Я сидела на скамейке в аллее у кинотеатра "Октябрь", и пела песни Цоя звонким девичьим голоском.
Буквально несколько месяцев, как начала брякать на гитаре и уже "выступала". Мне было 16 лет. Моя первая гитара была очень "жесткая". Гриф не регулировался по высоте, между ним и струнами свободно проходил палец. Продавливать это расстояние было не легко, но тренировка была регулярной, от чего кожа на подушечках пальцев грубела от усилия и трения. Когда я начинала учиться, мне приходилось заматывать пальцы пластырем, чтоб боль не останавливала мое стремление. Потом образовались мозоли и проблема исчерпалась.
Слушателей было немного - мои дворовые подружки.
- "О-оооо, восьмикласница-аа-аа, тянули мы хором.
Репертуар мой постепенно расширялся. К известным дворовым песням, которые мы пели в несколько голосов, добавлялись собственные, авторские песни.
Комары жучили нещадно, да ещё вечером, в тени берёз, у фонтана. Тонкое платье из светло-бежевого хлопка было для них словно приглашением к столу. А я практически безобидная, не мстительная, увлеченная делом - в общем, не кусал только сытый… Я тоже периодически (вынужденно😁) "ужинала" звенящими насекомыми, залетающими в поющий рот и брезгливо закашливаясь, пыталась выплюнуть, то, что тут-же склеивало крылья, сдавалось, и попадало в тоннель моего чрева. Но это уже не сплюнешь, все разбегутся😁… Оставалось надеяться, что комары исчезающие во мне были с пустыми брюхами. От мысли о насекомых, фаршированных чьей-то кровью меня передёргивало .
А вообще, я уже почти научилась не обращать внимание на чешущиеся спину и ноги. Девчонки отмахивались от надоедливых москитов берёзовыми веточками, и защищали мою фигурку тоже, потому что порой я не выдерживала. Так куплет или припев, едва ими подхваченный прерывался моим яростным шипением. Я с искаженным лицом, аккуратно звякнув гитарой о скамейку, начинала чесаться! Но вот укусы в пальцы, зажимающие аккорды, были особым испытанием.
Заканчивались наши встречи поздно вечером . Встречая закат, мы еще сидели какое-то время и просто болтали, хихикали. Я, расчёсывая искусанные ноги, старалась не порвать любимые колготки в сеточку. Потом с гитарой наперевес летела домой, в компании тех же девчонок, залезала под холодные струи душа, и вода успокаивала волдыри на моей коже. Горячей воды у нас практически не было. Днём она не поднималась на пятый этаж вообще, а ночью часами пробегалась, так что дождаться было нереально, к тому же и ночью напор был слабый. Раз в неделю мы ходили в городскую баню, которая находилась в квартале от нашего дома.
К сожалению, играть я толком так и не научилась: два варианта боя, два перебора и 5 аккордов – весь мой навык, который за десятки лет не изменился, скорей и тот утратился. Писать песни получалось лучше.
За спиной остались восемь классов школы. Наша школа буквально дала трещину и ее аварийно закрыли. Можно было перевестись в другую, как сделала половина моих одноклассников, но это не моя история. Я стала студенткой Сарапульского медицинского училища.
Это было хорошее время. Сочная, яркая молодость!
Некоторые моменты помню настолько хорошо, словно неделю назад их проживала.
Помню песчаный остров посреди Камы и нашу, с друзьями, дневную поездку на пассажирском теплоходе до поселка Симониха. Там буквально пару десятков метров по колено в воде перейти и, привет, одинокий остров. То, что открылось взору привело нас в восторг. Кама обмелела и открыла много таких песчаных, с редкими кустистыми зарослями островов по ходу течения. Добраться до них можно было только на лодках. А на этот кусочек земного рая мы прибыли с теплохода.
Остров был похож на огромную черепаху, панцирь которой был густо покрыт бледным, жареным на августовском солнце, песком. Четыре пары молодых крепких ног неслись к воде. Скинув рюкзаки, мы, босые с криками и улюлюканьем, топтали песчаные волны, оставляя следы, и нарушая природную девственность. Вода уже цвела. Речной воздух, запах водорослей, вспаханный ступнями песок, наш весёлый смех. Со всех сторон Кама, а на том берегу гора Урал.
Я ползала по берегу на коленках и увлеченно лепила из мокрого песка девушку в человеческий рост. Она получилась азиаткой. Лежала с закрытыми глазами, раскинув руки, и подсыхала.
Макароны на костре разварились, но все-равно были очень вкусными, а компания веселая.
День пролетел так быстро, что это вызывало сожаление у всех четверых. Опоздать на последний рейс теплохода было нельзя. Песок остыл, потемнел, и черепаший остров стал хладнокровным. Небо начало краснеть, когда мы, уставшие и сгоревшие на августовском солнце топали на пристань.
Рюкзаки были без провизии, но мокрые покрывала и полотенца весили, казалось, центнер. На моем плече висела гитара, куда же я без нее?!
Когда мы расходились по домам, я сказала ребятам: «Этот день я запомню навсегда!». Выходит, запомнила.
Сейчас понимаю, что много чего запомнила. В основном, воспоминания приносят приятную ностальгию. И сегодня, бессонными ночами, бывает, я снова в своих воспоминаниях собираю рюкзак, беру гитару, и отплываю на теплоходе туда, где молодость и неуемная энергия задает темп для будущего времени и опыта. Тогда казалось, что так и будет целую вечность. Будет постоянное предвкушение чуда, которое непременно оправдается. И впереди такая длинная жизнь...
Сегодня вижу перед глазами время, как пружину, что сжимается, проседает, и не остается уже прежнего размаха для безмерного будущего. Смотрю на своих уже взрослых детей, которые сегодня, наверное, чувствуют примерно то же, что чувствовала я в их возрасте.
Знаю, что не стала умней, но мудрей стала определенно. Ценности поменялись и опыта больше. К счастью, жалеть мне не о чем. Я всем довольна.
Сегодня я могу приблизится к зеркалу, вглядеться в свое отражение, улыбнуться себе. Пожать плечами, принимая сегодняшние перемены, как данность. Посмотреть в окно, увидеть небо, каким бы оно не было: голубым и солнечным или хмурым и дождливым. Вспомнить всё, что я видела, чувствовала, искала и находила, теряла и приобретала. Ощутить всё, что имею сегодня и, из сердца и головы услышать синхронную благодарность стремящуюся к Отцу: «Спасибо, Господи - Ты живой! И я живая.