48.
Я стоял у алтаря, поглаживал грудь своей кавалерийской формы и смотрел, как Мэг летит ко мне. Я потрудился, чтобы выбрать правильную музыку для ее шествия, и в конце концов остановился на «Вечном источнике божественного света» Генделя.
Теперь, когда над нашими головами раздался голос солистки, я подумал, что сделал правильный выбор.
Действительно, по мере того как Мэг подходила все ближе и ближе, я благодарил себя за все принятые решения.
Удивительно, что я даже слышал музыку сквозь звук собственного сердцебиения, когда Мэг подошла и взяла меня за руку. Настоящее растворилось, прошлое вернулось. Наши первые сообщения в Instagram. Наша первая встреча в Soho House. Наша первая поездка в Ботсвану. Наш первый восторженная переписка после того, как мой телефон утонул в реке. Наша первая жареная курица. Наши первые полеты туда-обратно через Атлантику. В первый раз я сказал ей: я люблю тебя. Услышал, как она говорит то же самое в ответ. Парень в шинах. Сварливый лебедь Стив. Жестокая борьба за то, чтобы уберечь ее от прессы. И вот мы на финишной прямой. На стартовой линии.
За последние несколько месяцев мало что шло по плану. Но я напомнил себе, что ничего вообще не было планом. План был один. Любовь.
Я бросил взгляд на папу, который проводил Мэг в последнюю часть прохода. Он не ее родной отец, но сейчас он полностью заменил родного, и она была растрогана. Замена не компенсировала поведение ее отца и то, как его использовала пресса, но очень помогла.
Тетя Джейн встала и читала в честь мамочки. Песнь Песней Соломона.
Мэг и я выбрали ее.
Встань, любовь моя, прекрасная моя, и иди…
Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою;
Ибо крепка, как смерть, любовь, яростна, как могила, страсть...
Сильна как смерть. Жестока как могила. Да, подумал я. Да.
Я видел, как архиепископ протягивал кольца, его руки дрожали. Я забыл, а он явно нет: двенадцать камер были направлены на нас, два миллиарда человек смотрели по телевизору, фотографы на стропилах, огромные толпы снаружи шумели и аплодировали.
Мы обменялись кольцами, кольцо Мэг было сделано из того же куска валлийского золота, что и кольцо Кейт.
Бабушка сказала мне, что золото почти на исходе.
Я забрал последнее золото. Вот как я относился к Мэг.
Архиепископ дошел до официальной части, произнес несколько слов, которые сделали нас герцогом и герцогиней Сассекскими, титулами, дарованными бабушкой, и соединил нас, пока смерть не разлучит нас, хотя он уже делал то же самое несколько дней назад, в нашем саду, в саду. Небольшая церемония, только мы вдвоем, Гай и Пула единственные свидетели. Неофициальная, никого ни к чему не обязывающая, кроме как наши души. Мы были благодарны каждому человеку в церкви Св. Георгия и вокруг нее, а также смотрящим телевизоры, но наша любовь началась наедине, а публичность была болью, поэтому мы хотели, чтобы первое освящение нашей любви, первые клятвы были также частными. Какой бы волшебной ни была официальная церемония, мы оба стали немного бояться… толпы.
В подтверждение этого чувства: первое, что мы увидели, пройдя назад по проходу и выйдя из церкви, кроме потока улыбающихся лиц, были снайперы. На крышах, среди флагов, за водопадами серпантинов. Полиция сказала мне, что это было необычно, но необходимо.
Из-за беспрецедентного количества угроз, которые они собрали.
49.
Наш медовый месяц был тщательно охраняемым секретом. Мы уехали из Лондона на машине, замаскированной под фургон для переезда, с окнами, закрытыми картоном, и отправились в Средиземное море на десять дней. Славно быть далеко, на море, на солнце. Но мы приболели. Подготовка к свадьбе утомила нас.
Мы вернулись как раз к официальному июньскому празднованию дня рождения бабушки. Trooping the Color: одно из наших первых публичных выступлений в качестве молодоженов. Все присутствующие были в хорошем настроении, приподнятом настроении. Но потом...
Кейт спросила Мэг, что она думает о своем первом Trooping the Color.
И Мэг пошутила: "Красочно."
И зияющая тишина грозила поглотить нас всех целиком.
Несколько дней спустя Мэг отправилась в свою первую королевскую поездку с бабушкой. Она нервничала, но они отлично ладили. Их также сблизила любовь к собакам.
Она вернулась из поездки сияющей. Мы подружились, сказала она мне. Мы с королевой действительно сдружились! Мы говорили о том, как сильно я хотела стать мамой, и она сказала мне, что лучший способ вызвать роды — это хорошенько прокатиться на машине по ухабам! Я сказал ей, что вспомню об этом, когда придет время.
Теперь все изменится, сказали мы оба.
Газеты, однако, назвали поездку настоящей катастрофой. Они изображали Мэг напористой, заносчивой, незнакомой с королевским протоколом, потому что она совершила немыслимую ошибку, сев в машину раньше бабушки.
По правде говоря, она сделала именно то, что сказала ей бабушка. Бабушка сказала: "Садись." Мэг и села.
Но всем было наплевать. В течение нескольких дней ходили истории о несоответствии Мэг, о ее полном отсутствии чувства класса — о том, что она осмелилась быть без шляпы в присутствии бабушки. Дворец специально приказал Мэг снять шляпу. Бабушка тогда была в зеленом, чтобы почтить память жертв Гренфелл-Тауэр, и никто не предупредил Мэг одеться в зеленое, поэтому все преподнесли как то, что ей нет никакого дела до жертв.
Я сказал: Дворец сделает телефонный звонок, и статью исправят.
Этого не сделали.
50.
Вилли и Кейт пригласили нас на чай. Хоть воздух очистить.
Июнь 2018 г.
Мы гуляли однажды поздно вечером. Я видел, как расширились глаза Мэг, когда мы вошли в их парадную дверь, прошли мимо их первой гостиной, прошли по коридору и вошли кабинет.
Вау, несколько раз сказала Мэг.
Обои, карниз, книжные полки из орехового дерева, обрамленные томами в тон, — бесценное искусство. Великолепно. Как в музее. И мы оба сказали им об этом. Мы щедро хвалили их за ремонт, хотя мы также смущенно думали о наших лампах из ИКЕА, нашем диване со скидкой, который мы недавно купили на кредитную карту Мэг на сайте диван.ком.
В кабинете Мэг и я сидели на двухместном диванчике в конце комнаты, Кейт напротив нас на обтянутой кожей решетке перед камином. Вилли сидел слева от нее в кресле. Был поднос с чаем и печеньем. В течение десяти минут мы вели классическую светскую беседу. Как дети? Как прошел твой медовый месяц?
Затем Мэг признала напряженность между нами четырьмя и предположила, что она может вернуться к тем ранним дням, когда она впервые присоединилась к семье — недоразумение, которое почти прошло незамеченным. Кейт думала, что Мэг хотела, чтобы у нее были контакты со стилистами. Но у Мэг были свои. Может быть, они встали не с той ноги? А потом, добавила Мэг, все усугубилось свадьбой и этими адскими платьями подружек невесты.
Но оказалось, что были и другие вещи… о которых мы не знали.
Вилли и Кейт явно были расстроены тем, что мы не подарили им пасхальные подарки.
Пасхальные подарки? Было ли это важно? Мы с Вилли никогда не обменивались пасхальными подарками. Папа всегда придавал большое значение Пасхе, конечно, но это был папа.
Тем не менее, если Вилли и Кейт были расстроены, мы извинились.
Со своей стороны, мы обозначили, что были не слишком довольны, когда Вилли и Кейт поменялись местами на нашей свадьбе. Мы следовали американской традиции, размещая пары рядом друг с другом, но Вилли и Кейт эта традиция не нравилась, поэтому их стол был единственным, за которым супруги сидели порознь.
Они настаивали, что это были не они, это был кто-то другой.
И они сказали, что мы сделали то же самое на свадьбе Пиппы.
Но мы не расселись. Как мы и хотели. Нас разделяла огромная цветочная композиция, и хотя мы отчаянно хотели сесть вместе, нам не удалось.
Мне казалось, что все это выставление напоказ обид не идет нам на пользу. Мы шли в никуда.
Кейт выглянула в сад, сжимая пальцы до того, что они побелели, и сказала, что Меган нужно извиниться.
Мэг спросила:
- За что?
- Ты задела мои чувства, Меган.
- Когда? Пожалуйста, скажите мне.
- Я сказал тебе, что ничего не помню, а ты сказал, что это мои гормоны.
- О чем ты говоришь?
Кейт упомянула телефонный разговор, во время которого они обсуждали время свадебных репетиций.
Мэг сказала:
- А, да! Помню, ты что-то не можешь вспомнить, а я сказал, что ничего страшного, это "детский мозг." Потому что ты только что родила. Это гормоны.
Глаза Кейт расширились: "Да. Ты говорила о моих гормонах. Мы недостаточно близки, чтобы ты обсуждала мои гормоны!"
Глаза Мэг тоже расширились. Она выглядела искренне растерянной.
- Извини, что затронула твой гормональный сбой. Но именно так я разговариваю со своими подругами.
Вилли вытянул палец в сторону Мэг.
- Это грубо, Меган. В Британии так не делается.
- Будь добр, убери палец с моего лица.
Это действительно происходило? Неужели до этого дошло? Кричать друг на друга из-за карточек с местами и гормонов?
Мэг сказала, что никогда намеренно не сделает ничего, чтобы обидеть Кейт, и если она когда-нибудь это сделает, она попросила Кейт, пожалуйста, просто дать ей знать, чтобы это больше не повторилось.
Мы все обнялись. Вроде.
И тогда я сказал, что нам лучше идти.
51.
Наши сотрудники чувствовали трения, читали прессу, поэтому в офисе часто возникали перепалки. Наметилось соперничество: команда Кембриджей против команды Сассексов. Соперничество, ревность, конкуренция — все это отравляло атмосферу.
Не помогало и то, что все работали круглосуточно. Было так много запросов от прессы, такой постоянный поток ошибок, которые нужно было исправить, и у нас почти не было ни людей, ни ресурсов. В лучшем случае мы могли решить 10 процентов того, что было там. Нервы были на пределе, люди стреляли. В таком климате не было такого понятия, как конструктивная критика. Все отзывы воспринимались как оскорбление, унижение.
Не раз сотрудник падал на стол и плакал.
Во всем этом, во всем Вилли винил одного человека. Мэг. Он говорил мне об этом несколько раз и рассердился, когда я сказал ему, что он не в духе. Он просто повторял сообщения прессы, рассказывая фальшивые истории, которые он читал или ему рассказывали. Великая ирония, сказал я ему, заключается в том, что настоящими злодеями были люди, которых он привел в офис, люди из правительства, которые казались восприимчивыми к такого рода раздорам и моменально пристрастились к ним. У них был талант к предательству, талант к интригам, и они постоянно настраивали две наши группы сотрудников друг против друга.
Между тем посреди всего этого Мэг удавалось сохранять спокойствие. Несмотря на то, что некоторые люди говорили о ней, я никогда не слышал, чтобы она говорила плохое слово о ком-то или кому-либо. Наоборот, я видел, как она удвоила свои усилия, чтобы протянуть руку помощи, распространять доброту. Она рассылала написанные от руки благодарственные письма, навещала заболевших сотрудников, посылала корзины с едой, цветами или вкусностями всем, кто боролся с депрессией, вылечился от болезни. В офисе часто было темно и холодно, поэтому она обогревала его новыми лампами и обогревателями, купленными на ее личную кредитную карту. Она приносила пиццу и печенье, устраивала чаепития и встречи с мороженым. Она делилась полученными подарками — одеждой, парфюмерией и косметикой — со всеми женщинами в офисе.
Я стоял в благоговении перед ее способностью или решимостью всегда видеть в людях хорошее. Однажды размер ее сердца действительно поразил меня. Я узнал, что г-н Р., мой бывший сосед сверху, когда я был в барсучьей колонии, пережил трагедию. Его взрослый сын умер.
Мэг не знала мистера Р. Не знала она и сына. Но она знала, что эта семья была моими соседями, и часто видела, как они выгуливали собак. Поэтому она почувствовала огромную печаль за них и написала отцу письмо, в котором выразила соболезнования, сказав, что хочет обнять его, но не знает, будет ли это уместно. К письму она приложила гардению, чтобы посадить в память о сыне.
Через неделю мистер Р. появился у нашей двери в Нотт-Котте. Он вручил Мэг благодарственное письмо и крепко обнял ее.
Я так гордился ею, так сожалел о своей вражде с мистером Р.
Более того, я сожалел о том, что моя семья враждует с моей женой.