Однажды летом я наблюдала такую сцену: рядом с автобусной остановкой в Терсколе стояли две женщины. Они сказали, что приехали снизу, из долины. Прожили там всю жизнь и никогда не поднимались наверх, и вот теперь решили наконец съездить и посмотреть на подножье Эльбруса. И они спросили проходившую мимо них местную женщину: «Скажите, пожалуйста, а чем тут люди живут, что производят?» - «Деньги делают» - ответила им она.
Нет, там, конечно, занимаются и животноводством. И вот эта милейшая семья как раз оттуда.
Но доля правды в словах той женщины всё-таки была. В те годы, когда здесь был большой наплыв туристов, на канатную дорогу, которая поднимала на гору Чегет, стояли две очереди: одна по билетам, другая по «блату». Впрочем, то же самое было и на Эльбрусе. Да и в Кировске Мурманской области. Думаю, и на всех курортах Советского Союза. Очередь слева и приносила чистый доход.
Бывало в этом смысле и ещё «круче». Однажды повалил снег. Валил и валил, автомобили засыпало так, что уже и антенна на крыше скрывалась, их разгребали и всё повторялось заново. Ходили уже по траншеям. Вот шашлычник в траншее стоит.
Плюс к тому завалило выезд из ущелья, уехать никто не мог, и с электрооборудованием случилась авария, все за свечками в магазины побежали (мы купили последние свечки для торта, обычных нам уже не досталось). Да и лавины начали сходить. Однажды пыль от одной лавины покрыла всю поляну у подножья Чегета. Вдруг за окном гостиницы – сплошная белая пелена, выбегаю в панике в коридор – там то же самое. В кафе напротив люди завтракали – повыбегали прямо с тарелками в руках.
Но потом снегопад кончился, электрики всё починили, и народ поехал кататься. Снега выпало на горе метра четыре. Все вожделели раскатать «целину». И вот на второй очереди Чегета все ждут, чтобы подняться, но поднимаются только пять человек. А потом канатка останавливается. И эти пятеро опять поднимаются и опять съезжают. И так раз три. Как это понимать? Что они эти эксклюзивные спуски купили за наличный расчет с конкретными канатчиками. «Хозяевами земли». Иначе не поймёшь. Причем в общей очереди и инструкторы местные тоже стояли.
В 1982-м мы с подругой после окончания института поехали отдыхать в Приэльбрусье. Она была родом из Нальчика и у неё было в Баксанском ущелье полно родственников. Нас повезла её мама. Приехали мы к гостинице «Иткол». Перед гостиницей директор расхаживает, как этакий местный царёк, в дефицитной дубленке, в дефицитной меховой шапке, беседует со своим приближенным.
Мама подруги пошла на переговоры, видимо с какими-то записками и рекомендациями, чтобы нас куда-нибудь заселить. Определил он нас в так называемый кемпинг, в четырех километрах вниз по ущелью от горнолыжных подъемников. Это были одноэтажные строения, внутри них комнаты с кроватями и шкафами. Без каких-либо санузлов. Умывались у реки Баксан. Вода хлестала из трубы диаметром сантиметров пятьдесят. Но была, конечно, кристально чистая и целебная, с ледников. В шкафу «номера» обнаружилось переходящее красное знамя и бутылка водки. Это было забавно, конечно.
На гору нам пришлось ходить пешком. Молодым всё было нипочем. Вверх, с тяжеленными лыжами и ботинками. До Чегета четыре километра, до Эльбруса восемь. В первый день нашли знакомого инструктора, с которым я съехала с Чегета. (Ведь трасс там отродясь не было, можно было и заплутать). Он периодически падал и говорил, что после стакана коньяка ехать трудно.
Интересно, что тогда там почему-то практически не было безалкогольных напитков, кроме «Росинки» наверху, в кафе «Ай». А пить под палящим солнцем хотелось ужасно. Поэтому пили, зачерпывая руками, воду из реки Донгуз-Орун. На поляне стояли длинные очереди за шашлыками по 99 копеек. (Тоже маленькая хитрость). Как сказал один местный знакомый: «Как шашлыки? Пожуй-передай другому?» Но мы были не настолько искушенные, ели с удовольствием. Запивать приходилось бутылкой сухого вина. Здоровья и на это хватало.
Но когда мы приехали туда в конце декабря 1994-го, в начале чеченской войны, в гостинице было всего двадцать человек, их всех заселили в «Чегет», а другие гостиницы закрыли за неимением отдыхающих. Тогда можно было, еще спускаясь с горы, знаком показать скучающему шашлычнику: «Два шашлыка» и он уже начинал их жарить. Женщина в кафе говорила: «Скажите всем там, у вас, что здесь спокойно, никакой войны нет, пусть приезжают». Плохо им тогда было без туристов.
А вообще Приэльбрусье – это сплошной фестиваль. Тогда был. Сейчас не знаю. Все со всеми постоянно знакомились. Все ведь знали русский язык. Вот в Альпах туристы из разных стран. Английский они, конечно, знают, но не настолько, чтобы так дружить. У нас в семье даже мемом стало выражение Пети и Васи из Ивано-Франковска: «Пол-одэннадцатого.» Где теперь эти Петя и Вася?...
Иностранцы туда тоже приезжали. В советские времена на Чегете была отдельная очередь для спортсменов и иностранцев. А потом это отменили, все стали равны. Запомнилось, как полячка кричала: «Падла!» в толчее у подъемника. Не знаю, может, это польское слово? А во время антиалкогольной компании приехал автобус со шведами. Тогда инструкторы из-под полы продавали водку. И один швед променял монолыжу на бутылку водки, так ему выпить хотелось. А поляки перед отъездом продавали всю свою экипировку.
Аттракционом для местных было напоить приезжего. Когда мы с подругой после четвертого курса проходили практику на нальчикском заводе «Телемеханика» и я жила в Нальчике два месяца, туда приехал на гастроли очень популярный в Союзе певец Яак Йоала. Мы купили билеты. Но концерт не состоялся, потому, что накануне Яака Йоалу повезли в Приэльбрусье и там так напоили, что певец не смог выйти на сцену. Однажды, когда мы жили в гостинице «Иткол», там в баре местные жители что-то праздновали. Мы с ними танцевали народные танцы, а потом один из нас пошел к себе в номер. Но празднующие перегородили этаж и не пропустили его, пока он не выпил стакан коньяка. Кататься он на следующий день не пошел.
А что касается того, чем люди там живут – в давние времена мне как-то случилось снимать в Терсколе просто спальное место у местной девушки. Так вот она никогда не выходила из дома. Целыми днями вязала. Ей приносили шерсть и уносили готовые вещи на рынок. И всю эту красоту она видела только в окно.