Свою пулю ты никогда не услышишь. Как бы ни была шаблонна эта фраза, над твоей головой жужжат не твои свинцовые пчёлки. А в кромешной тьме, когда даже черные коты выглядят светлыми на фоне липкого, вязкого от кислотных лондонских дождей воздуха - в такой темноте жертве никогда не увидеть охотника.
Но тебе, рожденному на мостовой в Уайтчепеле и потерявшему мать сразу после своего первого вздоха, всю жизнь приходилось бороться за право дышать этим смрадным воздухом и насыщаться осклизлыми, грязными хлебными корками. Тело твоей матери ещё не было предано земле, а душа только начала свой путь по семи кругам, когда тебя подобрал старик-нищий. Он выкормил найденыша молоком собаки, сопровождавшей его в скитаниях - и вместе с этим молоком ты усвоил правило: жизнь за жизнь, кровь за кровь. Ты зарабатывал себе на пропитание, переплывая на спор Темзу даже в зимние дни, когда река практически застывала. Ты с легкостью умел умыкнуть у рыночной торговки любой товар - и догнать воришку мог только ветер.
К двадцати годам ты стал сущим бедствием и карой небесной для всего Лондона. За бедовую преступную голову было обещано такое вознаграждение, что каждое голодное утро ты размышлял: а не сдать ли самого себя в руки правосудия?
И вот они настигли тебя. Совсем близко от реки - в каких-то двух шагах. Узкие улочки-коридоры никогда не подводили тебя, и в этот раз гуляющий по ним ветер выдал преследователей по запаху дрянного табака, которым пропитался насквозь каждый полицейский участок в Лондоне. И, конечно же, во главе этого отряда стоял старый знакомый - констебль по кличке Старый Кракен. Были у него и фамилия, и имя, но в Уйатчепеле обходились без лишних сантиментов и условностей.
Пуля взвизгнула и ударилась совсем рядом с тобой, отколов от стены порядочный кусок штукатурки. Пора уходить. Следующий выстрел может оказаться более метким и не просто запорошить твои глаза, а совсем закрыть их. Отделившись от стены, ты двумя прыжками достигаешь парапета, перемахиваешь через него и летишь в бездну Темзы. Левая рука выпрямляется, как пружина, и зажатый в ней пеппербокс несет смерть. Впрочем, оружие в правой также не пощадило бы охотящегося за тобой.
За несколько секунд ты доплываешь до середины реки и понимаешь: сегодня старуха с косой пришла не за тобой. На берегу, зажимая рукой рану в животе, корчится Старый Кракен. Черное на чёрном не разглядеть, но густая кровь констебля капает с его одежды на мостовую, унося остатки его сил. Отборный мат Старого Кракена постепенно стихает, переходя в предсмертный хрип, в его горле что-то булькает. Стоящий рядом с ним напарник еле различает последние слова, застывающие вместе с дыханием на его губах: «Мэри!»
Проклятье! Кракен, оказывается, на самом деле любил свою старуху, если на смертном одре шептал её имя. Впору прослезиться! Что ж, он прожил достойную жизнь, несмотря на то, что был полицейским.
На другом берегу Темзы ты выбираешься из воды и жалеешь только об одном: твоя последняя сигара размокла и ни на что больше не годна. Видимо, придется стрельнуть у кого-нибудь взамен на хорошую выпивку. Помянуть Кракена - святое дело!
Продолжение здесь.
