Геополитические риски традиционно рассматриваются как наиболее значимые, предопределяющие общий уровень небезопасности субъекта международных отношений. Это полностью подтверждается практикой геостратегии: геополитический конфликт имеет много форматов своей реализации, в том числе через торговые и санкционные войны, ограничение доступа к технологиям, ограничение или наоборот провоцирование перемещения населения для создания социальной напряженности у оппонента, а также информационное противоборство, направленное на демотивацию населения и ключевых структур оппонента, разрушение организационных процессов и даже демонтаж идентичности для лишения актора фактической субъектности.
Важным вопросом, не рассмотренным в геополитике, является проблема зарождения каждого отдельного геполитического конфликта, процесс трансформации некоторых политических, культурно-религиозных и экономических разногласий или устремлений в сформулированное целеполагание о желательности осуществления геостратегических действий по изменению баланса. Конфликт и геополитический конфликт в частности – это производные разногласий в трактовке ключевых вопросов двух и более субъектов. Ключевым является момент перехода разногласий из состояния фиксации сторонами враждебности на почве существенных расхождений к концептуальному планированию, т.е. к формулированию геополитического конфликта. Сформированный геополитический конфликт является теоретической базой для разработки геостратегических действий и последующих исполнительных документов для реализации противоборства на практике. Предположим, что в схеме «разногласия–фиксация враждебности по ключевым вопросам – геополитический конфликт – разработка геостратегических действий» есть две точки перехода. Первая точка (точка А) – это фиксация конкурирующей позиции по ключевым (жизненно важным) вопросам, т.е. геополитический конфликт. Вторая точка (точка Б) – это геополитический конфликт, сопровождающийся разработкой геостратегических действий.
Рассмотрим особое значение информационно-мировоззренческой компоненты в обеих точках: как минимум одна из сторон, исходя и располагаемого знания, считает возможным конфликт (точка А) и активные действия по изменению баланса сил (точка Б). В обоих случаях, как минимум для одной из сторон, справедливо утверждение о том, что располагаемые сведения о военно-техническом, организационном, общественно-политическом и экономическом состоянии оппонента (-ов) допускают разумно вероятную возможность достижения своих интересов с приемлемым уровнем потерь (затрат). Исходя из этого мы можем предположить, что если бы оппоненты смогли создать и поддержать у противоположного актора информационно-психологический фон об отсутствии разумной вероятности изменить геополитический баланс с приемлемым уровнем потерь (затрат), то переходы в точках А и Б не происходили бы, и ситуация осталась бы на уровне фиксации конкурирующей позиции.
Изучение роли информационного фактора в формировании и развитии геополитического конфликта дает возможность выйти на решение фундаментальной проблемы определения механизмов прекращения конфликта и его жизненного цикла. Данные вопросы имеют прямую практическую значимость с точки зрения геостратегии, теории и практики национальной безопасности, а также международных отношений. Практическую значимость данного вопроса можно проиллюстрировать на примерах истории борьбы акторов за установление суверенных прав в отношении Крымского полуострова и Смоленщины.
Обе территории в истории международных отношений на протяжении значительного периода времени были объектом острой конкуренции акторов. Если Смоленщина более не является объектом, источником конкуренции, то Крым – актуальная зона геополитической напряженности.
Особенность геополитической точки Крыма заключается в неоднократной смене участвующих акторов и их различной цивилизационной принадлежности при одновременном сохранении значения данной точки, как опорной позиции для осуществления проекции силы и цивилизационного влияния. Смоленск – это борьба за консолидацию пространства, а Крым – борьба за «взлом» стратегической устойчивости оппонента, своеобразный «волнорез» – инструмент вклинивания в укрепленную сферу влияния. Борьба вокруг обеих геополитических точек принесла за свой долгий период множественные потери, была упорной и ожесточенной.
Столкновение за Смоленскую землю
Напряженность в отношении Смоленской земли возникла между акторами в процессе консолидации государственных образований раннего средневековья в более крупные государственные единицы и последующей борьбы за лидерство в деле «собирания земель» – в процессе структурирования большого близкородственного пространства этногенеза восточных славян между Ладожским озером, Балтийским морем, средним течением Оки и Днепра, верхним течением Дона и Припятской низменностью.
В силу исторической динамики при Великом князе литовском Ольгерде и Великом князе московском Дмитрии Ивановиче начинается прямая конкуренция двух центов силы за доминирующую роль защитника земель – указанных территорий. Конкуренция активно шла по линии влияния на Новгородскую и Псковскую республики, Владимир, Тверь, Смоленск [1].
История борьбы за Смоленщину, строго говоря, начинается не со Смоленска, а с намного более общего вопроса – с конкуренции форматов централизации обширного пространства, которое одновременно меняло свои государственно-административную и религиозную организацию, этическую идентификацию и мифологическую основу общества. Смоленщина стала самым долгим и принципиальным направлением или, в современных терминах, хронической точкой геополитической напряжённости.
Московский центр (Московская Русь) шел по пути активного принятия практики монетеизма с общественно-политической этикой унификации. Формировалась целостная система государство – церковь, Великие Княжества Литовское, Русское и Жемойцкое (Литовская Русь) шли по пути формирования рыцарской республики с религиозным синкретизмом и общественно-политической этикой общего интереса, результирующего к балансу позиций участников (групп влияния). Оба подхода были эффективными, что доказано на многочисленных неудачах внешних по отношению к региону сил закрепиться в пространстве этногенеза восточных славян. Оба проекта могли стать победителями.
Для понимания динамики процессов того периода и выбора правильной стратегии для развития макрорегиона сейчас крайне ошибочно продолжать тиражировать концепцию о том, что Великое Княжество Литовское – это «оккупированные белорусы/православные». Борьба двух центров шла не за освобождение одних из-под «гнета» других, а, как сами современники говорили, за «сбор земель», т.е. за достижение состояния неоспоримого лидерства и обеспечения консолидации макрорегиона под своим руководством. Это абсолютно типичный процесс развития политического измерения в период средневековья в любой части мира. Памятник Тысячелетию России в блоке 26 фигур «Государственные люди» представляет Гедымина, Ольгерда и Витовта вровень с царями (например, с Михаилом Федоровичем), патриархами и императорами России (например, с Петром Первым и Екатериной Второй). Сложно представить более яркое свидетельство признания равной созидательной политической роли великих князей литовских. Этот аспект очень показателен в свете современного увлечения рядом политических и общественных сил практикой упрощения исторического процесса, когда для одних Россия (именно в этом написании) захватила Беларусь, а для других Россия освободила Беларусь от захватнической Литвы (именно в этом написании).
Не стоит в угоду сиюминутной конъюнктуре упрощать внутриполитический контекст. Регион проходил стадию смены общественной структуры, практики управления и организации государства, трансформации преобладающих религиозных течений.
При этом все эти процессы нельзя считать решающими факторами для принятия геостратегических решений. Вера князя Гедымина не помешала ему добиться от Константинополя направления в Новогрудок митрополита Феофила [2], а Гедымин, Ольгерд и Витовт завершили свой земной путь на пике личной славы и успешного развития Великого Княжества Литовского, расцвета его экономики, динамичного развития системы права и поддержания баланса в обществе, в том числе религиозного. С большой вероятностью, указанные великие князья в свой последний путь отправились по традиционному домонетеистическому обряду. Ягайло, сын Ольгерда, уже упокоился как христианский монарх, хотя изначально он также придерживался традиционных верований.
Великое Княжество Литовское не только не было под гнетом Жамойтии (территория современной Литовской Республики), но почти на 500 лет – до конца Первой мировой войны – прекратила любые попытки германцев думать о доминировании над территорией современных Прибалтийских государств, нанеся объединенным силам внешних (западных) акторов тотальное поражение.
Конфликт двух акторов был за гегемонию, остальные аспекты были лишь инструментами в рамках достижения общей цели. Сущностный синонемизм в логике стратегических действий Великого Княжества Литовского и Великого Княжества Московского прослеживается и в том, что каждый из центров успешно устранил одну из ключевых внешних угроз для судьбы всего макрорегиона. Даже ключевые сражения с внешними противниками произошли во временном отношении в один период с тождественным итогом: Грюнвальдская (1410 год) и Куликовская (1380 год) битвы. Именно после этого разгрома внешней силы разворачивается взаимная конкуренция Великого Княжества Литовского и Великого Княжества Московского. Упорство, затяжной и, к сожалению, кровопролитный характер борьбы является самым точным подтверждением не только общего стратегического равенства центров, но и их исторической самодостаточности.
Интересно посмотреть на указанные процессы сквозь призму концепции Хэлфорда Маккиндера о Хартленде и особенно с учетом его максимумы: «Кто контролирует Восточную Европу, тот командует Хартлендом; Кто контролирует Хартленд, тот командует Мировым островом (то есть Евразией и Африкой); Кто контролирует Мировой остров, тот командует миром» («Демократические идеалы и реальность», 1919). Разумеется, в конце XIV веке, будущие восточные славяне не помышляли об экспансии за пределы эндемического поля [3], но при этом два потенциальных претендента на регион и «ключ» от будущего Хартленда были безапелляционно устранены – Степь в форме ордынской экспансии и Священная римская империя в форме системы военных орденов. Конкуренты не смогли закрепиться даже в пограничном поле, ограничиваясь переменным давление на дальние рубежи.
Особый интерес представляет разрешение конфликта в ментальном плане, когда уходит сама потребность оспаривания. Идейная конкуренция за Смоленск исчерпала себя с формированием для всего рассматриваемого пространства образа будущего с ненулевой суммой – советский проект с его концепцией общества нового типа, нацеленного на переход к постоянной научно-технической революции, снял необходимость конкурировать народам региона за территорию и лидерство. Для подтверждения данного тезиса можно привести факт безуспешности перезапуска дискуссии о государственной принадлежности Смоленщины в начале 90-х годов, в период парада суверенитетов. Попытки вбросить данный вопрос в общественно-политический дискурс не привели к каким-либо заметным результатам. Инерция мировоззрения с фокусом на опережающее развитие не дала шансов возродить идею передела территорий и позволила «перескочить» на базу концепции Союзного государства, в основе практической части которого изначально легли три мощных блока – равенство прав граждан, аспект общей и неделимой безопасности и совместные научно-производственные проекты. Это тот же концепт опережающего развития через синергию возможностей.
Геополитической конфликт за Крым.
Роль Крыма как важного объекта в геополитике проявляется в XVIII веке в период активного столкновения глобальных интересов империй за субглобальные ареалы влияния. Борьба Российской и Османской империй вокруг Крыма была мотивирована стремлением первой обезопасить свои обширные южные территории и стремлением второй удерживать под контролем стратегические территории вдоль Черного и Азовского морей и иметь возможность развивать влияние (оказывать давление) на Дунайские княжества, юг Речи Посполитой, юг Российской империи и Кавказ. Босфорский пролив и Крымский полуостров – это ключевые геополитические опорные точки для стыкового региона Европы и Азии, которые дают возможность блокировать попытки осуществления проекции силы, как военной, так и экономической. Именно с этим и связано активное вовлечение европейских держав в противоборство Российской и Османских империй за данные геополитические объекты.
Рост уровня технологий лишь расширяет военно-стратегическую значимость Крыма, увеличивая охват территории, на которую можно осуществлять проекцию силы или пресекать такое влияние, имея опорную инфраструктуру на полуострове. Поэтому Крым и стали называть в свое время «непотопляемым авианосцем СССР».
Реактуализация борьбы за Крым в 2014 году не связана с событиями политического переворота в Украине – это лишь медийный образ, который используется в рамках инструментов информационно-психологического давления на Россию и ее союзников Североатлантическим блоком. С точки зрения геостратегии, указанный переворот по модели «бархатной» или «цветной» революции был связан с готовностью Североатлантического блока рискнуть и в очередной раз попытаться взять под контроль Крым как опорную точку, а также начать формировать плацдармы в Украине для оказания стратегического континентального сдерживания или даже сдавливания России согласно стратегическому принципу «анаконды». Данная стратегия была сформулирована генералом Мак-Клелланом в период Гражданской войны в США (1861-1865 гг.) и в дальнейшем получила последовательное развитие в геостратегии в работах адмирала Мэхема и теоретика и практика геополитики Хэлфорда Маккиндера. Сам Хэлфорд Маккиндер был в 1919 году британским Верховным комиссаром на юге России (пост верховного комиссара в, оккупированной странами Антанты, Украине) [4].
Борьба за Крым запускается в периоды попыток переформатировать самые общие правила стратегического равновесия и баланса в Евразии. В этом аспекте текущий конфликт русской и украинской идентичностей носит инструментальный характер по отношению к более крупным геостратегическим замыслам, т.е. продолжает выполнять целевую роль, для которой конфликт и был сконструирован в период распада империй в конце 19-го века. Исторических оснований, тем боле приписываемой ему многовековой конфронтации по аспектам рода и веры, он не имел.
Если говорить об историческом конфликте, который имеет аспект происхождения рода и веры, то надо говорить о внутриполитических процессах в Речи Посполитой. Именно в этой государственности, которая включала территории Украины, Беларуси, Польши, часть государств Прибалтики и часть территории России, происходили сложные процессы смены структуры властных и имущественных отношений и изменения соотношений городского и сельского населений, религиозной структуры в период нового времени. Это выливалось в напряженную, в том числе вооруженную, борьбу социально-политических групп за доминирование и право определять конструкцию политических и экономических процессов. Данный процесс повлек за собой ущемление прав одних сегментов общества в пользу других. Именно внутренние противоречия привели к хронической напряженности и к затяжным внутриполитическим противостояниям властных групп, что и ослабило Речь Посполитую до той степени, когда стали возможны разделы. При этом, касательно властных групп на территории современной Украины, как раз фактор Российской империи был использован ими для достижения своих интересов в борьбе с иными группами Речи Посполотой, в том числе прямым вооруженным способом, и стал одним из ключевых факторов краха страны и невозможности формирования единой общности по модели государство – нация.
В этом свете особо необоснованными выглядят антагонизм и шовинизм украинской идеологии в отношении российской государственности. Это лишь подтверждает геостратегические причины и механизмы формирования конфликта в прошлом и его реактуализацию в настоящее время.
Исчерпание конфликта в отношении Крыма и, как следствие, между Украиной и Россией произойдет с утверждением и принятием ключевыми акторами как объективной новой системы стратегической безопасности в Европе, а, возможно, и в Евразии.
Материал первоначально размещен в журнале Science and World #4 (104) 2022
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. https://bigenc.ru/domestic_history/text/2685914
2. http://cyclowiki.org/wiki/%D0%93%D0%B5%D0%BE%D0%BF%D0%BE%D0%BB%D0%B8%D1%82%D0%B8%D1%87%D0%B5%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B5_%D0%BF%D0%BE%D0%BB%D1%8F
3. Маккиндер, Х. Петля анаконды. Стратегия геополитического превосходства / Х. Маккиндер, З. Бжезинский. – Москва: Родина, 2020. – 224 с.