На причале в севастопольской Артбухты мы оказались прямо перед отходом на Северную парома «Адмирал Истомин». Так что бонусом к обычной переправе мы получили приятный аттракцион.
Идти через бухту на высокой открытой палубе парома оказалось необычно и интересно. Мы словно другими глазами видели приближающийся берег, пасмурный и ветреный мир вокруг был замечательно цветным и каким-то торжественным.
Переправившись, мы тут же погрузились на автобус до Бахчисарая. Честно говоря, с утра у нас были наполеоновские планы: первую половину дня посвятить прогулке по Бахчисараю и окрестностям, а после обеда отправиться с Олей гулять по Бомборам. Но загад, как правило, не бывает богат — частью планов пришлось пожертвовать…
Автобус мы выбрали ужасно медленный, устав от бесконечных остановок и тряски, мы выпрыгнули из него, не доезжая до центра, решив немного размять ноги. Бахчисарай встретил нас пыльной серостью. Та часть города, в которой мы высадились из автобуса, производила в этот пасмурный день довольно грустное впечатление. Покрытые равномерным слоем пыли обочины и дома были унылы и бесцветны, и нам пришлось пройти порядочное расстояние сперва по сонным утренним кварталам, а затем по асфальтовой дороге вдоль кладбища — прежде чем картинки вокруг сделались чуть понаряднее…
Узкие улочки со старенькими домиками вызывали любопытство своей неизвестностью, и мы даже начали колебаться, каким путём нам интереснее идти, свернуть в намеченном направлении или ещё немного прогуляться прямо, удовлетворяя своё художественное любопытство… Но серая палитра дня всё-таки погнала нас к городским окраинам.
У мостика через маленькую речку наконец-то радостно зазеленели лужайки, здесь цвёл миндаль у старых домов, а количество пыли сделалось не таким пугающим.
Наконец-то мы вышли на знакомую улицу Ленина с главной достопримечательностью города — ханским дворцом. От улицы открывалась панорама на нижний ярус города. Крыши, трубы, цветущие деревья — что-то во всём этом было, заставляющее останавливаться, разглядывая и выискивая ракурсы. Бахчисарай начинал представать перед нами таким, каким мы его помнили. Жалко только, что мы не застали город-сад в пик цветения плодовых деревьев.
Ханский дворец мы застали под глубокой «шубой» лесов — реставраторы явно спешили успеть закончить работы к сезону. Неподалёку, из школы, звучала бравурная музыка, зазывая на выборы. Мы прошлись по магазинчикам, выбирая сувениры, и попутно всё серьёзнее задумываясь о чебуреках. Обычно Бахчисарай — самое подходящее место, чтобы побаловать себя любимым лакомством, но не сегодня. Работали только два пафосных кафе. И мы, похоже, выбрали самое дорогое — прямо у дворцовых ворот. Уйти уже было невозможно — царившая за прилавком с сувенирами дама долго и настойчиво уговаривала нас заказать шурпу или лагман, но мы остались непреклонны, заказав по порции чебуреков. Хозяйка дала нам отдохнуть только с появлением новых клиентов, но по окончании нашей чебуречной трапезы не преминула посетовать, что напрасно мы всё же не поели «жидкого»… Чебуреки, кстати, не смотря на не самый гуманный ценник, оказались так себе — с сыром ещё ничего, а вот фарш в них был спорный. Но мы всё равно были довольны отдыхом, и теперь, сытые и тяжёлые, свернули с дороги влево, где круто вверх, по широкой петле улицы Пушкина мы поднялись к могучим, с чёрными подпалинами скалам балки Эрмени-маале.
Во времена Крымского ханства здесь жили греки и армяне, а после 1783 г. сформировался русский квартал, и место стало «Русской слободкой».
Тут, в верховьях ущелья, находится старое православное кладбище времён Крымской войны 1854–1856 гг. Мы шагнули на тропинку меж заросших мхом надгробий. Радовали взгляд ярко зелёная трава и цветущий кизил. Место, где покоятся защитники Севастополя, оказалось неожиданным образом красивым…
349 дней продолжалась Первая Оборона, а раненых доставляли сюда — в Бахчисарай. По разным данным, от двух до четырёх тысяч воинов, умерших от ран, лихорадки, тифа и холеры, похоронены здесь, в Русской слободке…
Тропа привела нас к часовне Архангела Михаила, возвышающейся на фоне заросших кустарником скал. Её возвели в 1894 г. к сорокалетию обороны Севастополя. Деньги на строительство были собраны жителями Бахчисарая, а Севастополь пожертвовал икону Архангела Михаила, именем которого часовня и была названа. Севастопольское Братское кладбище прислало сюда икону св. благоверного князя Александра Невского. Спроектировал часовню симферопольский инженер М. Прага — также безвозмездно.
Небольшая по размерам, часовня расположена так, что возвышается над ландшафтом, производя величественное впечатление. Над входом часовни — «Севастопольский знак» или «Крест крови» с цифрой 349 в лавровом венке — неофициальная награда защитников города… В 20-х годах XX века склеп с захоронениями воинов был осквернён, а часовня разграблена. Однако она уцелела, и по сей день самим своим видом заставляет сжиматься что-то внутри. Мы стояли у дверей, словно у границы в прошлое, и не вдруг смогли уйти из этого скорбного — и всё-таки очень красивого места…
Однако балка Эрмени-маале сулила нам ещё одно достойное внимания место. Через овраг, заросший кустарником, мы выбрались на улицу, и, пройдя мимо симпатичных домов под скалами, отыскали на склоне руины средневекового армянского монастыря.
Монастырь святого Григория Просветителя построили на рубеже XV-XVI вв. В 1751 г. он был разрушен землетрясением. Восстанавливать его не стали, и на нынешний момент от монастыря (кстати, единственного такового, найденного в Юго-Западном Крыму) мало что осталось. Но и того, что мы увидели, хватило, чтобы проникнуться почтением к деяниям монахов… Как тут, должно быть, было прежде благостно и строго… и обломки могучих каменных арок, и стоящие рядом камни с выбитыми орнаментами дышали чем-то незнакомым, заставляющим замирать в почтительном удивлении. И виртуальный геокэшерский тайник (благодаря которому мы и узнали про это место) — число лепестков цветка с каменной плиты — тоже был каким-то фантастическим, иномирным, словно материализовавшимся со страниц из-под пера профессора Толкина. Сегодняшнее путешествие не скупилось на артефакты — один ярче другого…
И впереди нас ждали очередные чудеса и артефакты. Взобравшись через сосновый лес на вершину горы, мы вдруг поняли, что на прогулку в Севастополе времени не остаётся.
Мы вышли на грунтовку, идущую по краю леса, над обрывами причудливых бахчисарайских скал к так называемым «Столбам» — монументальным фигурам выветривания, которые раньше мы видели только снизу, из города. Мы позвонили Оле — увы, расстроили её, объяснив, что не рассчитали время путешествия. Была ещё впереди поездка в Севастополь в начале лета, и мы отчасти искупили свою вину, и сходили-таки с Олей в странствие по Бомборам… А пока — внизу, в огромной чаше-долине под нами, лежал Бахчисарай.
Надо сказать, место поражало своей масштабностью. Мы долго ходили от столба к столбу, удивляясь, почему не были тут ранее. А надо бы ещё как-нибудь сюда и снизу от города подойти...
Решив, что теперь торопиться нам некуда, мы решили всё-таки дойти до Бахчисарайского менгира — это не так далеко, пять километров от Столбов. Какое-то время мы шли над городом — пасмурные ландшафты расстилались под нами, ущелье за ущельем открывали свои изгибы.
Вот и Успенский монастырь над Старосельем — всё-таки удивительно, как он разросся!
Но тут дорога свернула прочь от обрывов — и мы словно вышли в чисто поле. Вокруг простиралось плоскогорье, и где-то в невидимом пока овраге спряталась очередная наша цель.
К востоку от Бахчисарая
В просторной балке, в стороне,
Где овцы ползают одне
Окрест замшелого сарая,
Где тишина, покой и мир,
Стоит загадочный менгир.
Почтенный столп известняковый –
«Стоячий камень», мегалит,
Сородич древних таврских плит
Восстал над влагой родниковой –
Приятель каменным столпам,
Воздетым в мире тут и там.
Как от обрыва он отломлен –
Усердье или сам упал –
Как был доставлен он со скал,
Когда и кем он установлен,
Всегда ли был таким – про то
Теперь не ведает никто.
Над ним плывут тысячелетья,
Мелькают осень и весна,
Набеги, моры, лихолетья,
Неведомые племена
Друг друга губят в общей свалке –
И снова тишь в Менгирной балке.
Это — строчки из поэмы Александра Лагутина, ведущего инженера-конструктора звёздного отдела Крымской Астрофизической обсерватории, и посвящены они стоящему в балке на северных склонах внутренней гряды одинокому чертырёхметровому камню. Многие считают его менгиром, убеждены в его рукотворности, и доказательством считается тот факт, что выдолбленное в скале на противоположном склоне балки отверстие в потолке грота-пещеры и камень находятся точно на линии восток-запад.
«Менгир и «окно» являются как бы частями колоссального оптического инструмента. Они фиксируют некую оптическую ось в направлении восток-запад, на которой может оказаться восходящее солнце только в определенные дни. Поверив в собственную версию, я много лет проводил наблюдения, встречая восход солнца у менгира. Начинал, естественно с дней равноденствия, наиболее выгодных в смысле точности работы “инструмента“, когда точка восхода солнца быстрее всего смещается по горизонту. Не всегда ночевки у менгира давали результат, нередко бывали утренние туманы или тучи, но в удачные дни зрелище было феерическое: на черном фоне далекой скалы вспыхивала ярчайшая точка с ослепительными лучами. Фиксированными оказались дни, немного смещенные от равноденствий в сторону лета». А. Ф. Лагутин
Мы полюбовались на впечатляющий камень — сперва сверху, потом спустившись к его подножию, а потом поросшим кустарником дном балки, где встретили первые за эту поездку примулы, выбрались на противоположный склон.
Небольшая «тянучка» вверх — и мы в пещере с закопчёнными огнём стенами и потолком, в которой зияет та самая рукотворная дыра. Больше, надо сказать, похожая на дверь. Тем более, что судя по дырам в полу и стенах — раньше пещеру закрывали рукотворные стены.
Недалеко от калитки мы отыскали тайничок и удовлетворённые пройденным маршрутом отправились к автостанции.
Мы решили не возвращаться назад, а по грунтовке над балкой замкнуть круг с противоположной стороны. И шагали безлюдными пространствами, полными ветра, пасмурности и ощущения приближающегося вечера. И несомненно вышли бы к автостанции засветло — если бы не повстречавшийся по дороге миндальный сад.
Бело-розовое цветение, расплескавшееся по зелёным лужайкам, было каким-то бесконечным. Сад, явно заброшенный, тянулся и тянулся вдоль грунтовки.
И мы забрались в его недра, шли по тропке среди цветущих деревьев, любовались розовой дымкой, и даже собирали прошлогодний миндаль.
Он был горьковатым, словно вобравшим в себя терпкие ароматы яйлы, но всё равно вкусным. Вечерело, но Лена всё равно решилась взяться за этюд — обидно было, что весь день протаскала краски впустую.
Этюд, увы, не удался. Андрей набрал орехов, пока Лена месила краску на многострадальной картонке, а вокруг уже ткались из пасмурного воздуха сумерки. И мы побежали к далёким огням, загоравшимся там, где готовился к ночи припорошенный пылью Бахчисарай.
18 марта 2018 г.
