. И что для них сотни и даже тысячи километров! Вероятно, это космический уровень материи. Вещества. А мы, глядя на это со своей человеческой колокольни, восклицаем – ах, мол, какое совпадение! Да не совпадение, а закон вселенской жизни.
- И давно ты это понял, сынок?
- Не знаю. Скажу так – я думал об этом всегда. Сколько себя помню. А вот так, применительно к собственной жизни – только теперь. И это стало для меня такой интересной загадкой, что все другие отошли на второй план. И оказались неинтересны. Я вот смотрю на этот листочек и в сердце ничего не дрогнет. А раньше от этой тайны аж дух захватывало!
- Ничего. Зато у нас давно все дрогнуло, - просто сказал Лустер и стал, наконец, внимательно рассматривать рисунок. – Да и как вовремя! Я ведь был на суде, Черный. Когда этот дворянин, стоящий на краю могилы, заграбастал наш дом… Кстати, ты когда-нибудь его видел? Потомка-то?
- Нет.
- Копия наш… миссионер. Вот, наверное, из-за чего путаница получилась.
- Так он заграбастал дом, но не двор!
- Я надеюсь, что пока весь этот сыр-бор, бумажная волокита, так мы и в доме сумеем все прощупать!
- А раньше-то тебе что не давало это сделать? Кто мешал?
- Да тоже все во двор глядел. Неспешность наша русская и мешала. Да и сообразить некому было, где там что. Не все же стены ломать. А ты вот что скажи, дочка, как вы догадались-то, где искать. Ведь на рисунке нет ни города, ни улицы, ни номера дома. Она и не могла этого знать – везли-то мы ее сюда…
- С мешком на голове, что ли?
- Да не с мешком, но… не видела она ничего. Не могла видеть.
- Отец, так ведь она – экстрасенс. Это во-первых. А во-вторых…
- Сказала. Надо же!
- Нет. И правда, не знала. Сказала лишь – город, где кладбище татарское над Волгой. Так мы про город и поняли. Но ты на рисунок-то внимательно посмотри. Там есть дата, время. Для чего, думаешь?
- И для чего? Ты, Черный понимаешь?
- Нет.
- Да на линию-то вверху посмотри, отец! Ломаная линия.
- О! Да это же флюгер, который Валькин батя устанавливал!
- Тень! Тень от флюгера и от всего этого дома. Она нарисовала тень, - торжественно объявила Нина. – Тень, по которой мы и узнали этот дом!
- Ну, чудеса! Впервые в жизни такое вижу, - сказал Лустер.
Черный тоже восторженно смотрел на рисунок. Он был согласен с Лустером – такого чуда и ему видеть не приходилось. Да что ему – может, и всем сыщикам мира!
- Но у нас, отец, есть вам обоим еще один подарок. Сюрприз, - вновь торжественно заявила Нина. – Это, правда, пока догадка Жоржа, но я уверена, что мыслит он совершенно правильно.
Жорж взял чистый лист бумаги и изобразил на нем цифры, скрытые в лепнине на фасаде дома. Он рассказал, как логически вычислил, где именно может находиться клад. Если, конечно, его действительно когда-то замуровали в доме. В парадном!
- Говорят, там стены были разрисованы. Причем присутствовал не просто какой-то орнамент, а сюжетные картины, - добавил Жорж.
- Одна. Одна там была картина. Так я ее помню, - признался Черный. – Я ведь в этот дом к девочке одной ходил. Дружили. Она на первом этаже жила. И окно ее было аккурат рядом с парадным. Но парадное всегда было заперто. Со двора же в дом-то входили. Так я помню, как однажды постучал своей девочке в окошко, а на мой стук парадное открылось, Наташка, писательница нынешняя, высунулась – ключ-то от этих дверей у них был. Я туда и нырнул – дай, говорю, посмотреть на красоту-то. До сих пор эта картина у меня перед глазами. Ничего не забыл.
- Нарисуй, Черный, - попросил его Лустер.
- Давай лучше я. С твоих слов, - предложил Жорж. – А то из тебя рисовальщик… Ты и цвета помнишь?
- А то!
Лустер вытащил из стола цветные карандаши, фломастеры и протянул Жоржу. А он слушал рассказ отца и листок бумаги оживал и наполнялся удивительными красками.
- Я ведь почему запомнил-то… Ничего такого до этого не видел. Нет, нет, вот тут синее перо у него было. Даже с каким-то золотым отливом. А на этой ноге у него, вот, в стремени-то которая – полосатые носки или как они там раньше назывались. Может, чулки или гамаши. Черная и белая полоска. А платье у этой дамы – с медным отливом… Ну, все вроде. Лошади две – на переднем плане. А вот там – забыл, сколько. Может, тоже две. Или три. А тут вот мальчик сидел на траве. Сиротинушка.
- Плакал, что ли? – спросил Лустер.
- Нет. В шкатулку глядел.
Все замерли. И посмотрели друг на друга.
- Возможно, это была просто музыкальная шкатулка, - предположил Черный. – Были же такие…
- А ручка? Ручка у шкатулки была? – волнуясь, спросил Жорж. - Ну, чтобы ее заводить и музыку слушать.
- Да нет. Не было.
- Но тогда именно это и может быть ключом…
Лустер встал. Ему хотелось сказать речь.
- Ребята! Ребята! Но ведь вполне возможно, что мы – на пороге…
За дверью раздался шум. На пороге вырос охранник.
- Сергей Терентьевич! Там Аза к вам рвется. Ну, в кафе у нас работала. Уехала. Так с дороги вернулась – для важного вам сообщения. Сказала даже – сверхважного! Уверена, что вы просто... взовьетесь от восторга!
- Ну и день сегодня! Зови!
Но Аза уже выросла на пороге и, не обращая ни на кого внимания, просто сказала:
- Сергей! Я видела ее. Она жива. Мы оказались в одной гостинице. Я ничего ей не сказала – не знала ее планов, боялась спугнуть. Но это она. Это точно она, я ведь ее помню. Я и девочку помню. Как подтолкнула ее в рожь высокую… Вот прямо из гостиницы – в аэропорт. Чтоб тебе скорее все сказать. Думаю, она еще там.
Лустер выбежал вместе с Азой. Было слышно, как он отдавал приказания, звонил, как кричал в трубку:
- Лена! Мы ждем тебя, Лена! Она здесь, со мной. Не плачь… Не плачь… Не надо на поезд. Просто сиди и жди. Мы давно тебя ищем. Мои люди недалеко от города, где ты сейчас находишься. У них самолет.
А потом наступила тишина и обеспокоенные Нина с Жоржем тоже вышли в соседнюю комнату. Лустер полулежал в кресле, беспомощно опустив руки. На усталом, измученном лице его слабо светилась улыбка.
- Мама… Думаю, сегодня ночью ее привезут. Она жива. И я жив. И мне не надо, дочка, никаких «скорых». А то ты, вижу, уже приготовилась звонить. Хватит нам Тихона. За которым сейчас, уверен, ухаживает его тихоня.
- Сегодня – день сюрпризов. И они, отец, еще не кончились.
- Ну конечно. Маму-то еще не привезли. И этот мальчик со шкатулкой…
- Да. Мама. Как она старалась уберечь меня от разных бед! Не уберегла. А шкатулка подождет. Я сейчас о другом. О Тихоне.
- А что Тихон-то? Жив, и ладно.
- Сын у него есть. Эта тихоня, как ты ее назвал, родила сына. Когда Тихон твой был уже за границей. А потом и замуж вышла. Когда увидела, как Тихон бегал задрав штаны за искусством, живописал, так сказать. И вовсе не собирался на ней жениться.
- Вот это да. Вот это день! Какое число-то сегодня, а? Ну конечно, тринадцатое! Обычно в этот день у меня неприятностей – как дроби барабанной. А сегодня… И четверг ведь, да? А вот четверги у меня все счастливые. Что скажешь, Черный? Был у тебя такой вот день?
- Будет, Сергей. Софья вернется. Золото с тобой найдем. Город на ноги поставим. А то он сейчас такой дохлый, что со стула сползает… Прежний губернатор довел… Дети наши, думаю, внуков нам подарят… Подарите, а? Что молчите?
Жорж тихо прижал к себе Нину и шепотом признался, что строить красивые дома гораздо легче, чем говорить слова любви и веры в высокие чувства. Но он их все-таки говорит, потому что… Потому что готов идти с ней до конца жизни.
- А что касается догадки моего отца… Ну, этого мальчика со шкатулкой… Проанализировав архитектурное строение дома, я убедился, что именно эта часть стены может защитить спрятанные в ней сокровища. Понятно было, что она никогда не подвергнется перестройке. Никакие перепланировки ей не угрожают. А шкатулка – это, думаю, знак. Мальчик же символизирует молодое поколение. Знак молодым – где искать. И что искать. Вполне возможно, что нарисованная шкатулка существовала в реальности и что именно ее мы в этой стене и отыщем. Правда, кладодаритель не предполагал, что его красочное изображение на стене, это произведение искусства могут замазать банальной известкой. Умеют в наше время ценить классику, что и говорить.
Лустер подозвал к себе Черного, попросил его сесть рядом.
- Сына ты вырастил хорошего. Не нашего поля ягода, да теперь это и не нужно. Дело умеет делать. И будет. А как тебе дочка-то моя? Не пугает? Тюрьма – не курорт. И ее авантюры… Они, конечно, вынужденные. Не она, может, их изобрела. Но она на них пошла. Обстоятельства были такие. Я понимаю и одобряю. А ты?
- Я не такой легкий человек, как ты. Я более основательный, ты знаешь. И мне хочется, чтобы сноха тоже была основательная, всегда при доме, при муже. Чтоб семья была для нее счастьем. И если Жорж в ней уверен, то и я буду уверен. Ему не восемнадцать лет, думаю, разобрался.
Черный прекрасно сознавал, что есть женщины, которым обязательно надо быть на голову выше мужчины. Они считают себя умнее, хитрее, изобретательнее. Они всегда хотят править бал. А кто под такой личиной на самом деле правит бал, известно. И сравнивал таких баб с ведьмами. И уж его Жоржу этого совсем не надо. Но разве Нину можно представить ведьмой? Разве она такая? Похоже, что все криминальные приключения ее не озлобили, не раздавили душу. Черный попросил Нину сесть рядом и просто спросил:
- Душу-то сохранила?
- Старалась. Не знаю, получилось ли. Иногда в прошлое падаю, как в пропасть… И нужен кто-то рядом, чтоб удержать. В тюрьме жена ваша помогала человеком остаться. Теперь вот – Жорж. Отец. Я еще, наверное, не осознала всего, что со мной сегодня произошло. Все как в тумане. И маму скоро привезут. И мы с Жоржем, наверное, поженимся. Все думаю – да со мной ли это происходит? А если со мной, то – не во сне ли? Много у меня поворотов в жизни было, и ни одного счастливого. А тут – сразу за все…
- Я тебя понимаю, дочка. Только ты уйди от прошлого-то. Оторвись. Забудь. Все – заново, с чистого листа. Как и не было ничего. Только так себя и сохранишь.
Вчетвером они вышли на улицу. Было уже темно. Лустер приказал охране зажечь свет во дворе. Спать не пошли – до того ли было? Телефон Лустера не смолкал. Наконец, он произнес долгожданное:
- Вылетели! Оставайтесь здесь, а я – в аэропорт. Там ее встречу.
Во двор вышла Аза, пригласила всех поужинать – оказывается, она успела приготовить пиццу. Никто не двинулся с места, и тогда она принесла тарелку с нарезанной пиццей и уговорила каждого взять по кусочку.
Все понимали, что это – необыкновенная, неповторимая ночь. Нина ругала себя за то, что не поехала с отцом. Но понимала – так было нужно в целях собственной безопасности. Аза предложила включить музыку, но услышала решительный отказ. Немудрено – своя мелодия звучала сейчас в душе каждого. Жорж сходил в дом за Нининой ветровкой, накинул ее девушке на плечи.
- А хочешь поговорить с мамой, сынок?
- Неужели это возможно?
- Иногда я думаю, что невозможного-то для меня и не осталось. А жаль. Сейчас вот сериалы всякие идут по телевидению, и во многих люди правды-то добиваются не через суды, не через законы наши, не через совесть – у подлецов ее и нету. А по-своему, как умеют. Может, чего и незаконное делают. И это - любимые народом сериалы. Потому как в них побеждает тот, кто живет по справедливости. Вот и я так старался. И твой отец, девушка, тоже. А нас в бандиты записали. Да мы от бандитов, именно от бандитов много лет людей спасали! Город ограждали от хлама этого криминального. И самим не запачкаться было невозможно. И без жертв тоже не обошлось. Так что – не судите нас. Это я для того вам мозги вправляю, чтобы ты, сынок, сейчас с мамой хорошо поговорил. С легким сердцем.
- Но разве можно – с легким сердцем? Ведь она страдает там за другого человека… За какую-то родственницу…
- Нет, Жорж. Она страдает за меня. Кое-какие документы были… не в порядке, так скажем. Но мне нельзя было в зону. Слишком много врагов. Слишком любил правду-то. Вот она и… На, держи мой мобильник, я уже нажал на вызов.
Жорж бережно взял телефон и ушел вглубь двора.
- Мама… Мамочка, это я. Он рядом. Мы здесь все вместе, понимаешь? Да, да, все хорошо. Мы тебя очень ждем. Нам не хватает только тебя. Я не могу всего сказать, ты понимаешь. У нас масса находок. Всяких. Неожиданных встреч. Папа и Лустер… Да, да, помирились-породнились. А вот приедешь, узнаешь. Сидим все вместе в его дворе. Ждем. Он уехал в аэропорт – для радостной встречи. Долгожданной. Мне кажется, что весь город сейчас улыбается. Хотя уже ночь и темно. У вас скоро рассвет… Я люблю тебя, мама.
Черный вырос за спиной Жоржа, взял телефон и стал говорить удивительно нежные слова, которых Жорж, кажется, никогда и не слышал. Надо же, какие у него родители! Он вернулся к Нине с ощущением полной гармонии, обнял девушку и стал нашептывать ей слова, которые постороннему человеку показались бы полной белибердой, но она в ответ стала его целовать и говорить, что еще никогда не была так счастлива.
Вдруг двор осветился фарами въехавшей машины. Лустер вел ее сам. Он вышел из кабины, обошел капот, открыл дверь переднего сидения, и… Женщина вышла сама, но тут же схватилась за руку Лустера и повисла на его плече. Казалось, что она не может ходить. Он подхватил ее под руки и осторожно повел навстречу так же медленно двигавшимся к ним молодым людям. Нина не выдержала, оторвалась от Жоржа и подбежала к матери. Обе не могли говорить. А Лустер повторял одно и то же:
- Не плачьте, девочки… Мои любимые… Девочки, не плачьте…
- Он прав. Радость может утонуть в слезах. И это уже не будет радостью, - многозначительно произнес Черный, встав рядом с сыном.
Все вместе прошли в дом. Решили не вызывать домработницу, а обойтись на кухне чем бог послал. Но они недооценили Азу. У нее был готов настоящий ужин, причем со множеством интересных и вкусных компонентов. Лустер заметил, что не зря она работала у него в кафе, многому научилась. В том числе и умению молчать. Он на это надеется. Она заверила его в своей преданности и намекнула, что вернулась с дороги, потратив немалую сумму денег – ради его семейного счастья. Лустер тут же раскошелился – вспомнив, правда, что уже делал это несколько часов назад, и предложил ей остаться у него на службе. Однако Аза призналась, что поедет устраивать свое личное счастье. И все-таки не удержалась, спросила, что за девушка рядом с Жоржем и какое отношение она имеет к Лустеру. Он ответил, что родственница жены. Что давно не виделись. Показал Азе комнату, где можно расположиться. Она немедленно отправилась туда без всяких обид – Лустер всегда был скрытен и не любил чужих ушей. Кстати, Аза была единственным человеком, кто спал в этом доме. Остальные не могли наговориться. Но к утру Нина с матерью все-таки ушли в спальню, а Черный уговорил сына поехать с ним. Жорж согласился.
Лустер остался один. То, что он пережил сегодня, хватило бы на несколько жизней. Встреча с женой, от которой он отказался много лет назад ради ее же безопасности, не принесла успокоения. Да и возможно ли человеку быть спокойным? Тревога – его постоянный спутник. Эта женщина, которая была так близка и любима, сейчас чужая. Неизбежность. Может быть, время все повернет назад и вернутся прежние ощущения и чувства? Нет, ничего не возвращается. Это он уже знает. Ничего и никогда. Что ушло, то ушло. А назад в жизни не побежишь. Это не на улице. И глядеть надо только вперед. И постараться стать ей другом. Помочь ей обрести себя, почувствовать свою значимость. Много лет она была жалкой, забитой, затурканной жизнью. И ей надо воспрянуть духом. И он поможет. Он сделает для этого самое невероятное. И как бы ни развивались события, они будут вместе. Он так решил. Давно, потому и не женился. У него должна быть семья, и она будет! Жена была красавица. Сейчас это – увядший цветок. Но она расцветет снова! Он будет стараться! Иначе – зачем были жертвы? С детства в школе нас учат исправлять свои ошибки. Но исправлять их надо не только за школьной партой.
К нему вышла Нина, сообщила, что мама уснула. Они подошли к ее кровати. Лустер сел на стул, дотронулся до руки спящей женщины и вдруг ощутил живую энергию, бегущую по жилам. Приток свежей крови. Он удивился и обрадовался своему состоянию.
- У нас все будет хорошо, дочка.
Нина уговорила его пойти немного отдохнуть.
Встали поздно – солнце уже вовсю пробивалось сквозь шторы. Было одиннадцать часов. На кухне стоял готовый завтрак и лежала записка Азы, в которой она извещала, что уехала. Лустер налил себе свежезаваренного чая. И в это время ему позвонила взволнованная тетя Даша. Телефон буквально захлебывался от ее слов и эмоций. Она сообщила, что в доме происходит невообразимое – работают какие-то мастера-ремонтники, а в парадном кто-то буквально крушит стены! И на ее, Дашины замечания никто не реагирует. Да и она-то зашла в магазин по привычке, он же в эти дни не работает. Зашла, а дом буквально содрогается от рук и усилий незнакомых людей.
Лустер поднял всю свою команду. Известил Черного о событиях в доме. Тот вздрогнул и тоже собрал своих людей.
И вот две колонны машин выехали по направлению к старому дому, много десятилетий хранящему свои тайны. Выехали, чтобы поставить, наконец, точку в своих надеждах, мучениях, поисках и сомнениях. Тайны ведь для того и существуют, чтобы их раскрывать, не так ли?
Наши герои предполагали, что не они одни так думали. Но им и в голову не приходило, что некие люди мыслью своей словно рентгеном давно просвечивали стены этого дома. И во многом их логические пути совпадали.
На снимке - картина Петра Солдатова.
