Егорка бежал по дороге, размазывая по щекам текущие из глаз слёзы. Бежал, как мог, сильно прихрамывая, - с рождения у него одна ножка короче другой. Бежал прочь от родного дома, сам не зная куда. Какой-то чужой дядька дал ему затрещину, а мама не заступилась за него, и даже заругалась, схватив ремень. Егорка совсем ещё малыш - пятый годик всего, но уже самостоятельный и рассудительный. Он много знает и умеет. Пришлось научиться. Когда была жива бабушка, ему было хорошо. Она только одна и любила его, но всегда говорила:
- Ты на мамку-то не серчай, Егорушка, ничего, всё ещё хорошо будет.
А Егорка и не серчал, он во всём этих дядек и тётек винил, что приходили к ним со спиртным.
Стало уже темно, малыш устал. Куда идти? Послышались голоса и как-будто кто-то скашивал траву.
- Сенокосы! - догадался он.
Так и есть! Это деревенские косили по ночам, так как днём одолевали пауты и нестерпимая жара.
- Это ещё кто там? Пётр, глянь, никак дитё?
- Да это ж Светкин! Егорка, ты что здесь делаешь?
- Убежал.
- Пьют?
Егорка кивнул.
- Ох, горемычный. Поди есть хочешь? Беги к костру, у нас там молоко, картошка печёная, да много всего, ешь! - сказала женщина.
Егорка наелся и уснул здесь же у тёплого костра, кто-то заботливо укутал его в фуфайку - ночи-то прохладные. И снилось ему, что мама гладит его по голове и говорит:
- Где же ты, сыночек мой? Иди домой, я соскучилась, я тебе пирожков напекла с малинкой, такие, как у бабушки, помнишь? Вкусные!
Егорка вмиг проснулся:
- Мама! Меня мама ждёт!
Он уже пожалел, что убежал, она там, наверно, ищет его, волнуется.
Он вскочил и было уже собрался бежать домой.
- Егорка, куда ты? Подожди, мы сейчас поедем, пора коров доить, отвезём тебя.
Он еле дождался. Мальчика довезли до самого дома.
Егорка забежал в дом и к матери:
- Мама, мамочка, я вернулся! Извини, я больше не буду так.
Мать лежала, отвернувшись к стенке.
- Мама, ты обижаешься на меня? Я кушать хочу. Хотя бы чая...
- Ой, тебе бы только жрать! - вдруг вспылила мать, - хоть бы на улицу погулять вышел!
- Так я только что пришёл...
Оказывается, зря он волновался, - мама даже и не заметила, что его не было дома всю ночь.
Тут снова ввалился мамин дружок, ткнул её в бок, показал принесённую бутылку.
Мать сразу заулыбалась, стала обнимать его, встала, быстренько собрала на стол.
Егорка тоже забрался на стульчик и взял ложку.
Собутыльник достал рюмки, стал разливать принесённое пойло.
- Мама, не пей! - попросил мальчик.
Но она не слушала.
- Не пей! - ещё громче сказал он.
Но его словно не замечали. Тогда он подбежал и опрокинул рюмку.
- Ах ты, щенок! Ты что делаешь? Наелся? А ну, бегом на улицу! Быстро! Чтоб духу твоего здесь не было! Век бы мои глаза тебя не видели!
Мать схватила его за шиворот и вышвырнула на улицу, как ненужную собачонку, закрыв за ним дверь на крючок.
Так Егорка и гулял целый день, к вечеру пошёл домой, но дверь так же была закрыта с обратной стороны.
- Егорка, иди к нам! - позвала соседка тётя Марина.
Мальчик ещё не выговаривал «р» и звал её сначала Малиной, а потом решил, что это неправильно, ведь малина - это ягода. Вот Мальвина - это правильно! Так он и стал её называть.
Когда была жива бабушка, они всегда над этим смеялись.
Тётя Марина была добрая, всегда накормит, поговорит, а иногда он у них и ночевал. У неё было своих четверо, муж на полевых работах получил серьёзную травму и не вставал. Так она всё на себе и тащила.
Через несколько дней приехали из опеки и Егорку увезли. Так он оказался в детском доме. Он всё ещё надеялся, что мама одумается, вспомнит о нём и заберёт домой, но так и не дождался. А семью ему заменил детский дом. «Родной дом» - так называл его Егорка. Ведь только здесь он и получил то, чего ему так не хватало в родной семье - тепло и любовь.
Егор очень любил учиться, был любознательным, схватывал всё на лету. Закончил школу, поступил в университет, получил высшее образование. Со временем он стал директором крупного предприятия.
Но иногда в его памяти нет-нет да и всплывали воспоминания о матери: жива ли? Как судьба её сложилась?
Однажды у Егора вышла из строя машина.
- Прогуляюсь пешочком, - решил он, - десять минуть ходьбы.
Путь шёл мимо церкви, где обычно сидели нищие и просили милостыню.
Егор остановился и дал каждому по денежке. В сторонке сидела старушка, совсем слепая, она ничего не просила, просто сидела и всё.
Егор подошёл и вложил ей в руку купюру.
- Спасибо... - тихо прошептала та, - а как зовут тебя?
- Егор.
- Егор? Как сына моего.
С тех пор Егор каждый день её видел, иногда останавливался и подавал милостыню.
- А вдруг вот так же где-то сидит и моя мать?
Шло время, за месяцем месяц, пришла осень, зима, становилось всё холоднее, а старушка так и сидела у церкви в своей лёгкой курточке и тоненьком платке.
- Бабушка, не холодно тебе? - спросил Егор, которому больно было на это смотреть.
- А чего уж мне теперь, - ответила та.
- Вот, одевайся, простынешь.
Мужчина достал, купленные им валенки, пальто, тёплую шаль и рукавицы.
- Да что ты! Это мне?! Да зачем? - заплакала та.
Егор вдруг захотел съездить в деревню, узнать, где мать и жива ли она.
В выходные собрался и поехал. На двери дома висел замок. Егор потоптался, поискал за окосячиной ключ, но так ничего и не нашёл.
- А её нет, - послышался женский голос.
- А куда ушла, не знаете? Тётя Мал...
- Мальвина, Мальвина! - засмеялась женщина, - Егорушка, да неужели ты?!!!
- Тётя Марина? Да, я!
Егор подошёл к женщине, обнял её и прижал к себе.
- Вот ты какой стал! - с восхищением рассматривала его Марина, - представительный, как директор!
- Угадали! А мама, где она?
- Да что мы тут стоим? Пошли в дом, Егорушка. Как нога твоя? Вроде не хромаешь совсем?
- Хромаю, тётя Марина, это обувь специальная, а дома снимаю, стесняться некого, привык.
За чаем женщина рассказала всю историю.
- Ох, Егорушка, помнишь, бабушка тебе всё говорила: Не серчай на мамку-то? Она ведь такая девчонка хорошая была, училась на одни пятёрки, помощница матери, врачом стать мечтала, столько планов было, а потом....
- Что потом, тётя Марина? Расскажи мне обо всём.
Марина вытерла платком глаза.
- Не надо бы тебе такое и знать, Егорушка.... заключённые из колонии сбежали, надругались над нею, она в тот день как раз за ягодами пошла. Шестнадцать годков ей тогда было. И всё... Не стало больше нашей прежней Светочки... Мать уговорила её аборт не делать, ты родился - сама все заботы на себя взяла. А Света покой в бутылке нашла, а потом во все тяжкие... Тебя увезли, а она всё пила и пила... А потом, словно пробудилась от сна кошмарного, в один день всех из дома выгнала, пить бросила, стала совсем другой.
Всё у меня выспрашивала, где ты? Куда увезли? А мне ж откуда знать? Может, усыновили тебя уж давно.
Пьянки на здоровье её сказались - слепнуть стала. А потом как-то утром зашла ко мне, говорит:
- Марина, не могу я так больше, только глаза закрою - чудится он мне, будто у кроватки стоит, есть просит. Смотрит он на меня, смотрит, глаз не сводит, как под прицелом себя чувствую. В город поеду, искать буду, может найду, хоть одним глазком на него погляжу, пока совсем не ослепла. Знаю, что не простит, а у меня уж и жизнь закончилась, дошла я до края судьбы своей. Лучше бы мне сразу тогда с обрыва броситься, зачем только меня мать остановила?
- Да, что ты, Марина, говоришь такое, молодая совсем, даст бог и наладится ещё твоя жизнь.
Уехала она, в деревню больше не возвращалась.
- А давно уехала?
- Да уж больше десяти лет, в живых уж, наверно, нет.
Вернувшись в город, Егор первым делом поехал к церкви, бабушка так же сидела на ступеньке, склонив голову.
- Мать, поедем ко мне, погреешься.
- Да зачем я тебе? Да и не холодно мне, вон как ты меня обогрел!
- Поедем, поедем!
Он взял её под руку и повёл к машине.
Дома старая отогрелась, поела горячего супа.
- Я ведь забыла, когда суп ела.
- А ты хоть откуда? Где раньше жила? А дети? Почему не помогают тебе? Бросили?
Старушка вдруг сникла вся, заплакала, рассказывать стала о жизни своей никчемной.
Оказалось, что она и нестарая совсем. А дальше... Чем дальше она рассказывала и раскаивалась, тем всё больше Егор понимал, кто перед ним, кого он в свой дом привёл.
- А я ведь сама его вышвырнула из дома, да ещё и сказала: чтоб глаза мои тебя больше не видели! Вот и наказал меня господь, не увижу больше - ослепла... А сыночек мой Егорушка, где же ты? Хоть обнять перед смертью да прощенье попросить...
Егор сидел рядом и тоже... плакал. Не себя ему в тот момент было жалко, а матери, судьбы её загубленной.
- Мать, ты знаешь что, оставайся у меня жить, места хватит.
- Нет, нет, мне сына своего искать надо, ты меня обратно отвези!
- Да как же ты его узнаешь, если не видишь ничего? Давай так - будем вместе искать сына твоего. А сейчас чай будем пить!
Он встал из-за стола и пошёл, прихрамывая к плите. Вдруг женщина закрыла лицо руками и зарыдала в голос. Больше в этот день она не произнесла ни слова.
Мать осталась жить у Егора и прожила с ним два года.
Она была больна, Егор вызывал врача на дом, возил её на обследование. Диагноз был страшным, а болезнь, к сожалению, неизлечимой. С каждым днём ей становилось хуже.
- Егорушка, подойди ко мне, - позвала она как-то, - чувствую, что недолго осталось, сказать мне надо... Я ведь узнала тебя, сразу узнала, в этот же день, как привёл ты меня к себе, поняла - ты и есть сын мой... Узнала, да сказать не посмела, боялась.
- Мама, и я узнал тебя.
- Узнал? Что же ты не прогнал меня прочь?
- Как я могу прогнать тебя, ведь ты же мама.
- Прости ты меня, сыночек, за всё прости...
Мать обняла и прижала его к себе, первый раз за всю жизнь Егоркину, первый и последний.
После этого руки её ослабли и она перестала дышать.