День третий.
Анна вернулась утренним автобусом незадолго до обеда, застав Андрея спящим поперёк кровати в одежде и сапогах. В комнате стоял характерный запах перегара. Она прислушалась, но ничего, кроме размеренного храпа мужа, не услышала. Заглянула в спальню, убедилась, что дома кроме них никого больше нет, и присела на стул. Ненужный застонал, перевернулся на спину.
– Собаки воют, – тихо сказала Анна. – Не кормил, что ли?
Андрей приподнял веко и уставился на неё воспалённым глазом. Раскалывалась голова, а все последние сны были только о том, как он пытается напиться, но сколько ни пил, жажда всё равно не отступала. Теперь же, после того, как проснулся, во рту и вовсе разгорелся пожар.
– Рассолу дай.
Анна помедлила, словно раздумывая, но всё же вышла из дому и вернулась с эмалированной кружкой в руках. Андрей напился и снова лёг, отвернувшись к стене.
– Где малой-то?
Ненужный чуть заметно вздрогнул, но не ответил. Только ноги подогнул, сворачиваясь в клубок. Будто замёрз и пытался согреться.
– Отвёз, что ли?
– Тебе-то что? – буркнул Ненужный. Да так тихо, что ей пришлось прислушиваться, чтобы разобрать, что он говорит.
Анна положила ладонь ему на плечо и легонько погладила.
– Я зла не держу, Андрюш. Что было, то было. Чё уж тут… Если надо, буду и чужого растить. А там, бог даст, своих нарожаем. Лукины вон вообще приёмных понабирали и ничего – живут. Хорошая детвора. И постыдного тут нету ничего. Сын есть сын. Чего уж тут стыдиться? Ты уж прости, если что. Психанула, не подумавши.
Ненужный глубоко вздохнул, встал с кровати и, не глядя на жену, вышел из дому. Во дворе заскулили, залаяли собаки.
Андрей ушёл и не показывался дома до ужина. Анна даже волноваться начала, не случилось ли чего. По хозяйству уйма дел, а мужик ходит где-то.
К вечеру вернулся, и слова не сказал. Будто похмелье так и не отпустило. И тревожило Анну не то, что с нею он не говорит, а то, что сам на себя не похож. Жили-то до сих пор сносно, мирно. Когда-никогда поругаются. Бывало и крепко. Но ссоры эти были, как буря, которая всегда скоро стихала. Покричат друг на дружку, поругаются, выплеснут накипевшее, и снова – душа в душу. А тут, будто туча над домом собралась. Собралась, повисла и с места не двинется. И молний, вроде, не видно, и грома не слышно, а душно так, что дышать нечем.
– Вот ты молчишь, а мне страшно делается, – она присела рядом с Ненужным на ступенях крыльца. – Да скажи ты уже хоть что-то! Что ж ты, как бык насупленный? Я же вижу, что ты в тайгу ходил. Крупы вот вывез. Ну, прости ты уже бабу дурную. Не сдержалась. На то и баба же. Ну?
Андрей закрыл ладонями лицо и шумно выдохнул.
– Грех на мне большой, Аня.
Она почувствовала, как по всему телу прошёл холод. Да такой, что прижаться к мужу захотелось, только бы не замёрзнуть. И знать она не знала, о чём он говорит, да только чувствовала, понимала, что никогда Андрей не сказал бы таких слов, если бы и правда беды не наделал. Она часто задышала, заглянула ему в лицо и быстро залепетала:
– Какой грех, Андрюшенька? Что за грех? Ты что такое говоришь?
Она спрашивала и боялась остановиться. Спрашивала без остановки, боясь получить ответ. Потому что в мыслях догадывалась, каким этот ответ будет. Сама не понимала, почему связывает его слова с отсутствием ребёнка, а потому спросить об этом не решалась. Но Ненужный сам ответил.
– Мальца бросил.
Он говорил тихо, глядя в одну точку. При этом чуть раскачивался вперёд-назад. Анна же ощутила, как мороз, до того жгущий всё тело, отступает и позволяет расслабиться. Она облегчённо выдохнула.
– Ох, и дурак. Ох, и напугал-то, гад, – она даже позволила себе хохотнуть вслух и толкнула мужа в плечо. – Дурак ты, Ненужный! Я сама себе уже такого понапридумывала!
Андрей прекратил раскачиваться и посмотрел на жену так, словно та была сумасшедшей. Она же его взгляда не заметила, и уже в который раз махнула рукой, усмехнулась и спросила:
– Сама, что ли, вернулась?
– Кто? – Андрей смотрел на жену, не понимая, о чём она его спрашивает. Он со вчерашнего дня вообще мало что понимал.
– Как кто? Ну, эта… Мамаша эта.
– Куда вернулась?
– Как куда? – теперь уже она ничего не понимала.
Он продолжал смотреть жене в глаза и говорил медленно. Язык сделался вязким, не желал поворачиваться.
– Я его в тайгу отвёз.
Анна запнулась. Улыбка медленно сошла с лица. Оно сделалось серым.
– Ты его в зимовье оставил?
Он, не отрывая взгляда с жены, очень медленно покачал головой.
– О, Господи… – выдохнула Анна. Ей не хватало воздуха, а глубоко в груди что-то заныло. – О, Господи милостивый, – повторила Анна и встала со ступеней, сделала глубокий вдох. – Так! Так, без паники. Ты говорил кому?
Он снова покачал головой.
– Вот и хорошо. Вот и хорошо, Андрюшенька. Не говори. Никому не говори. Никто его не видел. Это хорошо. Никто не знает даже, что у тебя сын есть. И не надо им знать. Правильно? Не надо. Никому не надо. А мать его, видать, и не вернётся за ним. Раз бросила, значит, не вернётся. Такие не возвращаются.
– Какие такие? – всё тем же отрешённым голосом спросил Андрей.
– Такие. Которые детей своих бросают. Кукушки.
– А я тоже кукушка?
Анна запнулась, затем нервно хихикнула, снова присела рядом с мужем, обняла за плечи и прижалась щекой.
– Ну, что ты такое говоришь-то? Ты-то причём? Она же мать! Ну? Она растила его. Это её сын. Такие если бросают, то уже не вспоминают. А тебе-то он кто? Может он и не твой вовсе? Может, нагуляла, а тебе сказала, что твой? Ты же и не знал-то, что он есть даже? Не знал!
Он молчал.
– Ну, вот! Так какой с тебя спрос-то? Какой ты ему отец?
Анна говорила, продолжая поглаживать мужа по плечам. Дыхание сбивалось от волнения, руки дрожали.
– Ты же его не сам бросил? Не убил же, в конце концов? Прости Господи… Он же сам потерялся? Ну? Заблудился ребёнок! Так было, Андрюш? Да тут и отвечать-то не надо. Я же тебя знаю. Ты бы сам не бросил. Заблудился, значит, мальчик. Заблудил в лесу-то. Ну, так с кем не бывает? Такая, видно, судьба у него. Такая доля у человека. Значит, надо было так. Жалко, конечно. А как же не жалко? Жалко! И мне вот жалко. Но что делать? Искать? А как ты его в тайге-то найдёшь? Он-то, видать, ушёл уже. На чужой участок даже. Как его найти-то? Никак!
Андрей обхватил голову и вздохнул. Анна же не унималась.
– Так, а может он найдётся ещё? Ну, сам! А? Андрюш! Ну, находятся же дети, когда заблудят! Выйдет к людям, его пригреют. А там – передадут в детдом или ещё куда? Куда таких определяют?
Ненужному и так было тошно, а от беспрерывной трескотни жены и вовсе жить не хотелось. Он сбросил с плеч её руки, встал и вышел за ворота. Только сейчас Анна дала волю чувствам. Разрыдалась. А из глубины двора завыла собака.
* * *
Пашка весь день шагал. Лес то становился гуще, то расступался обширными полянами. При этом ни водоёмов, ни, тем более, реки он так и не встретил. Пару раз видел издалека зайцев. Разок заметил стучащего дятла на стволе старого кедра. Встречались какашки. Некоторые – большие. Он даже думать боялся, кто такие кучки мог наделать. В остальном же тайга особо не менялась. Правда иногда интересовался грибами, которых вокруг была уйма, но быстро потерял интерес, когда попробовал один на вкус. Тот, хоть и пах приятно, но оказался пресным и не аппетитным.
Кричать и звать папу он перестал ещё утром. Болело горло и любые слова давались с трудом. Солнце встало высоко, согрело спину, и Пашка почувствовал, что сильно вспотел. При этом ему почему-то было холодно. Даже озноб бил.
Он присел у сухого дерева и сбросил рюкзак. Хотелось пить. Пашка пошарил внутри, отыскал небольшую бутылку, на дне которой ещё оставалось немного воды, выпил. Горло отозвалось острой болью, но Пашка даже постучал по бутылке, чтобы выжать из неё последние капли.
Есть не хотелось. Зато спать – очень. К тому же от яркого солнечного света болели глаза. Пашка огляделся, отыскал участок, освещённый солнцем, и перебрался туда. Спину пригрело, дрожь в теле поутихла. Он закрыл глаза и быстро уснул, а когда проснулся, понял что заболел.
Всё тело взмокло от пота и болело. Было жарко, хотелось пить. Горло, до этого беспокоившее только при глотании, теперь ныло постоянно. К тому же, начался кашель. И от того, что горло болело, кашлять было больно.
Пашка хотел было даже заплакать, но вдруг услышал чей-то голос. Услышал отчётливо, хотя и не мог разобрать слов. Кто-то тихо говорил неподалёку. Мужчина! Это был мужской голос! Настоящий голос! Человеческий!
Сначала стало страшно, но осмыслив происходящее, Пашка понял, что это шанс на спасение. Возможно, другого не будет! Он часто задышал и вскочил на ноги. Тупая боль тут же напомнила о себе, разливаясь по ногам, спине, ударяя в самое темечко изнутри головы. Но Пашка не обратил внимания на это и постарался прислушаться. Голос пропал. Пашка даже дыхание затаил, но сердце билось так часто, а дышать хотелось так глубоко, что долго терпеть он не смог. Снова задышал. И это громкое дыхание заглушило остальные звуки.
Пашка не выдержал – побежал.
– Ау! – кричал он на ходу, вспоминая, как кричала Маша в сказке, когда заблудилась в лесу, – Ау-у-у!!!
Обязательно нужно было кричать «ау!» Обязательно! Иначе, дядя, который разговаривал, подумает, что мальчик, кричащий в лесу, не заблудился, а просто зовёт своего папу или кого-нибудь ещё. А если кричать «ау!», то любому взрослому станет понятно, что кричит кто-то, кто потерялся в лесу. Тот, кто заблудился! Так кричат только те, кто заблудился! Те, кого обязательно нужно спасти!
Пашка остановился и снова прислушался. Ни голоса, ни треска сучьев. Ничего. Он ещё несколько раз крикнул, но ответа так и не дождался. Зато заметил, что забыл взять с собой рюкзак. Решил вернуться, так как в рюкзаке оставались вещи и бутерброды. К тому же дядя, который разговаривал в лесу, мог искать его там.
Пашка пошёл обратно и даже поначалу узнавал местность, по которой пробегал минуты назад. Но чем дальше шёл, тем больше убеждался в том, что идёт не туда. Окончательно убедился, когда услышал неподалёку равномерный гул, которого не замечал раньше. Точнее не гул, а шум. Он свернул. Звук нарастал и теперь Пашка был уже уверен, что шумит вода!
Через несколько минут он вышел к небольшому ручью, вытекающему из широкой заводи. Вода в ручье искрилась в солнечных лучах, пенилась, рассыпалась брызгами. В заводи же – напротив – была похожа на зеркало. Пашка попробовал сглотнуть, но слюны не было. Язык так высох, что даже нёбо царапал. Шатаясь от истощения и усталости, он подошёл к воде и принялся жадно пить, черпая ледяную воду ладошками. Вместе с глотками в горло будто врезались стальные иглы, причиняя сильную боль, но остановиться было невозможно. Вода была такой вкусной, какой пить ещё никогда не приходилось.
Напившись, отдышался, но так и не смог подняться на ноги. Не было ни сил, ни желания идти дальше. Жажда отступила, снова захотелось спать. Болели голова и глаза, не говоря уже о ломке во всём теле. Из-за холодной воды вернулась дрожь. К тому же Пашка заметил, что промочил обувь и штаны. А вода, стекавшая по подбородку, пропитала ворот куртки и свитер.
Он поёжился, отполз подальше от ручья, обхватил себя за плечи и свернулся клубком. Постепенно озноб сменился жаром. Пашка согрелся. А когда сквозь монотонный шум воды расслышал человеческий голос, даже не поверил в то, что снова слышит его, поэтому просто лежал и прислушивался, уверенный в том, что это ему просто снится. Голос говорил очень тихо, сильно растягивая слова.
– Умка. Ты меня слышишь? Умка.
Пашка улыбнулся, не открывая глаз, и прошептал:
– Слышу.
– Ты молодец, Умка. Ты не описался. Это просто вода тебе штаны намочила. Я знаю.
– Да. Я воду пил, – по лицу крупными каплями стекал пот, а щёки раскраснелись от сильного жара.
– Молодец.
– А ты кто? – шептать было совсем не больно, и Пашка улыбался.
– Я твой папа.
– Ты меня нашёл?
– Я тебя не терял. Просто ты меня не видишь. Но я всегда рядом.
– А почему тебя не видно?
Пашка лежал и ждал ответа, но никто не отвечал. Он сделал усилие и приоткрыл глаза. Видно было плохо. Деревья, растущие вокруг, выглядели серыми, мрачными и стояли, словно в дымке. Папы среди них видно не было. Пашка снова зажмурился. И вдруг понял, почему папа не показывается. Просто злая баба Яга превратила его в медведя. Он хотел высказать внезапную догадку, но не успел. Уснул.
* * *
Андрей долго бродил по деревенским окрестностям, стараясь никому не попадаться на глаза. Домой возвращаться не хотел. Не мог! Не мог смотреть в глаза жене, которая старалась снять с него вину. Старалась убедить его и себя в том, что вины никакой нет. Впервые за долгие годы совместной жизни ему захотелось, чтобы она ушла. Но больше всего хотелось уйти самому. Ещё вчера он знал, куда можно уйти. Знал, где ему будет хорошо. Ещё вчера тайга была родным домом… Но то было вчера. А сегодня хотелось бежать от неё, чтобы никогда больше не возвращаться.
Ненужный медленно ковылял вдоль берега реки, глядел на неспокойные воды и гнал от себя назойливый образ, который зудел под кожей. И зуд тот унять было нельзя. Образ тот было не прогнать. Он стоял перед глазами. Мальчишка в красной осенней куртке. Маленький такой, на него похожий. Умка. Один в ночном лесу, смотрит на него и молчит. И от молчания того хотелось рвать волосы на себе, расчёсывать кожу в кровь. Не уйти от него. Даже на край света не сбежать. Потому что внутри он. Под кожей. Зудит.
Андрей умылся из реки, прокашлялся, выдохнул и, перепрыгивая с камня на камень, поспешил к дому, где к тому времени уже погас свет. Анна легла спать, не дождавшись его возвращения. Но, едва он скрипнул дверью, как жена вышла навстречу в одной сорочке. В тусклом лунном свете, бьющем в окно, она казалась ненастоящей, чужой. Лицо было в слезах, а глаза – опухшими.
Не говоря ни слова, Андрей собрал все патроны, какие были в доме, уложил в понягу. Анна, тоже молча, кинулась собирать еду, лекарства и прочую провизию. Собирались скоро, даже свет не включали. Уже через десять минут женщина в ночной сорочке стояла у калитки и смотрела вслед Ненужному, рядом с которым семенила серая лайка по прозвищу Хурта.
Долго так стояла. Даже когда силуэт мужа скрылся за кустами ивняка, а вдалеке заурчал мотор отчалившей лодки, всё продолжала стоять, глядеть в темноту. И было ей отчего-то стыдно. Толи за мужа, толи за себя. Хотя, разницы-то всё равно никакой…
Ходить по Енисею ночью – занятие более чем опасное. А идти на полном ходу – и вовсе сродни самоубийству. Лодка промысловика рассчитана на переброску больших грузов, а потому сделана так, чтобы не иметь глубокой усадки. Потому – неустойчива. Если в борт ударит волна, то опрокинет. Править надо строго против волны. В темноте поймать правильный курс не просто, но Ненужный понимал, что ждать утра, по сути – преступление. Что любая минута промедления может стоить жизни человеку. Человеку, которого он сам обрёк на смерть. Потому держал руль и молился, чтобы луна, дающая хоть какой-то свет, не ушла за тучи. А ещё ему хотелось бы заплакать, да только он забыл как это делается.
* * *
– Тебе нельзя лежать, Умка. Вставай. Прячься!
– От кого?
Пашке было трудно говорить. Зубы стучали, а дыхание сделалось прерывистым. Из-за этого слова выходили рваными и тихими. Всё тело трясло то ли от холода, то ли от болезни. Он не знал точно, от чего это происходит.
Открыл глаза. Сквозь кроны деревьев светила луна. Она заливала лес голубоватым светом и отражалась в зеркале заводи. Папы всё также не было видно, но Пашка знал, что он обязательно где-то рядом. Просто прячется.
– Папа.
Долго никто не отвечал, и когда Пашка уже и не думал получить ответа, снова услышал знакомый голос:
– Вставай, Умка. Иди к реке.
– Где ты, папа? Я тебя не вижу! – ему хотелось плакать, но он боялся показаться слабаком перед папой, поэтому держался.
В кустах, растущих неподалёку, хрустнула ветка. От резкого звука Пашка чуть не подпрыгнул на месте. Он весь сжался, зажмурился и тихо прошептал:
– Папа, это ты?
Ему никто не отвечал. Пашка попятился. В кустах послышалось шевеление, силуэты некоторых веток закачались. Зашуршали листья, снова хрустнула ветка. Звуки не прекращались, а мальчик всё продолжал пятиться назад, пока не уткнулся спиной в поваленный ствол. Он зарылся пальцами в мох и старался дышать как можно тише. Спустя минуту звуки стихли.
– Папа, – снова шепнул Пашка, но ему снова никто не ответил.
Было жарко. То ли от волнения, то ли мох, на котором он теперь сидел, согревал. Кусты больше не шевелились. Звуки стихли. Луна, до этого исправно светившая прямо над головой, зашла за проплывающее облако и потускнела. Зато звёзды стали ярче. Пашка лёг на спину, чтобы получше их разглядеть.
Бабушка рассказывала ему, что звёзды – это вовсе не маленькие точки. Это большие солнца, которые только кажутся маленькими из-за того, что находятся очень далеко. Так далеко, что свет от них долетает через много-много лет. Но что больше всего удивляло Пашку, так это то, что многие из этих звёзд уже давным-давно погасли, а свет их всё ещё продолжает лететь и лететь к земле. Он смотрел на них и ждал, когда хоть какая-нибудь звёздочка мигнёт и потухнет. Надеялся увидеть последний свет хотя бы самой маленькой, самой далёкой звёздочки. Иногда ему казалось, что вон та или эта – погасла. Но, когда присматривался получше, снова начинал видеть тусклый мерцающий огонёк.
А ещё Пашка вспомнил, как бабушка рассказывала ему, что ночью можно увидеть падающий метеорит. Он светится в темноте, потому что сгорает. И если успеть загадать желание, пока он горит, то желание это обязательно сбудется. Особенно, если желание сокровенное. Пашка не знал, что означает это слово, но ему казалось, что «сокровенное» – это самое главное, самое важное желание. Ему нравилось это слово. И прежде он много раз задумывался над тем, какое же из желаний можно назвать по-настоящему сокровенным. Смотрел на небо из окна бабушкиной квартиры и ждал. Иногда казалось, что двухколёсный велосипед будет пределом всех мечтаний, а когда Юрке купили настоящий компьютер, стало казаться, что сокровеннее желания и быть не может. И всякий раз находились всё новые и новые. Всякий раз терзали сомнения, какое из желаний лучше. В итоге их скопилось так много, что он даже стал некоторые забывать. А метеориты, как назло, всё не падали.
Пашка готов был ждать у окна хоть до утра, но бабушка всякий раз говорила, что скоро уже полночь и укладывала спать. Засыпая, Пашка думал, что настоящие метеориты никогда не падают до полуночи. Зато в полночь их падает так много, что можно загадать миллион желаний! От этого становилось обидно, и он даже пару раз сердился на бабушку. Но не сильно, не всерьёз. В конце концов, скоро он вырастет, станет взрослым и сможет загадывать желания хоть всю ночь напролёт.
И только сейчас, лёжа в одиночестве в тайге, Пашка не сомневался в том, что нашёл, наконец, то настоящее, то сокровенное, что теперь жило в нём. Самое важное и главное желание. Он даже вслух решил его проговорить, чтобы отрепетировать. Чтобы успеть повторить, когда метеорит, наконец, упадёт. Ведь теперь бабушки рядом нет, и некому прогнать его в кровать. Да и кровати-то никакой нет. Лежи себе на мху и смотри в небо. А значит, он сможет дождаться полночи и обязательно увидит заветный огонёк!
– Хочу, чтобы папа меня нашёл, – тихо прошептал Пашка и тут же охнул.
В один миг он позабыл о том, что ещё совсем недавно в кустах кто-то был. Кто-то пугающий до одури. Первые мгновения даже дышать перестал, не веря в то, что произошло, а когда осознал – вскочил и запрыгал, будто и не было никакой болезни, не было никаких страхов. А причиной тому была крошечная полоска света, блеснувшая в чёрном ночном небе как раз в тот момент, когда он произносил слово «нашёл». Пашка прыгал в лунном свете, размахивал руками, и кричал, не боясь, что кто-то из лесных тварей сможет его услышать.
– Успел! Метеорит! Настоящий! Полночь! Ура! Я успел! Метеорит!
Пашка не понимал, почему ему хотелось плакать в тот момент. Его переполняла настоящая, безумная радость, и уж что-что, а слёзы тут были совсем не к месту. Но он плакал. Прыгал, смеялся и плакал одновременно. Потом утёрся рукавом, быстро улёгся на тёплый мох и снова уставился на звёзды. В каждом движении сквозило нетерпением. Он запыхался, и пар, идущий изо рта, мешал обзору. Пашка отдышался, снова утёрся рукавом и со счастливой улыбкой шепнул:
– Теперь папа меня найдёт.
Больше метеориты не падали. А если и падали, то Пашка их просто не видел. Он спал, свернувшись калачиком и подложив ладошки под щёку, а на лице его то и дело вздрагивала улыбка. Лёгкая, еле уловимая. Как лучик света, прорезающий звёздное небо.
продолжение следует...
РАНЕЕ:
День второй
Автор: servalyst
Источник:https://litbes.com/umka-nenuzhnyj/
Больше хороших рассказов здесь: https://litbes.com/
Ставьте лайки, делитесь ссылкой, подписывайтесь на наш канал. Ждем авторов и читателей в нашей Беседке.
#проза #рассказ @litbes #литературная беседка #дом #сын #дерево #главные ценности жизни #мир #жизнь