В “Солидарности” есть “вечные” темы, о которых газета пишет десятилетиями. Проблемы моногородов - среди них. Оно и понятно: от жизни или смерти предприятий там зависит не только благополучие множества людей, но и само выживание города и поселка. Чтобы разобраться, где сработала, а где забуксовала госпрограмма поддержки моногородов, “Солидарность” решила задать точку отсчета - обратиться к ученым, предлагавшим модели преобразования. А затем проверить теорию удачной и неудачной практикой.
Научный взгляд на проблему представляет Александр Пилясов, главный научный сотрудник Института экономических проблем Кольского научного центра РАН (Апатиты), соавтор книги по инновационному поиску в монопрофильных городах и один из разработчиков программы по преобразованию моногородов.
ПЕРЕХОДНЫЙ ПЕРИОД
- Александр Николаевич, как бы вы определили базовую проблему моногорода как экономического и социального явления?
- Проблему моногородов надо понимать в контексте трансформации индустриального уклада в новый, постиндустриальный. И решение судьбы этих поселений нужно искать, имея в виду долгосрочную перспективу. Мало говорить: “Давайте поможем градообразующим предприятиям, создадим новые рабочие места, будем развивать малый бизнес”, - надо видеть общую картину болезненной, долговременной трансформации. Это важно, чтобы понимать, что именно надо поддерживать, к какому развитию стремиться. А восстанавливать производство 1950 - 60-х годов - большого толку от того не будет. Задача - строить экономику этих городов с прицелом на будущее.
Так, была идея создать в Воркуте дата-центр. Как бы утопично ни звучало, но это движение в правильном направлении. Мы не связываем навечно развитие города с углем или металлургией. При всей критичной необходимости этих отраслей в будущее нас все же зовут информационно-телекоммуникационные индустрии, биотехнологии. Давайте там искать свое место.
Немецкий опыт трансформации области Рура показывает, что новые проекты не заместят полностью рабочие места, исчезающие в связи с деиндустриализацией, как минимум из-за роботизации и внедрения искусственного интеллекта.
В этом трагедия первого этапа трансформации моногородов. Потом трудовые ресурсы перераспределяются, но первый этап - сжатие - самый болезненный. В России обвальное уменьшение численности населения многие моногорода уже пережили - оно прошло на фоне радикальных экономических реформ 1990 - 2000-х годов. Сейчас, мне кажется, сокращения не будут главной болью этих городов, как было раньше. Дальнейшая интеллектуализация производства на структурообразующих предприятиях в моногородах, видимо, еще будет сопровождаться сокращениями, но уже не столь массовыми. Социальную цену за деиндустриализацию моногорода стали платить уже в 2000-е, а к 2010-м годам этот процесс стал замедляться. Точка равновесия, хотя и на существенно более низком уровне, была найдена.
- Где искать лекарство для решения назревших проблем?
- Сейчас вызов для моногородов - это поиск возможностей развития с прицелом на реалии нового времени, с искусственным интеллектом, интеллектуальным производственным сервисом. Для каждого типа моногородов помимо общих соображений надо предлагать свои рецепты. При их выборе учитывается прежде всего экономико-географическое положение города. Например, есть ли рядом крупный город? Вот в Курчатове этот миграционный эффект есть, и жители могут поехать работать в расположенный неподалеку Курск. Другое дело - заброшенный моногород, где до ближайшего центра сотни километров: агломерационного эффекта нет, нужен другой пакет мер. Выбор модели преобразования зависит и от отраслевой специализации, и от размера города. Так, крупный Тольятти предоставляет попавшим под увольнение куда больше возможностей, чем лесной поселок на три тысячи человек, хотя оба имеют статус моногорода.
Большую роль в судьбе моногорода играет степень ответственности городской власти. Она может и инвестора найти, и обратить внимание областного начальства на город, чтобы получить ресурсы. Например, в Карелии множество моногородов, но городские власти смогли обратить внимание областного центра именно на Костомукшу: “У нас давние промышленные традиции - давайте что-то будем делать”.
- У властных структур своя роль. А есть ли шанс повлиять на ситуацию у городского сообщества?
- Идея преобразования моногородов заключается еще и в том, чтобы позволить местному сообществу выдвинуть свои идеи, отобрать из них наиболее жизнеспособные и финансировать их. Должно быть встречное движение: “сверху” - поддержка, опека, “снизу” - выдвижение инициатив на финансирование. Если городская, муниципальная власть сможет выстроить партнерство с региональной, а местное сообщество проявит инициативу, тогда получится что-то изменить. В таком партнерстве местного, городского и федерального уровней кроется огромный ресурс.
В стране также действуют финансовые структуры - ВТБ, “Внешэкономбанк”, “Россельхозбанк”, которые и создавались для того, чтобы поддерживать, повышать конкурентоспособность экономики, работать на развитие. В реальности у них свои большие задачи, до моногородов им нет дела. И хотя они создавались с прицелом и на модернизацию моногородов, но, по моему опыту, редко опускаются до этого уровня. Должен быть взгляд с мест. Федеральный центр мобилизуют ресурсы, а с регионального уровня оттачивают конкретику. Тогда получается соединение федеральных ресурсов и местного взгляда, который знает, куда эти ресурсы направить. Должна быть взаимная проверка, уточняющая страховка.
- Удалось ли где-нибудь успешно переформатировать градообразующие предприятия?
- Приведу пример новой индустриализации, с уже меньшей занятостью, с более совершенными технологиями, с другой организацией труда. В хорошо мне знакомой Магаданской области было множество монопрофильных поселков при россыпных месторождениях золота, истощившихся за сто лет эксплуатации. Техногенные россыпи отходов еще можно было направить на вторичную промывку, но ситуацию это не спасало. Однако одновременно с этим процессом в поселках возникло новое горнорудное производство. Индустрия не умерла, она трансформировалась: там, где были золотые россыпи, возникли золотые рудники. Их стало меньше, они дороже в разработке и обустройстве, но они продолжили “золотую” специализацию. Хотя вернуться во времена россыпной добычи было невозможно, но оказалось возможным сохранить вековую специализацию.
НЕОБХОДИМАЯ СТРАХОВКА
- Какова роль государства в поддержке моногородов?
- Если предприятию приходится долго искать инвестора, в качестве страховщика должно возникать государство. Это и называется промышленной политикой: государство признает, что у предприятия есть традиции, развивать производство там целесообразно, поэтому инвестиции в него будут оправданны. И государство решает ему помочь: вместе с региональной и местной властями ищет инвестора, привлекает средства, создает гарантии по инфраструктурным вложениям и запускает проект.
Другой вариант спасения предприятия в моногороде - когда оно становится филиалом крупной компании. Так, “Норильскому никелю” работать в Магадане было неинтересно. А его дочерняя компания “Полюс Золото”, созданная специально для разработки золотых месторождений, приобрела крупный рудник. В поддержке градообразующего предприятия возможны варианты. Тут и может проявиться и озабоченность региональной власти, лоббирующей решение проблемы, и включенность работающей там компании, и активное местное сообщество. Все эти усилия складываются в партнерскую сеть и способны сдвинуть дело с мертвой точки.
- Одна из причин того, что предприятия моногородов не попадают в госпрограммы, - специфика форм их собственности. В частности - регистрация с офшорах.
- Логично, что в программу господдержки не должны попадать предприятия, зарегистрированные в офшорах. Нормализация отношений собственности - вопрос к власти, которая должна решать его уже директивными методами. Если ты ушел из страны, не проявляешь себя как заинтересованный собственник, значит, национализируем актив и начинаем искать нового собственника. Пробиваем региональный закон, позволяющий считать эти активы региональной собственностью ввиду того, что собственник не ведет работ уже многие годы. Но нужна решимость власти, чтобы радикально изменить схему собственности. Если есть убеждение, что актив хороший и для него может быть найден собственник, не стоит держаться за того, кто в офшорах и ничего не делает. Тогда до свидания, находим нового - и он начинает работать.
- Судя по балансу Фонда развития моногородов, практически все целевые средства этой некоммерческой организации на конец 2021 года остались нереализованными (а в 2022 году она прекратила свое существование). Как такое возможно?
- Ситуацию, когда на счетах Фонда развития моногородов оставались значительные нерастраченные средства, я бы объяснял определенной капризностью его политики. Выдвигаются очень высокие требования по проектам.
На федеральном уровне чиновники и банки считают, что проект должен возникнуть бесплатно. Но чтобы проект возник, нужен фонд - не просто фонд поддержки уже готовых проектов для моногородов, а фонд подготовки проектно-сметной документации (ПСД) для проектов. Предполагается, что находить на него деньги - дело регионов: если федеральный центр дает 100 млн, неужели регион не может выделить на ПСД миллион? Такова федеральная логика. А региональной власти надо платить учителям и врачам, ремонтировать больницы и дороги - откуда депрессивному региону взять миллион? И процесс тормозится. В такой позиции, а она очень частая, нет подлинного федерализма. Нет партнерства федерального и регионального уровней власти, когда они работают на общую цель. Федеральному центру, в зависимости от бюджетного потенциала регионов, нужно гибко относиться к их доле софинансирования проектов, в том числе по ПСД.
При всех сложностях ситуация с моногородами уже качественно лучше, чем в 1990-е. Уже ясно, кто выжил и с кем нужно работать.
* * *
Такой видится ситуация с моногородами со стороны исследователя. Но как они живут в реальности? О негативном и позитивном сценариях развития рассказывают представители отраслевых профсоюзов.
“ИНВЕСТОРЫ НЕ ХОТЯТ, А МОНОГОРОДА НЕ МОГУТ”
Александр Коротких, заместитель председателя Челябинской областной организации Горно-металлургического профсоюза России
- Александр Валентинович, Бакал - классический моногород. Помогает ли федеральная программа его поддержки градообразующему предприятию?
- Считаю, что программа по моногородам не срабатывает. По крайней мере у Бакальского рудоуправления нет перспектив использовать возможности, которые государство туда закладывало. И причин тому несколько. Во-первых, собственник предприятия связан с офшорами, поэтому не подпадает под действие госпрограммы. Если собственник имеет 75% прибыли в офшорах, его средства работают не на Россию, а на острова, - кто ему будет помогать? Во-вторых, такие моногорода, как наши, как правило, не владеют развитой социальной инфраструктурой. В-третьих, часто они удалены от больших городов, поэтому испытывают недостаток коммуникаций, электричества, газа. Там не очень хороша логистика дорог.
Программа была задумана, чтобы привлечь инвесторов в моногорода. И ее авторы вроде бы сделали все правильно, со всеми преференциями. Инвесторы эти преференции видят и хотят прийти в город со своими проектами. Но когда начинают считать - меняют решение. В Бакале, например, непростая логистика. Есть железная дорога, но она тупиковая: Бакал - Сатка - Бердяуш. До нормальной автомобильной дороги (трасса М-5) порядка 20 км. И интерес к моногороду теряется. Да, теоретически программа придумана логично, только в городе должна быть база, позволяющая ее реализовывать. Иначе программа не приживется. Но ведь суть программы должна заключаться в том, чтобы решать эти сложности, для того и предполагаются все преференции.
Другой момент, который не позволяет оказывать поддержку моногородам, таким как Бакал, с открытой и подземной добычей железорудного сырья, - это ОКВЭД, по которому их нет в перечне на оказание господдержки.
У нас были обращения и предложения открыть доступ к деньгам Фонда развития моногородов уже работающим предприятиям. Распространить преференции новых компаний на градообразующие предприятия, на то же Бакальское рудоуправление. Во всех моногородах есть градообразующие предприятия, а их система Фонда развития не касалась. Вот она и развалилась. Инвесторы не хотят, а моногорода не могут.
- Какова сейчас ситуация в Бакальском рудоуправлении?
- В связи с санкциями у покупателей бакальской руды сократилось число потребителей. Покупают меньше сырья. У рудоуправления накапливаются долги. Результат - остановка предприятия.
Но областное министерство промышленности сумело подыскать рудоуправлению двух потребителей, и сейчас предприятие, пусть и в рваном режиме, отзывает людей из простоя и начинает потихоньку работать. В любом случае и городская и областная власть, и региональные министерства экономики и промышленности, и комиссия при губернаторе знают о сложностях рудоуправления и контролируют ситуацию. За январь зарплата выплачена на 60%, по решению комиссии определены сроки, когда задолженность должна быть закрыта полностью.
Собственник отказывается говорить о возможной остановке предприятия, консервации оборудования, сокращении штата. Профорганизация поддерживает его в том, что люди должны оставаться на рабочих местах и получать зарплату.
- Проявляли ли какие-то компании потенциальный интерес к Бакалу в рамках программы Фонда развития?
- На заседание одной из комиссий по рудоуправлению приходил глава поселения Бакал. И рассказал, что сколько бы инвесторов ни появлялось в городе - посмотрят и уезжают. Вроде и природа здесь красивая - горы, озера, можно было бы туристический бизнес развивать. Но они видят, что поселение со старой системой ЖКХ, дома старые, социальная инфраструктура слабая. Видят это, разворачиваются и уезжают.
- Кажется ли вам это равноценным - замена градообразующего предприятия на туризм?
- Надо посмотреть на ситуацию еще с одной стороны. У нас в стране те, кто имеет деньги, рассчитывают на быструю отдачу. Работают коротким рублем: “Я сегодня 20 млн вложил, через год-два должен получить их обратно”. А тех, кто сегодня мог бы вложить в экономику “длинный” рубль, чтобы начать получать отдачу через 10 - 20 лет, я не вижу.
В земле Бакала, если разобраться по карте залежей, скрыта вся таблица Менделеева. Но чтобы добраться к рудам, нужно вскрывать залежи, а это вещь дорогая и долгая. Десять лет надо, чтобы разработать карьер. Вкладывать в это деньги никто не хочет. А выработки, в которых сейчас добывается руда Бакала, сделаны еще при советской власти. Сегодня они на исходе.
Промышленный потенциал у Бакала есть. Просто надо вложиться в разработки “длинным” рублем. А если предприятие заработает, тогда и Бакал оживет. Люди начнут строиться, пойдут средства городскому поселению, оно сможет поменять всю городскую инфраструктуру, выстроить более развитую социальную сферу. И это будет живой, красивый город. Тогда и туризм там может появиться, и другие сферы услуг.
“НЕ ДАЛИ РАЗОБРАТЬ НА МЕТАЛЛОЛОМ”
Павел Юрковец, председатель Хакасской территориальной организации ГМПР
- Павел Леонидович, какова ситуация с предприятиями у вас?
- У нас все работает. Ни один город Хакасии при их бывших трудностях в программу моногородов не попал. Предприятие “Руда Хакасии” в Абакане тоже работает: оно было в процедуре банкротства, но его выкупили. Новый собственник запустил его.
- Помогла ли вам госпрограмма по моногородам?
- Никаким образом. Программа подразумевает, что муниципалитет получает государственные деньги и может использовать их целевым образом - провести канализационные системы, водоснабжение... В Абакане это все было. Мне кажется, когда строится новое градообразующее предприятие, тогда программа может быть актуальна. У нас же предприятие не закрыли - только приостановили. Вся инфраструктура там уже была. И даже если бы мы попали в эту программу, вряд ли она была бы для нас актуальна. На другие цели эти деньги нельзя использовать.
- Как предприятию удалось избежать ликвидации?
- За счет банкротства. Все долги “Руды Хакасии”, которые были в реестре кредиторов, аннулировали. Арбитражный суд решил, что предприятие может быть куплено только единым лотом. Его не дали растеребить нескольким покупателям, которые могли купить завод по частям и разбирать на металлолом.
- Как процесс банкротства отразился на трудовых кадрах?
- Завод в Абакане все это время продолжал работать, только Тейский рудник останавливался. И три года, пока шел процесс банкротства, предприятие стояло. Да, у нас сокращали рабочих. Люди разъехались. Кто-то уехал работать вахтовым методом, кто-то ушел на угольные разрезы - здесь же, в Хакасии. Потом предприятие перезапустили, и многие вернулись на рудник. Задержек зарплаты на руднике не было. В связи с ликвидацией предприятия люди подпали под сокращение. У компании были другие незакрытые кредиторские обязательства, но долгов перед людьми у нее не было. Им все заплатили.