С чем можно сравнить этот поход? Пожалуй, только с "прогулкой" через Дарьенский пробел: та же девственная сельва кругом и ощущение того, что на многие километры вокруг ты единственный представитель хомо сапиенсов.
Места действительно очень красивые, дикие и труднопроходимые. Особенно после дождя. Я продолжал хлюпать кроссовками по лужам, карабкаться по липкой сыпухе и скользить по ней вниз, скакать по мокрым камням и проваливаться между кореньев, продвигаясь вперед лишь на километр в час. А тропа, через три часа упорного движения по ней, уперлась в реку.
Перекинутый через бурный поток упавший ствол дерева как бы намекал, куда дальше следует идти, но мне просто не верилось, что это так: нет, я не полезу через бурную реку по дереву, я буду искать брод! Но ноги сами заползли на ствол и пошли по нему.
И так было дико страшно, но, как назло, посередине ствол был очищен от коры и блестел влагой. Сердце стучало в висках и хотелось просто взять да и спрыгнуть, чтобы лишь не терпеть этого напряжения; взять и побежать вперёд, и пусть, что упаду вниз, и с рюкзаком совершенно точно не выплыву, но лишь бы все это кончилось, быстрее кончилось! Вместо этого пошел просто медленнее, еще медленнее, боясь каждое мгновение умереть от страха.
Позже, целые сутки спустя, до того момента, пока вновь не вышел к этой реке, я все думал и думал о ней, о том, что не пройду обратно, что непременно утону, а мое тело, застрявшее где-то среди огромных валунов, найдут лишь через пару месяцев, даже в подробностях представляя, как это будет… К слову, к дереву я так больше никогда и не вышел - заблудился, но до этого ещё далеко.
А шел я на холм Hermoso, что означает "великолепный". Подъем к нему составлял более полутора тысяч метров. Спустя шесть часов пути я поднялся лишь на двести. Тропа давно уже была едва заметной, река с карты пропала совершенно и поэтому иногда казалось, что на карте ошибка, что нет никакой тропы вовсе, но есть река, помеченная тропой и вот по этой реке я иду...
Я стал чаще падать, но все как-то обходилось: поймал ногой корень и больно подвернул ее; поставил на руку пурпурный синяк, который и до сих пор, спустя уже неделю, чернеет на ней, напоминая о том злосчастном походе, но самое неудачное падение оказалось вовсе не это.
Я прыгал по побережью, по камням, обходя по мелководью очередной приток, когда одна нога подвернулась и я резко соскочил вниз, ударился вскользь ухом и виском о камень и упал прямо лицом в лужу меж камней.
Ноги остались где-то выше, а рюкзак проскочил в расщелину и сполз на шею, придавливая лицо ко дну этой треклятой лужи. Саднящая, прибитая чуть раньше рука, скользила беспомощно по камням, а внутри, в очередной раз разрасталась паника…
Я вылез, отдышался, успокоился и пошел дальше - ну не возвращаться же было к тому дереву, на него бы уже не хватило ни моральных, ни физических сил.
К четырем часам вечера, когда вот-вот должен был начаться ежедневный дождь, я не прошел и восьми километров. Не просто не забрался на семисотметровый хребет, на котором планировал ночёвку, но даже и не видел его вовсе в той чаще, которую забрел.
В очередной раз тропа вывела на берег, снова к дереву-вроде-бы-переправе, еще более страшному и сырому но дальше я уже не пошел - еще один нервный переход по дереву я бы не пережил. К тому же, увы, переход вовсе не гарантировал, что тропа найдется именно там.
Несолоно хлебавши, я развернулся пошел искать место для ночлега. Приключений хватило выше крыши.
А на следующий день, кроме того, что дождь решил пойти с самого утра, случилась ещё одна вещь: я заблудился. Да, так бывает даже тогда, когда на телефоне работает навигатор.
Где и когда сошел с тропы было не ясно: на мапсми она отмечена лишь примерно, а кроме нее ориентиров никаких. Дерево, которое я так боялся весь прошедший день, осталось позади, зато впереди была непролазная чаща и шумная река, которую хочешь или не хочешь, а переходить все равно надо...