Мы продолжаем цикл публикаций, посвященных 300-летию РАН, которое мы празднуем в следующем году. В наших видеоинтервью профессора РАН, члены-корреспонденты и академики рассказывают о науке и технологическом суверенитете страны. Текстовая версия — сокращенная, полную смотрите в наших аккаунтах в Rutube, YouTube и во «ВКонтакте». Беседует научный редактор порталов, спецпредставитель Десятилетия науки и технологий Алексей Паевский. Наш третий герой — научный руководитель химического факультета МГУ, академик РАН, вице-президент РАН Степан Калмыков.
— Почему вы выбрали науку, особенно такую нетривиальную, как радиохимия?
— Мой путь, наверное, обычный, не очень отличающийся от тех направлений, которые выбирали мои однокурсники или другие ребята-химики. На химическом факультете каждый год делаются курсовые. Я пришел к своему научному руководителю Игорю Петровичу Ефимову (к сожалению, его уже нет с нами). Он познакомил меня с моим будущим шефом, Юрием Александровичем Сапожниковым. Направление, которым я стал заниматься, — радиоактивность окружающей среды. С каждым годом оно нравилось мне больше и больше. Экспедиции по Черному морю, отбор проб, их анализ… Мы публиковали статьи, я получил повышенную стипендию, да и вообще мне все это стало очень нравиться. Я всегда студентам говорю: «В науке нет неинтересных вещей. Очень важно, особенно когда ты еще маленький человек — студент или даже аспирант, — найти коллектив, где тебе дадут развиваться, где тебя будут воспринимать не как обузу или лишнего ребенка, а будут относиться как к члену коллектива и будут вкладываться в тебя». Так оно и сложилось в моей жизни. Я очень благодарен судьбе и тем людям, которые в свое время приняли меня и заложили основы воспитания.
Радиохимия тогда была совершенно непопулярной наукой. Нужно помнить, что это было начало 1990-х. Наука вообще не была популярна, скажем так. Я закончил вуз в 1996 году, и многие ребята моего года после выпуска сразу уехали за границу, потому что здесь перспективы были очень туманные. И среди этих перспектив радиохимия была самой туманной. В 1986 году произошел Чернобыль, и теперь в обществе была радиофобия. Она и сейчас сохраняется, но амбициозные планы Росатома или медицинские проекты с использованием радиотерапии на слуху, и это снижает уровень тревожности. Так что радиохимия тогда была далеко не прорывным, не магистральным направлением. То, что я выбрал ее, — заслуга Игоря Ефимова и Юрия Сапожникова, которые своей энергией смогли меня зажечь.
Химический факультет МГУ
— Если посмотреть глобальнее — почему именно химия?
— На самом деле, методом исключения. Сначала я выбрал направление — естественные науки, что, в общем-то, удивительно, потому что мои родители и все мои родственники — гуманитарии. Мои мама с папой и братья закончили исторический факультет МГУ и никогда не имели прямого отношения к естественным наукам.
Прежде всего меня, как и многих химиков, интересовала биология. Не ботаника, а то, что сейчас называют молекулярной биологией: цитология, основы клеточных процессов и так далее. Когда нужно было выбирать конкретный вуз, у меня не было выбора «МГУ — не МГУ», потому что очарование его кампуса, его атмосфера ничем не могут быть заменены и перебиты. В этом плане я патриот Московского университета.
Что касается выбора факультета, все было довольно тривиально. Мне справедливо объяснили, что на химическом факультете где-то треть кафедр связаны с биологическими процессами и с молекулярной биологией: химия природных соединений, кафедра химической энзимологии, кафедра медицинской химии и многие, многие другие. Так что я как химик — немного несостоявшийся биолог. Но правда многие задачи, которые сейчас приходится решать, например связанные с ядерной медициной, находятся на стыке инженерных наук и биологии. В итоге все, что мне сказали, подтвердилось.
— Какие задачи сегодня стоят перед Российской академией наук?
— Сейчас Академия делает серьезный поворот к формированию единого научного и академического пространства. РАН является единственной экспертной организацией, занимающейся экспертизой всех проектов, которые подают и вузы, и институты, будь то на государственное задание или на другие программы.
Фонд «Росконгресс»
При этом мы занимаемся не только экспертизой. Сейчас мы начинаем выстраивать систему проектов не просто по принципу «кто что умеет», а по каким-то государственным приоритетам: импортозамещение, малотоннажная химия и так далее. Мы хотим понять, где у нас белые пятна, куда нужно вкладывать, где можно что-то создавать. Может быть, какие-то направления отмирают? Тогда нужно не выкидывать людей за борт, а постараться перевести ученых на другие темы, на которые есть спрос. Понятно, что это очень тонкая тема, потому что если мы говорим о фундаментальной науке, то прогнозирование — очень сложная задача. Не наломать дров очень важно.
Что касается поисковых, прикладных вещей — тут более или менее понятно. То, что сейчас требуется для суверенитета, импортозамещения и существования государства, должно исследоваться. РАН сейчас занимается как раз выстраиванием этой деятельности и у вузов, и у институтов.
Чтобы вы представляли, те вузы, которые подведомственны Минобрнауки, курируют 18 министерских ведомств, в которых в той или иной степени представлена научная составляющая и которые мы тоже экспертируем. Мы тоже выстраиваем их работу в рамках приоритетов государства.
— Какова роль просвещения в современном обществе?
— Очень важное направление, на мой взгляд. Начну с пласта, связанного с просвещением, — это работа с маленькими людьми, со школьниками. Нужно попытаться ненавязчиво дать ребятам широкую картину мира не зубрежкой учебников, а с помощью интересных лекций и экскурсий. Эта задача в том числе практическая, потому что потом эти ребята пойдут учиться, и у них будет, во-первых, не нулевой уровень знаний, во-вторых, горящие глаза. Они придут в вузы не для того, чтобы отсидеть свои пары и уйти, — им будет интересно то или иное направление, о котором они услышали когда-то на лекции или в каком-то фильме, после того как они сходили куда-то в музей или на экскурсию в лабораторию. В Советском Союзе просветительская деятельность всегда была на очень высоком уровне. Люди в метро читали книги — и художественные, и научно-популярные. Мы знаем много серий книг, которые на очень хорошем уровне выполняли задачу просвещения людей. Я не могу себе представить, чтобы в Советском Союзе ставился вопрос, что Земля плоская. В таких абсурдных вещах, абсолютно очевидных, на мой взгляд, всплывает незнание базовых основ у большого количества людей. Просветительская деятельность должна начинаться с основ — что такое химия. Ведь у нас есть повсеместная химофобия. Понятно, маркетинговые подходы влияние оказывают — «шампунь без химии». Чушь же какая-то! Надо людям открывать глаза на происходящее.
Дискуссия о роли истории науки на Конгрессе молодых ученых в «Сириусе». Фонд «Росконгресс»
Кроме просветительской роли, есть еще один важный аспект. Например, в экологии. У людей начинаются панические состояния: у них появляется ощущение, что их все время травят, что они вечно находятся под угрозой и так далее. Где-то это может быть и так, но не везде. Надо людям показывать объективную картину мира. Это нетривиальная задача. Сам популяризатор должен быть ученым — он должен рассказывать не об абстракции, а о том, что сам видел и знает, должен быть погружен в эту тему. Мы все видим: популяризаторов много, а вот профессиональных популяризаторов очень мало.
Выступление с лекцией на Конгрессе молодых ученых в Год науки и технологий. Химический факультет МГУ
— Как Академия наук готовится к своему 300-летию?
— Координационная роль как в мероприятиях, посвященных 300-летию Академии наук, так и в рамках Десятилетия науки и техники, конечно, не замыкается на мне. Мы работаем всем Президиумом. У нас есть очень внушительный список популяризационных мероприятий, в том числе связанных со школами: выставки, передвижные выставки, сугубо научные мероприятия, например конференции. Для нас 300-летие Академии наук очень важная дата, потому что Академия возвращается в общее технологическое поле и начинает играть ключевую роль в принятии любых государственных решений, связанных с наукой. Ни один крупный проект как в Советском Союзе, так и до этого не был осуществлен без участия Академии наук, будь то атомный проект, химизация или космос, — мы прекрасно знаем, кто занимался этими проектами, и все они были академиками. Эти примеры показывают то, как было, чем живет Академия сейчас и какие задачи мы ставим в дальнейшем, — чтобы широкой общественности была понятна суть работы Академии.
Полную версию интервью смотрите в видеоформате на наших ресурсах в Rutube, YouTube и во «ВКонтакте». Оператор: Снежана Шабанова.