Наступил апрель юбилейного 1800 года. Завершался галантный 18 век. Обидно. Как блестяще по этому поводу выразился Шарль Мори́с де Талейран: "Кто не жил в XVIII веке, тот не жил вовсе!" Занималась заря нового сурового столетия. Что-то изменилось. Вернее- многое. И резко. Планета бурлила, словно погруженная в кипящий котел. А из трещины во Вселенной робко выглядывало будущее.
Время, весьма интересные стороны которого мы здесь описываем, было эпохой общего разрушения. Это приносило страдания для одних и блаженство для других. Кто-то куда-то шел с топором и неистово рубил кому-то головы. Длинный кровавый след оставило это время за собой, открывая врата опасности, мощно охватив большую часть старой Европы, откуда хлынули огромные орды всяческих отщепенцев, тем самым устроив ужасный переполох в колонизируемых частях остального мира. Долгая эпоха абсолютизма и самодержавия погружалась в бездну прошедшего, в горниле революций и Наполеоновских войн зарождались новые веяния, обещая блестящие надежды в будущем, мало, к сожалению, осуществившиеся до сих пор.
Какой же край служит ареной для нашего повествования? Перед нами простирается территория индийского княжества Гвалиор, виднеется небольшой городок у границы с Голкондой, окруженный зеленеющими рисовыми полями и плантациями сахарного тростника. Здесь пока не чувствуется тревожных изменений, но они уже стучат в дверь. Кажется, вот-вот произойдет что-то ужасное.
В Индии царит жаркий сезон. Горячий воздух , наполненный множеством ароматов, несет разнообразные запахи джунглей. Настал полдень, изнуряющее солнце стояло в зените, и зной жарил как на экваторе. Кругом Ташкент. В разгар дня пекло непереносимо, и воздействие раскаленной атмосферы имело самое различное выражение.
При такой экстремальной температуре, вся мебель трескается, обложки книг коробятся, как от огня. Самая легкая одежда стесняет. Вода приобретает в сосудах температуру, близкую к точке кипения; свечи плавятся; металлические предметы в жилищах, камни, лежащие на солнце, буквально обжигают руки при прикосновении.
Те, кто могут себе позволить, все идут спать. Жара и духота накапливают усталость. Липкая влажность обволакивает тело, давит на грудь, мешает дыханию, вызывает на теле прыщи и опрелости, лишает аппетита, размягчает мускулы и даже волю. Так что полдень — время сна. Жара стоит невыносимая, все купаются в собственном поту, дышишь будто огнем, языком можно вместо наждачки дерево полировать, а сон приносит облегчение. Здесь даже солдаты спят в два приема: немного ночью и два часа днем.
Природа в такое время тоже спит. Жарко как в мартеновской печи. Жуки перестают летать и густым слоем усеивают раскаленную землю или замирают на коре поникших деревьев. Бурые и желто-зеленые ящерицы спешат спрятаться в тени широких листьев банана, а тучи мошкары парят в душном воздухе почти над самой землей. Лишь изредка промелькнет в поисках тенистого местечка стайка маленьких желто-зеленых птичек, сверкающих в солнечных лучах, словно драгоценные камешки. Из раскаленной земли и из разных трещин выползают полчища муравьев и начинают неистово метаться, будто ищут спасения. Только собаки мирно лежат кое-где у забора в тени.
Сиеста завершается. После дневного сна , лучше всего напиться горячего чаю и обязательно с мятой, зеленой и свежей, которую содержатель туземной чайной как раз заваривает кипятком. Под любым забором, была бы только тень, расстилает он циновку из соломы или рогожи, в корытце с землей раздувает угли, ставит горшок с водой — и через минуту желанный напиток готов. Платить нужно вперед, так как он должен еще купить у соседа сахар. Продавец слишком беден, чтобы иметь собственный, и вообще это уже другая отрасль торговли. Если выпить пять, семь, восемь стаканчиков кипятку, происходит магическое действие: становится прохладней, жажда исчезает. А то, что на лбу выступает пот, — мелочь. Ведь и в тени более 40 градусов по Цельсию!
Зато липкий стаканчик чайханщика не отличается чистотой. Из него пьют все. А поскольку в этой стране встречается даже проказа, не говоря уже о множестве других болезней, то если ты не хочешь стать узником лепрозория, лучше всего никогда не пить воду из этого „источника“. Множество болезней легко избежать, имея хоть немного здравого смысла.
Зато относительно безопасно можно посмотреть небольшое уличное представление. Вот колоритный заклинатель змей расстелил свой коврик и, усевшись на землю, раскрыл корзинку с кобрами и голыми руками перебирает их, как картофель. Потом вытаскивает змей так спокойно, будто это безвредные кролики, и раскладывает их перед собой на земле. Затем он принимается играть на свирели. Не проходит и минуты, как смертоносные кобры поднимают головки, выпрямляются и, раздув шейные капюшоны, начинают раскачиваться в такт мелодии. Обыденное, казалось бы, в этой стране явление. И тем не менее всегда найдется толпа благодарных зрителей. Здесь все хорошо знают, что представляет собой кобра и прекрасно знакомы с ее ядом.
Европеец же склонен думать, что кобры эти — прирученные, раз они не причиняют вреда своему укротителю, или что у них вырваны ядовитые зубы. Ничего подобного. Недавно любопытный европейский солдат, который тоже так думал, чересчур самонадеянно схватил танцующую кобру, и она тут же его укусила, причем он почувствовал только укол вроде булавочного. Полчаса спустя рука его распухла и посинела, а на следующий день, несмотря на вмешательство врача, состоялись похороны бедняги.
Как же так? Яд кобры — не предрассудок, и уважающий себя заклинатель змей не станет вырывать у них зубы. Дело в том, что ремесло заклинателей змей (как и почти все ремесла тут) наследственное. Когда мальчику исполняется два-три года, отец начинает вводить ему в кровь микроскопические дозы змеиного яда. Постепенно дозы увеличиваются. В конце концов организм ребенка становится невосприимчивым к яду кобры.
Время послеобеденного сна везде закончилось, многочисленные люди начали появляться на улицах. Громыхают тяжелые повозки, запряженные неуклюжими горбатыми быками. Кричат ослы, стрекочут сверчки, тявкают собаки. Пальмы смягчают перегретый воздух. Солнце красит и золотит кривые лачуги бедноты, сбившиеся в кучу малу. Покоробленные глинобитные стены, просевшие и прогнившие ступеньки и сухой тростник или пальмовые ветви вместо крыши.
Никаких полов и ни малейшего намека на краску, все гниет и разрушается. Зато у каждой лачуги есть садик, где растут бананы, хлебное дерево, манго и кокосовые пальмы. Большинство жителей выращивают также миндаль, огурцы, маниоку и маис. Почти в каждом дворе есть полный набор паршивых дворняжек, несколько костлявых кур и отощавших коз. Некоторые хижины едва похожи на человеческое жилье. У иной подставки покривились так, что нельзя и угадать, как она еще держится. Из нее вылезет ребенок, выскочит курица или прыгнет туда же собака и сидит там рядом с цыпленком и с самим хозяином.
У уличного торговца фруктами ананасы, мангустаны, арбузы, манго, огурцы, бананы и прочее добро навалены грудами. Другой тут же продает в разнос кокосовое масло, табак и опиум. Бежит водонос с бурдюком с водой.
Индийцы стройны, развязны, свободны в движениях; у них в походке, в мимике есть какая-то торжественная важность, южная лень и грация. Говорят они горлом, почти не шевеля губами. Грация эта неизысканная, неумышленная: они медленно и осторожно ходят, гордо держат голову, размеренно машут руками. Но это к ним идет: торопливость была бы им не к лицу.
Верхняя часть тела у индийцев часто обнажена, но они чем-то мажутся, чуть ли не кокосовым маслом, иначе никакая кожа не устоит против этого солнца. На бедрах у них род юбки из бумажной синей или красной материи. В ушах серьги непременно, у иных по две, в верхней и нижней части уха, а у одного продета в ухо какая-то серебряная шпилька, у другого сережка в правой ноздре.
Вот движется старик, черный как трубочист, с седыми бакенбардами и бородой, растущей ниже губ, кругом подбородка, одетый в белую юбку, а верхняя часть тела у него прикрыта красной материей; на голове чалма. Дедок словно сошел со страниц романа Томаса Энсти Гатри, чьё произведение «Медный кувшин» вдохновило Л. Лагина на историю о старике Хоттабыче. Но стариков здесь совсем немного...
Маленькая девочка шоколадного цвета, вымазанная соком манго до самых ушей, кружится в танце. С юной грацией идет стройная смуглая женщина в красной юбке и улыбается, демонстрируя ряд великолепных белых зубов. Голый карапуз, которого женили несколько месяцев назад, "угукая" бегает по улице с палкой. Все без исключения рассекают босиком. Тут треть жителей моложе 15 лет и, несмотря на обилие солнца, ярких цветов и чистоты, поощряемой религией, в большинстве своем люди умирают молодыми, в возрасте 35–40 лет. Индия- земля контрастов. Фанатизм и полная апатия, отчаяние и безмятежное довольство шагают здесь рядом. Несколько сказочно богатых семей и страшная нищета остального населения. Такая нищета, в которую трудно поверить, если не видеть всего собственными глазами.
Княжество Гвалиор входит в конфедерацию Махараштры. Кажется, что не самый воинственный народ маратхи. Намного они уступают по всем статьям храбрым и прославленным племенам северной Индии: ситхам, джатам и раджпутам. Тех насилию и убийству обучают как своего рода искусству. Но именно маратхи сейчас преобладающая сила на субконтиненте Индостан. Парадокс? Нет, не парадокс.
Когда полвека назад окончательно развалилась Империя Великих Моголов, жестоких завоевателей из Туркестана, именно маратхи забрали себе самые лакомые куски Западной Индии. Улыбка истории. Все-таки вояки из них не очень... Раджпуты и ситхи храбро сражались с завоевателями с открытом бою и были ими неоднократно жестоко биты. После именно силами этих, подчинившихся "Тигровому трону" в Агре воинственных племен, могольские императоры вели свои бесконечные войны с Ираном, Афганистаном и государствами южной Индии. В них и источилась сила северян. Кроме того жители Пенджаба и Ражпутастана вечно заняты охраной своих западных границ, отражая бесконечные набеги грабительских пуштунских племен из-за Львиного перевала.
А трусливые маратхи никогда не принимали вызов могольского войска. Вначале это были просто банды разбойников. Романтиков большой дороги... На своих маленьких коняшках эти "крысы горных джунглей" носились словно ветер, грабили все, что могли, и облагали рэкетом всех до кого могли дотянуться. Они посылали своих сборщиков налогов-ламбардаров с воинскими отрядами, отбирали все что возможно, пытали богачей, чтобы узнать где спрятаны их сокровища. При приближении маратхов жители разбегались. А когда на горизонте появлялось огромное войско могольского императора, то шайки маратхов, не принимая боя, растворялись в тропических лесах.
Если же их там пытались изловить, то они умело начинали партизанскую борьбу. Применяя раздражающую тактику комариных укусов. А когда измученное бесплодными усилиями имперское войско уходило, все начиналось сначала. По выражению индийских историков, воины Делийского падишаха добивались в таких походах не больше, чем лодка плывущая по воде: так как когда лодка проплывает, то вода снова смыкается.
Когда же империя Великих Моголов пала, не выдержав внутренних противоречий, то маратхи, умело пользуясь наступившим бардаком, тихой сапой прибрали к рукам богатейшие земли. Даже маратхской кавалерии удалось захватить и разграбить обе столицы: Дели и Агру, пока их оттуда не выбили отряды афганцев. Конечно, все эти захваты временны, пока не появятся более сильные завоеватели. И они уже имеются на горизонте - британцы. Рука дурного человека дотянется до чужого имущества через самые глубокие океаны, самые высокие горы, самые широкие реки, самые бесплодные пустыни. Короткий антракт между двумя большими частями пьесы подошел к концу. Индия переживает мрачные, критические минуты...
Под конец своего существования Империя Моголов забирала у людей половину урожая. Потом, временно налоговый режим смягчился. Но счастье было совсем недолгим. Воинственная Махараштра, пока все воевали против всех, завоевавшая другие области – Гуджарат, Центральную Индию, Танджур снова установила в этих землях тяжелый налоговый гнет. Завоеватели – маратхи, сохранив у себя низкие ставки налогов, стали забирать в завоеванных областях 1/4 урожая, а затем постепенно довели эту долю до совершенно невыносимой для сельчан. Темнокожие народности Дравидского Юга: телугу, каннару, тамилы, у которых существует массовая прослойка неприкасаемых, реликтов каменной эпохи, считались поработителями не совсем полноценными людьми.
Жизнь стала горькой. Землепашец задавлен тяжким бременем налога. Торговца душат непомерно высокие пошлины. Кочевники лишены скота, жрецы — дохода, воины — почета. Лучших мастеров гонят на царские работы, молодых мужчин загребают в ополчение, девушек — в гаремы.
Кроме того, черноволосые разбойники маратхи, исповедовавшие идеалы воровского анархизма, так и не сумели создать единого централизованного государства. Главари шаек стали независимыми махараджами,…
Продолжение: https://zelluloza.ru/books/13147-Novaya_nadezhda-Ternikov_Aleksandr/