Дмитрий женился в 1893 г. первым из братьев. Его жена Анюта вошла в семью Швецовых и наблюдала жизнь Большого Дома изнутри. Наблюдательности ей было не занимать, как и таланта рассказчицы.
Вы спросите, при чём тут талант рассказчицы? Дело в том, что Анюта оставила воспоминания. Её текст - ценнейший исторический документ, он написан ярким и образным разговорным языком и не только даёт представление об Анютиной судьбе, но рисует панораму российской жизни начала 20 века.
Анюта родилась и выросла в Елани. Её родители торговали в кабаке на хозяина, семья скиталась по съёмным квартирам, дети оставались дома с тёткой, а то и вовсе одни. Семья, кажется, не жила, а выживала:
“Сказали, что нас будут описывать. Я помню, что встревоженные люди вошли в комнату нашу, шепчут, что можно убрать, чтоб не описали. И вот узел из сундука в простыню связали и отнесли в кабак, и ещё отнесли самовар к хозяевам.
И вот приходят судьи с книгами и осматриваются и говорят:
- Что же у вас описывать?
И открывают сундук, а он пустой. Алёша, брат, около сундука стоит, а мать говорит:
- Вот, описывайте его.
Они все взглянули на Алёшу и засмеялись. Затем судьи отправились в хозяйскую половину и увидели у них два самовара и один описали, говоря, что у бедных не может быть два самовара. А затем судьи ушли, и после их ухода все вещи из кабака принесли в нашу квартиру.
А это они приходили описывать - несправедливо было дело такое, это я уж после узнала от папаши. Папаша брал взаймы денег у своего хозяина под вексель двести рублей. И вот хозяин уже при смерти зовёт свою жену Дуню и говорит, что папаша все деньги отдал.
- А вексель, - говорит, - я ему не возвратил; так смотри, Дуня, если я умру, то ты с него денег не проси, а вексель, если найдёшь его, то отдай ему.
И помер, а жена его взяла, да вексель на папашу и подала ко взысканию, а отцу, конечно, вторые деньги платить не хотелось. Он все вещи свои и спрятал, а судьи пришли, а описывать нечего. Они только и описали, что самовар. Этим дело кончилось, не знаю, как уж и что, я не спрашивала”.
Анюта походила некоторое время в школу, а потом бросила: застеснялась близорукости. И у неё начались совсем другие занятия:
“Утром спали до девяти часов, встаём - у нас самовар готов, пьём чай, затем рукодельничаем. Я вышивала салфетку филейную или скатерть филейную шерстью. И ещё в тамбур, крючком и по канве. И еще моё любимое занятие было чтение книг. Затем подруги ко мне, и я к ним ходили. И вот эдак моя жизнь шла, с такими удовольствиями.
Затем меня почему-то прославили красавицей, и вот ко мне свататься стали женихи.”
Женихов оценивали придирчиво, всем напропалую отказывали: одному грозило всю жизнь учительствовать - то есть, бедствовать, другой “жил черно”. И тут на горизонте появился Дмитрий Швецов. Благодаря Анюте мы можем себе представить, как проходило у Швецовых сватовство и венчание.
“И вот меня пришли посмотреть Швецовы: Дмитрий и его отец Матвей Иванович и Авдотья Христофоровна и двое сватов. И вот они поздравствовались, сели, я вышла и вынесла им чаю на подносе, стала их угощать.
Они напились чаю, затем стали выходить шушукаться, то есть друг друга спрашивать, что - какова невеста. И вот Митя сказал, что невеста нравится. Меня спросили, я тоже говорю, что нравится.
И вот спросили отца, какое приданное. Отец обещал дать тысячу: сейчас пятьсот рублей, после вещи, да ещё, когда будут, пятьсот рублей. И вот послали за батюшкой, и отслужили молебен, и мы стали с Митей женихом и невестой”.
За приданым Анюта с матерью ездили в ближайший Балашов: “на два шёлковых платья и на ротонду бархату, за два аршина отдали по пять рублей аршин, и байковое одеяло, и белья нижнего, и на венец шарф”.
Были ещё подарки от семьи жениха. Свекровь принесла Анюте коробку пудры, помаду и духи. Свёкор привёз из Саратова золотые часы, цепочку и брошку. А жених прислал фату, цветы и шкатулку. Анюта открыла шкатулку, а там - белые туфли и чулки.
Перед самим венчанием устроили девичник. Собрались барышни и кавалеры, играла музыка, все смеялись и танцевали. И только Анюте стало “как-то грустно-грустно и будто чего-то жаль”. Она даже начала было ночью собирать узелок, чтоб сбежать из дома, но её остановили. Отец резонно объяснил:
- Всё готово, нужно играть свадьбу, иначе одно разоренье, а у меня вас много.
И дальше мечтательная книжная Анюта замечала только мрачные знаки. В церкви под ноги молодым постелили платочек, и жених поспешил на него наступить. Это он следует бабьей примете, хочет повелевать в семье, - читала Анюта.
“И затем я и мой жених, мы едем в возке к Большому дому, и там наверху нас встречает свёкор Матвей Иванович Швецов и свекровь Евдокия Христофоровна, и осыпают хмелем по русскому обычаю, и благословляют иконой. И вот я и он идём в большой зал и садимся в передний угол. И всё освещено, и много огня, и много десерта - ящиками стоят.
И заиграла музыка, и подошли к нам с поздравлениями с законным браком. Мы благодарим с бокалами шампанского.
Затем кончились поздравления, заиграла музыка вальса. Дмитрий берёт меня и кружит по залу головокружительный танец. Затем посадил и благодарит”.
И тут Анюта обнаружила второй дурной знак: пропажу обручального кольца. Мать её успокоила:
- Не беспокойся, завтра новое куплю.
По закону сказки, каждое событие должно повториться трижды. В нашей истории тоже есть третья примета. Раздевая невесту перед первой брачной ночью, сваха шепнула:
- Брось подушку на пол. Если жених поднимет, значит, будет за тобой всю жизнь ухаживать.
Дмитрий подушку поднял.
И началась Анютина жизнь в Большом Доме. Поскольку Анюта была занята собственными интересами и проблемами, она не оставила подробного рассказа об укладе семьи, но детали там и тут рассыпала. Из них получается такая картинка.
Евдокия Христофоровна с приживалками сидела “в своём номере”. У неё была ножная швейная машинка, на которой шили шапки. Свекровь пыталась усадить за машинку Анюту, но у той ничего не выходило, и ей ставили в пример горничную, солдатку Дуню, та с машинкой справлялась.
Внизу были кухня и буфет. Готовил повар, а за буфетом торговал Дмитрий: “то разливал “Лиссабонское”, то разливал пиво, то вина красные, и всегда он аккуратно исполнял свою торговлю, работал, как встанет, часов с одиннадцати или двенадцати дня и до одиннадцати, двенадцати или часа, а когда и до четырёх часов утра”.
Братья Дмитрия работали наверху, в гостинице. Семён - в особой бильярдной комнате, за бильярдом. Чем занимался наш прадед Иван, написано, к сожалению, неразборчиво.
В общем, все занимались делом, одна Анюта целыми днями скучала, глядя через окно во двор. Скука кончилась с беременностью. Дмитрий сказал:
- Поедем, Анюта, со мной в Саратов.
В Саратов звучало как в Париж. Увидеть и умереть. Дмитрий с Анютой выполнили всю обязательную туристическую программу: заселились в гостинице, первым делом отправились к фотографу, потом к доктору Порядину, оттуда - в магазин за детским приданым:
“И вот мы купили крестильную рубашку с голубыми лентами, потому что думалось мне, что будет мальчик, и я просила у бога, чтобы дал мне мальчика. И ещё купили атласное одеяло голубое на белой подкладке, и ещё шитья для простыни, и край для простыни, и кофточку вязаную, и чепчики, и нагруднички, и ленту шёлковую жёлтую широкую для свивальника”.
А вечером Дмитрий повёл жену в театр на Шувалова. Страсти, которые кипели на сцене, так потрясли Анюту, что она подробно и с чувством пересказала всю пьесу. Она не упомянула название, но оно угадывается: в спектакле муж перевоспитывает “жену сварливого характера, а она стоит робкая, испуганная, молчит, занавес закрывается, и музыка духовая играет: “Ах, попалась, птичка, стой, не уйдёшь из сети”.
Не исключено, что поход в театр был тщательно спланирован, а пьеса подобрана в назидание Анюте.
Анюта родила, как и хотела, мальчика, потом двух девочек. Она пыталась вписаться в семью, но не смогла, оставила детей мужу и стала жить отдельно, получая от Дмитрия деньги и продукты на содержание. Умерла Анюта молодой, в 42 года.
А Большому Дому и его обитателям предстояло ещё многое пережить.