Доносительство, оно же "стукачество" процветало в СССР с первых дней зарождения "молодого государства". Сам Ленин активно поощрял такой подход к "пролетарской сознательности":
Ленин нас когда-то учил, что каждый член партии должен быть агентом ЧК, т.е. смотреть и доносить. <...> Можно быть прекрасными друзьями, но раз мы начинаем расходиться в политике, мы вынуждены не только рвать нашу дружбу, но идти дальше — идти на доносительство» (из выступления на XII съезде ВКП(б) секретаря Центральной Ревизионной Комиссии С. Гусева. Опубликовано Газета Коммерсант).
Но своего апогея доносительство достигло в годы правления (царствования) Иосифа Виссарионовича Джугашвили. В какой-то момент стали не просто поощрять доносы, но и наказывать за недоносительство. Марию Нестеренко, например, расстреляли за то, что она "будучи любимой женой не могла не знать об изменнической деятельности мужа".
Понятное дело, что муж ее - Павел Рычагов, обвиненный в шпионаже и военном заговоре не был никаким шпионом-террористом. Значит и доносить было не на что. Но оба без суда были расстреляны. Рычагов реабилитирован в 1954 году. Мария Нестеренко реабилитирована так же после смерти Сталина.
Такая политика очень быстро принесла свои плоды. Появились первые "герои" из молодого поколения, что шли доносить на родную мать. Имя Павлика Морозова со временем стало нарицательным. Но отнюдь не в позитивном ключе. Были и менее известные стукачи-пионеры, такие, как Проня Колыбин, Оля Балыкина и другие.
Несладко приходилось не только родителям. Говорят, что учительница, как вторая мать. Но, как мы уже показали выше, - для настоящих детей-комсомольцев родная мать, это только партия. Хотя часто донос и вовсе не требовался. Одно неосторожное слово или действие и учитель арестовывался за заговор или терроризм:
В городе Орле в то время жила 70-летняя учительница, которая давала частные уроки ученикам начальной школы. Как-то раз она дала ученику 3-его класса выучить стихотворение по старому учебнику. На другой день мальчишка принес ей радостную весть: «Марья Ивановна! А в учебнике Троцкий. Вожатая у меня его забрала». Оказывается, старушка дала учебник 1923 года и не рассмотрела, что там портрет Троцкого. Как безумная Марья Ивановна побежала в школу. Уже поздно. Вожатая (это же не свой брат учитель) сдала учебник в НКВД. Через два дня Марья Ивановна была арестована за «троцкистскую контрреволюционную деятельность» (КРТД), и о дальнейшей ее судьбе никто ничего не знает. (Краснов-Левитин Анатолий6 Лихие годы (1925–1941): Воспоминания)
Статья КРТД это 58-1. Такие "литерные" обозначения использовались при осуждении Особым совещанием. Буква Т в данном случае являлась тяжелым отягощающим обстоятельством. Таких заключенным можно было использовать только на тяжелых физических работах.
Хотя давали за КРТД в начале совсем немного - 5 лет. Впоследствии, таких заключенных повторно "арестовывали" прямо в тюрьме и добавляли еще "десятку" по другим статьям. Так было с Варламом Шаламовым. После отбытия срока Военный трибунал войск НКВД при Дальстрое добавил ему еще 10 лет по статье 58-10.
Пятьдесят восемь, один, – а! – не принимают. КРТД – ни в коем случае. Это хуже всякой измены родине... Лучше всего чистая пятьдесят восьмая, пункт десять без всяких там литерных замен. (Варлам Шаламов. Колымские рассказы. "Экзамен")
Впрочем, ему еще повезло. В "Колымских рассказах" Шаламов описывает, как при повторном вынесении приговора из его дела пропала литера Т, сделав из него не контрреволюционера-троцкиста, а просто контрреволюционера. Это спасло ему жизнь. Произошло это то ли по снисхождению, то ли по невнимательности. Тем не менее в 1937 году в приговоре Шаламова значится "КРТД", а в 1943 уже просто "КРД".
Вряд ли 70 летняя учительница могла надеяться на такое же снисхождение по возрасту. Некоторые сотрудники НКВД "добивались" признания даже у беременных женщин. Поэтесса Ольга Берггольц потеряла ребенка прямо в "подвалах НКВД", после того, как к ней были применены "особые методы". Она вспоминала:
Вынули душу, копались в ней вонючими пальцами, плевали в неё, гадили, потом сунули обратно и говорят: живи! (Ольга. Запретный дневник», 2010, издательство «Азбука-классика», СПб)
Бывали случаи, когда смышленые дети даже пытались заступиться за своих учителей и воспитателей. Подобный случай описан у Евгении Гинзбург в крутом маршруте:
...вошедшие посмотрели сквозь девочку как сквозь воздух. Они вообще вели себя так, точно в комнате не сидело тридцать восемь человек детей. Они видели только меня... Тот, кто помоложе, небрежно вынул из бокового кармашка небольшой твердый билет с золотыми буквами и бегло показал его мне. Слово "безопасность" я успела схватить взглядом. Его спутник сказал вполголоса:
— Следуйте за нами!
— Евгеничка Семеночка! Не ходите! — закричал, вскакивая со своего места, Эдик Климов.
Образ его встревоженного, раскрасневшегося лица преследовал меня потом в тюрьме. Безошибочность детской интуиции! Почуял опасность, грудью ринулся, как всхохленный боевой воробышек, — защитить, предостеречь… (Евгения Гинзбург. Крутой Маршрут)
Понятное дело, что спасти учителя дети не могли. И все же сам факт, что дети иногда понимали ситуацию намного лучше взрослых давал надежду. Да и рассказы о том, что "все плакали" после "ухода Вождя" на поверку впоследствии оказались ложными:
Как мы узнали о смерти Сталина, я помню, как сегодня. Мы с сестрой спим в своей комнате, и вдруг вбегает наш брат Юля, который на 11 лет старше и который Сталина ненавидел, особенно из-за пакта Молотова–Риббентропа, и кричит: «Девки! Пляшите! Подох! Подох!» (Источник: 05/05/53. Галина Наринская, старшеклассница)
В настоящее время доступны сотни свидетельств очевидцев того страшного времени. Можно сколько угодно отрицать преступления сталинского режима. Они от этого никуда не денутся. Коммунисты любят использовать проценты в своих подсчетах. Например "смертность не превышала 5%" или "да это всего 2% от населения". Но разве не кощунство говорить о процентах, когда речь о человеческих жизнях?
На самом деле, чтобы понять о осмыслить все, нужно прочитать многие произведения от разных авторов. Хотя бы самые известные: "Крутой маршрут", "Колымские рассказы", "Хранить вечно".
Но, несмотря на все огрехи и неточности самым первым и значимым в деле разоблачения этих преступлений является произведение Александра Исаевича Солженицына "Архипелаг ГУЛАГ". Как написал Иосиф Бродский - ""Архипелаг", это Нюрнбергский процесс", который устроил Солженицын над сталинскими палачами.
Подисывайтесь на канал, чтобы не пропустить новые статьи и ставьте нравится.