"Ветер жизни иногда свиреп. В целом жизнь, однако, хороша. И не страшно, когда чёрный хлеб. Страшно, когда чёрная душа..." Омар Хайям
Сегодняшняя история из тех двух лет, что я работала контролёром погрузок на предприятии. Команды состояли из местных женщин, отправлявшихся после смены домой, и деревенских мужчин - вахтовиков. Согласно инструкции, территорию предприятия им покидать запрещалось.
И даже общежитие здесь имелось для них. На работу мужиков привозили со всей Ульяновской области. Не одиночек - по нескольку человек из разных населённых пунктов - сёл, деревень, посёлков. Причина понятна - на местах плоховато с работой.
К их возрасту, здоровью, привычке выпивать вне вахты, не особенно придирались - на небольшую зарплату другие не шли. Некоторые, чтоб заработать побольше, пахали, по месяцу, без меж вахтового перерыва. Но, в основном, трудились по 14 дней, помня о деревенском хозяйстве.
Люди, это всегда истории. И о ком-то, из того периода, я писала. Сегодня история Семёна. Это был мужик крепкого телосложения, немногим за пятьдесят. Всегда чисто выбрит, никаких всклокоченных, забывших ножницы волос. И даже запахом одеколона веяло от него.
Под форменной курткой, в холодное время года, Семён носил качественные свитера. На ногах - добротные, непромокающие сапоги. Летнюю форму содержал в аккуратности. А ещё, не из тех, кто выпивку уважает. Так что, интеллект позволял Семёну считаться образцовым охранником.
Кормили вахтовиков постновато, и они привозили с собой паёк - лапшу быстрого приготовления, дешёвое печенье, карамельки, консервы. Кто-то и сало, но хватало его ненадолго. Жадностью мужички не страдали и угощали друг друга. Кроме Семёна.
Сальцо у него было отменное - от вида и запаха слюной изойдёшь. Но чужое не брал, своё - не предлагал. И сытно кушал до самого отъезда. Конечно, это "детский" пример. Не для характеристики. Тем более, злым Семён не казался. Голос негромкий и посмеяться любил. Лицо такое ... добренькое, слегка лоснящееся.
За этой "маской добра," и скрывалась чёрная душонка Семёна.
Семён с детства усвоил, что в их семье, главный - отец. Считалось, это благодаря ему, дом был полной чашей. Как же, он агроном, с правом слова в колхозном правлении, а жена - простая доярка на ферме. Тихая, услужливая, она распоряжалась только на кухне.
Хозяйством - корова, куры, свиньи, огород, занималась вровень с мужем, никогда не жалуясь на усталость или недомоганье. Так сложилось до рождения Семёна и он не знал, характер такой у матери или семейная жизнь её обтесала. Лет до десяти, под загрубевшую, но ласковую материнскую руку ластился, а потом батька приблизил его к себе.
Брал на рыбалку, в поля, объясняя, важность работы своей. Мимо фермы ехали, где, в это время мать готовила к дойке коров, но не звучало ни слова о ней. Водил в колхозную кузню. В ремонтные мастерские, на пилораму. Повсюду с отцом здоровались с уважением, ловили слова.
Сёмка думал: "Как правильно папка живёт! В своей избе, на людях - хозяин!" И сам старался. Первый, забитый с одного удара, гвоздь. Свои, под рост, лопата и вилы. Личный ящик с рабочими инструментами.
Разрешалось ошибаться, шмыгать носом, понимать науку с десятого раза.
А вот за попытку увильнуть от дела, можно было и затрещину получить. Рука у наставника была тяжёлой. В качестве поощрения, за накопившиеся успехи, батя вёз сына в город - городской кинотеатр, парк с качелями и мороженым. Обедали в пельменной у рынка.
Желудок Семёна наполнялся едой, а душа - счастьем. Отец ронял: "Ну, что, сынок, пора. Поди, заждались наши бабы!" Покупали торт, под названьем "Подарочный" и катили домой на автобусе. Кстати, "баб" было трое. Две старшие дочери, отца интересовали мало. Хотя, с его ведома, заботливая мать копила обеим приданное.
Мужчина объяснял сыну, как равному:
"Курицы с крыльями. Улетят в замужество, будут копошиться в своём курятнике. Бесполезно вкладываться. Вот ты, сын, другое дело. Продолжатель фамилии. Наследник! Всё, что моё - твоё. А ты обязан умножить и передать своему сыну. Так цепочка никогда не прервётся."
По совету отца, Семён поступил в сельско-хозяйственный техникум. Уже сёстры его улетели в замужество - за трактористов, в село по соседству. Мать вздыхала, а отец шутковал на свой лад: "Зато пореже будут мелькать." Они и не мелькали. Изредко, на мать взглянуть приезжали.
Для Семёна подоспела и прошла срочная армейская служба. Вернулся и, свежим взглядом, отметил, как постарела мама. Впрочем, ей исполнилось пятьдесят, а деревенские женщины рано с молодостью и красотой расстаются. Батя больше молодцом держался, но тоже - седина и сутулился сильно.
Семён устроился в ремонтную мастерскую и выкладывался на личном подворье. Жениться ему не хотелось. Имел планы накопить на мотоцикл с коляской. Отец не возражал, чтоб часть сыновьей зарплаты шла мимо котла семьи. По случаю, закрутился у Сёмки ночной роман с молодой вдовой.
Чуть постарше, сын трёх лет, но притягательная до невозможности. Семён так влюбился, что деньги, предназначенные на мотоцикл, стал любовнице относить. На одежонку и еду она в полевой бригаде зарабатывала, а вот избушка ветшала и хозяйства почти никакого.
Сама безродка и муж пьющий, бестолковый достался. Вечно искал с кем бы подраться. Потому и на кладбище оказался. Жалея и любя, на третий год отношений, Семён надумал на вдовице жениться Мать перекрестилась: "Вот и ладно. Хватит бабёнку позорить." Отец пристукнул кулаком по столу:
"Тебе слова не давали. Хочет жить примаком у жены и кровь чужую растить - пусть женится. Всё, что нажилось, дочерям отпишу."
Жена опять встрять решилась:
"Кто ж за него из девчонок пойдёт? Все знают, кого Сёмка три года любил. Да те же отцы с матерями не одобрят такого зятя!"
Отмахнувшись, как от мухи, глава семьи подмигнул сыну: "Айда-ка, выйдем!" Как оказалось, отец сквозь пальцы смотрел на любвишку Семёна лишь потому, что ждал, когда подрастёт для него невеста. Имелась в виду дочка приятеля - Нина, из села по соседству.
И вот Нине пошёл девятнадцатый год. После курсов работает поваром. Не жалея красок, отец описал девушку:
"Клубника в меду эта Нина. Воспитана в строгости. На словах, родители уже не против её отдать за тебя. Они у нас бывали, хозяйство видали. Сами при деньгах - пчеловоды. С их медком и чай пьём. Её батька не хотел вас сводить, пока Нине не исполнится восемнадцать. Не сомневайся, сынок - понравится. А, чтоб полегче расставалось с вдовой, я тебе денег кину на мотоцикл. У тебя-то, из-за неё, только на коляску накоплено. Так?"
В августе того же года, гуляли свадьбу по месту проживания невесты. Для доставки своих гостей, отец Семёна транспорт у председателя выписал. А уж потом Нина в дом свёкров и супруга вошла. Невысокая, кругленькая, улыбчивая, она оказалась богата не красотой, а характером.
Шельмец Семён, не отказался бы совмещать жену и любовницу, но отец оказался хитрее, доложив вдове, какой выбор перед сыном стоял - она или мотоцикл с коляской. Техника уже слепила глаза и в словах его сомневаться не приходилось. Неприятный слушок долго полоскался деревней.
Каково было молодой жене - Нине, остаётся только догадываться.
Двадцать пять лет человеческой жизни, это очень немало. Отец Семёна заболел тяжело - затемнение в лёгких, какие-то очаги. Наверное, не следовало всю жизнь дымить самосадом. В больнице его держали недолго, сказав сыну, что умирать легче дома.
Больной думая, что у него пневмония, бодрился. Кололи снотворное, он полагал - антибиотики. Спал целыми днями в саду. И лишь однажды каприз проявил, попросив сына принести родниковой воды. "Чем тебе колодезная не угодила?" - недовольно спросил Семён, заматеревший хозяин своего двора.
"Вкус у неё другой. Живая водица," - прошептал отец. Семён взяв крынку, покинул двор. Пришёл час спустя. Налил половину стакана. Больной пил маленькими глоточками и счастливо улыбался. Несколько дней спустя, он умер.
После похорон и поминального обеда, мать сыну сказала:
"Из всех, отец тебя, Сёма, любил. А ты просьбу последнюю не уважил! На колонке воды набрал, скоротав время в болтовне с кем-то. Соседка, вчера, спросила: "Чой-то, Сёмка возле колонки с крынкой мотался? Вода в колодце закончилась?" Я аж заледенела. Ну, лень было, на мотоцикле до леса доехать, я бы дошлёпала."
А Семёну, хоть бы хны. Ответил небрежно:
"Он умирал, мать. И никаких вкусов не чувствовал. Даже не догадался. Какой смысл по жаре тащиться?! И оставь моду мне, мужику, указывать."
"Страшно рядом с тобою, сынок. Оглянись - ты почти один. Дети твои не родились. Жену работой и обидой загнал. Виданное ли дело, в деревне, где все на виду, ночевать у любовницы? Вроде отвадил, когда-то отец, а ты сызнова! Эх..."
Вскоре старшая дочь её к себе увезла. Сын не расстроился - какой толк от старухи? Толк мог быть от взрослых детей. Нина дважды беременела и оба раза случались выкидыши. Первый раз, да - он, по глупости, настоял, чтоб она помогала картошку в погреб спускать.
Отца на повышение квалификации направили, а небо пугало затяжными дождями. Не гноить же выкопанную картошку! Сначала Нина только наполняла мешки, а мать их подавала Семёну в погреб. Если вёдрами - ушло бы несколько дней. Нина сама всерьёз взялась. Мол, обойдётся.
Вечером пошла в баню мыться и началось. Пришлось скорую вызывать. Шесть месяцев - не тот срок, чтобы ребёнок мог выжить. Потом задолбала своим женским нездоровьем. Вот и вспомнил прежнюю любовь - вдову. Она, пофырчала и приняла. В другой раз - времена виноваты!
Колхоз приказал долго жить, работа в деревне испарилась. Так, всякая ерунда, да и то не на всех. Выход был в расширении подворья. Мать, с хроническими болячками - пол человека. Батя старался, конечно. Положить под стекло, забеременевшую Нину, никакой возможности не было!
Повтор первого случая и бездетность. Позже приспособились, нанимать пару человек на работу - уже адаптировались и имелось, чем заплатить. О прежних, советских годах, Семён больше не жалел. Жить можно. Главное, крутиться правильно. От коровы отказался - проще у соседей купить.
Разводил свиней, индоуток и кур. Для продажи, конечно. На огороде теперь стояли теплицы - ранний урожай ценен. Вот они и были на жене, раздражавшей Семёна всё больше и больше. Бабе сорок пятый год, от роду деревенская, а будто развалина.
То голова разламывается, то задыхается. Сама виновата - никогда худа не была, а последние годы располнела сверх меры. Толком не успевала ни дома, ни в теплицах. Отчитывал, а ей будто всё равно. Молча смотрела в сторону. Однажды, увидев из окна, как Нина упала возле теплицы, Семён не кинулся в огород.
Нанятый работник - свой, деревенский к ней подбежал и потом рассказывал:
"Я её приподнял, ещё вроде живую, ору Сёмке: "Фельдшера, фельдшера!" А он, как статуя у окна замер. Потом болтал, что растерялся. Врёт! Минуты тянул."
После похорон Нины, любовница надеялась войти в дом Семёна женой. Да, она уж была не так молода, но ведь столько лет, что-то тянуло его к ней! Но он ничего не обещал даже полгода спустя. Вдруг уехал и не на вахту, к которой пристроился последние года три.
Вернулся дней через десять с женщиной городского вида - миловидной блондинкой с ямочками на щеках, лет тридцати семи. Соседям представил: "Это Светлана. Моя гражданская жена." И эра любовницы закатилась. Света быстро освоившись, оказалась хорошей хозяйкой и шустрой работницей.
Все дела у неё в руках так и горели. Семён выглядел довольным, как никогда. В отличие от покойной Нины, Светлана за собой следила. По дому ходила в шёлковом халате, на огороде - в приличном спортивном костюме. За ворота - понаряднее многих. С деревенскими общалась охотно.
О прошлом Семёна не волновалась, говоря, что её к нему судьба привела, извиняясь за прошлую, не ласковую жизнь:
"Я детдомовка. На выпуске, дали комнату в общежитии. Работала кассиром. Вышла замуж, казалось, по любви. Муж убедил жить у свекрови, а та мне сразу объявила войну. Родить не решалась. Семь лет, спустя, разошлась - у мужа любовница появилась.
Ладно, комнатка оставалась за мной, приватизированная. Путалась с мужиками, как бывает у одиноких баб. А уж до сорока недалеко. Купила женский журнал, там объявления с желанием познакомиться.
И можно своё отправить. Решилась - сразу с фотографией, с номером телефона. Пошли смс, звонки. Каким чутьём Семёна выбрала - до сих пор не пойму! Он настоящий мужик. Знает чего хочет. Добивается и со мной делится щедро. Такого встретить, как в лотерею выиграть!"
Слушали с любопытством, но без симпатии. Светка была чужая. Зависти не испытывали - не верили в сказку с Семёном. Нинку загнал и до этой черёд дойдёт. Правда, ожидали, что Света ребёнка родит. Но три года прошло, а она оставалась гражданской женой и прибавления не было.
Ближайшей зимой со Светой беда приключилась. Наверное, больше некому было - залезла она на лестницу, чтоб сгрести нависший снег. Неосторожное движение, и женщина упала. Переломов нет, а встать не может. Боль, ноги не слушаются.
Доставили Свету в травматологию и оказалось, что в прошлом она пережила серьёзную травму позвоночника. Долго находилась на вытяжке, ходила в корсете. Ей следовало себя носить, как хрусталь, чтоб оставаться здоровой. Постоянный физический труд вызвал позвоночную грыжу.
Испытывая болезненный дискомфорт, женщина принимала таблетки и помалкивала. Падение для ослабленного позвоночника стало катастрофой. Светлана, отлежав в больнице, едва ходила. А следовало лежать и лечиться - за дорого. У лучших врачей.
И, если вдруг, пойдёт улучшение - никакого физического напряжения. Всё это Семён мужикам деревенским рассказывал, с великой досадой:
"Не везёт мне на баб! И, главное, молчала, что с основной хребтиной были проблемы! Нет, Светку мне жаль терять. Славно мы жили. Во всём огонь..."
И не стыдился разных подробностей. С чего его вдруг понесло? Может сам себя убеждал, не предавать Светлану? Вместе они продержались ещё года два. Поначалу Семён, мужественно, возил гражданскую жену по врачам, на процедуры. Приобрёл ей инвалидную коляску.
У кого-то из деревенских женщин включилось сочувствие - приходили помочь в домашнем хозяйстве. Света бодрилась. Стремилась, многое, делать сама. Делилась:
"Предложили операцию без гарантии улучшения. Есть риск, что совсем не смогу передвигаться. Сейчас-то, хоть до туалета, в доме, сама шаркаю потихоньку. Душ принимать - уже помощь нужна. И любовница из меня никакая стала. Ну, вы понимаете... Это пугает особенно. Сёма мужчина темпераментный."
Женщины кивали и выводили своё:
"Следовало брака требовать, ребёнка родить. А так - какие у тебя права? Жильё-то в общаге осталось?"
Оказалось, нет. Продала, и в развитие хозяйства Семёна вложила. Без оформления доказательств вложения. Не расписаны потому, что штамп не гарантия счастья. Родить планировала, но попозже, когда лучше узнают друг друга.
Слушательницы ахали: "А, чтобы деньги за комнатушку отдать, узнаваться подольше не надо?!" И уже жалели искренне, плакали вместе с ней, обещая не оставлять без помощи. Светлана, как неожиданно появилась, так и исчезла. Впрочем, Семён секрета не делал.
Бывшую "гражданскую жену," он сдал в интернат для инвалидов. Легко получилось. Светлана имела теперь инвалидность. Без жилья и ни одной родной души. А главное, это был её личный выбор. Так утверждал Семён. И запросто сообщил адрес:
"Можете навестить, сороки. Я сам её навещаю. Светка весёлая. Замечательно себя чувствует."
Разок съездили. Гостинцев отвезли, деньжат собрали. Светлана сильно похудела и постарела, как говорят "на глазах." Ну, а как иначе - в людях. Говорила, что жить вполне можно. Комната на двоих, санитарочки помощь оказывают. Для неё не особенно страшно - с малых лет в детском доме жила.
Не сдержались и высказали, что Сёмка её погубил. Света не согласилась:
"Это был мой выбор. По человечески пожила. Он ведь меня одевал, кормил столько лет. Случилось - коляску купил, лечение оплачивал. Я сама решила не ждать, когда окончательно в тягость стану. Семён обещал меня навещать и уже приезжал несколько раз."
Приехавшие возразили: "Ты на него пахала! Из-за него лишилась жилья, здоровья! Подавай заявление в суд, мы подпишемся." Но женщина, на самом деле, очень несчастная, не имела ни сил, ни желания за себя побороться. С тем и уехали посетители.
Семён ко всей этой истории без стыда относился. Сам подробно рассказывал и утверждал: "Ей там неплохо. На всём готовом. Я её уважаю за мудрость - ну, какая теперь из Светы жена? А мне урок." Уж какой - неизвестно. Может, со справкой о состоянии здоровья следующую жену выбирать?
от автора: Вот и вся история о чёрной душе. На самом деле, о большой подлости. Семён сам болтал о себе, не без рисовки. Мужики, из его деревни, добавляли, когда он не слышал. И тут уже неприязнь и осужденье звучали. Длинновато получилось, я чувствую.
Имена я в ней указала только те, которые прозвучали. Например, как звали отца, мать, сестёр, любовницу Семёна, я не слышала (или не запомнила?). Не стала придумывать - и так, вроде понятно.
Благодарю за прочтение. Пишите. Голосуйте. Подписывайтесь. Лина