ПАМЯТИ МОИХ РОДИТЕЛЕЙ
- Которую ночь снится мне наша деревня, думаю, не съездить ли на денёк.
- Чего ты там забыла? Дом снесли давно, лет сорок прошло как продали.
- А вчера речка снилась, помнишь, там ивы огромные росли, как баобабы. И дом наш и мама с папой, молодые, красивые, сидят на скамеечке возле ворот.
- Фантазеркой ты была Оля, ею и осталась, вечно придумываешь чего-то.
- Ничего я не придумываю, снятся они мне почти каждую ночь.
- Мне никто не снится, и некогда сказки про деревню сочинять. Сходи в церковь, поставь свечку родителям за упокой, если тебе неймется.
- Ставила, не помогло, может землицы с родной усадьбы привезти им на могилку?
- Вези чего хочешь, а мне некогда, сама знаешь, внуки, дача…
Татьяна хмурилась, снова этой Оле нечем заняться, вожжа под хвост попала, собралась черт знает куда ехать. Младшая сестра с детства была немного не от мира сего, сочиняла такие небылицы, что родители за голову хватались. То у нее единороги скакали по колхозным полям с пшеницей, то рыбы невиданные плавали по реке, в которой воды-то было по колено.
Мало того, что придумывала, еще и ребят соседских подбивала ловить этих самых, придуманных ею единорогов. Ночевали гурьбой в шалаше из веток и соломы, ждали, когда же он прискачет, лошадь с рогом на лбу. Родители ремнем отхаживали всех ловцов, а они ревели, чесали мягкие места, и готовились к новым приключениям. Всё равно, как втемяшится Оле в голову мысль, не успокоится, пока всех не уговорит сотворить глупость.
Средняя сестра Валя тоже отмахнулась от рассказов сестренки:
- Поезжай, если хочешь, а у меня нет времени на глупости. Поездом 12 часов, а потом добираться со станции на попутке, это не про меня.
- Неужели не хочешь посмотреть на те места, где прошло наше детство?
- Не хочу, как вспомню что зимой по сугробам до школы добирались, осенью и весной грязь месили, дрожь пробирает. Нарадоваться не могу, что вырвались оттуда.
Первой из сестер в город уехала Татьяна, в соседней области объявили стройку века, и молодежь из деревень потянулась туда.
Строился завод, и рядом с ним на пустырях, как грибы после дождя начали подниматься многоэтажные дома. Закончив школу, уехала за сестрой Валя, устроилась, как и она на стройку маляром. Не прошло и года, как девчонки вышли замуж за таких же деревенских парней, приехавших в поисках лучшей доли. Город разрастался, молодожены получали жилье, и Оля не стала долго раздумывать. Получила аттестат, собрала чемодан с вещами и поезд увез деревенскую девчонку в дальний город. Там ее ждала судьба по имени Илья, с которым они и счастья повидали и горя хлебнули вместе, пока болезнь и смерть мужа не разлучили их.
Приезжали девчонки к родителям редко, работа, дом, дети съедали всё свободное время. Весной копали огород по очереди, а осенью помогали с уборкой картошки. Родители старели, тосковали оставшись в одиночестве, поэтому, когда отец затеял разговор о переезде, все только облегченно вздохнули.
Продали дом соседу за бесценок, в глухой деревне покупателей было немного, никто не предложил хорошие деньги за старенький домик. Старики поплакали, обнявшись с соседями, с которыми прожили рядом всю жизнь, в последний раз посидели на скамейке у ворот. Погрузили свои пожитки в грузовик, который выделили среднему зятю от завода. И уехали, оглядываясь со слезами на глазах на кладбище, где лежали многие поколения Петруниных.
Недалеко от города купили родители дом на сбережения, это была такая же небольшая деревня, как и родные Ключи. До нее еще не дошла строительная техника, с ревом выворачивающая землю для котлованов. Деревня, да не та, родители часто вспоминали родную, тосковали старики по соседям, и по рябине что росла перед домом. Но ничего не поделаешь, важнее было то, что дети рядом, по выходным все семьями съезжались к ним. Летом внуки жили у дедушки с бабушки, не давая скучать, но зимой старики грустили, выглядывая из окошек на занесенную снегом улицу. Мечтали хоть разок съездить туда, где прожили большую часть жизни, но так и померли, дожив свой век на чужой для них стороне.
Прошло много лет с тех пор в хлопотах, некогда было думать и тосковать, выросли свои дети у девчонок, появились внуки.
И на склоне лет, вдруг сжало сердце Оли от тоски по родной деревне, стала она сниться ей каждую ночь.
- Мама, потерпи до сентября, возьму отпуск и съездим мы с тобой на машине, куда торопишься?
Сын не понимал, почему мать рвется туда, где не осталось ничего от ее прошлого.
- Тоска меня душит какая-то, пешком готова бежать – вздыхала Ольга, не находя себе места в городе.
Дети повздыхали, но не стали отговаривать мать, помогли купить билет на поезд, и выяснили, что со станции можно доехать до деревни автобусом рейсовым.
Поезд прибыл на станцию Ольховая утром, и Оля удивленно рассматривала, ставший незнакомым поселок.
Автовокзал, откуда отъезжал автобус до родных Ключей, раньше был где-то рядом с железнодорожной станцией. Но пришлось поплутать по незнакомым улочкам, пока добрела до небольшого здания с площадкой для автобусов.
- Ушел ваш автобус пятнадцать минут назад - кассирша в окошке, с сочувствием разглядывала растерянную женщину.
- Когда будет следующий?
- Через три часа, посидите на скамейке, или погуляйте по поселку.
- Я хотела сегодня же обратно уехать – расстроилась Оля, понимая, что поездка затянется.
- Тогда садитесь на автобус до Степановки, на развилке сойдете, попутку поймаете.
- В Степановку? Так это же рядом – обрадовалась Ольга – дайте билет.
Ключи и Степановку разделял увал, поросший лесом, но глубокий овраг с безымянным ручейком на дне, соединял две деревни.
Ребята летом протаптывали тропинку вдоль ручья, бегая в Степановский магазин за сладостями. Там конфеты были слаще, пряники свежее и иногда завозили мороженое, редко доступное для деревенских ребятишек лакомство. Для тракторов и машин овраг был недоступен и добирались от деревни до деревни напрямую, только пешим ходом.
Сама деревня Ключи уютно расположилась на берегу небольшой реки с странным названием Свируха, в нее и впадал ручей, текущий по оврагу. И лишь одна улица в десять домов пряталась в том овраге, поросшем сиренью и огромными ивами.
Таких гигантов Ольга не видела больше нигде, даже на юге, где повезло отдыхать несколько раз.
Склоны оврага защищали улицу от холодных ветров и весной в садах полыхало розовое пламя от цветущих садов. Сладко-терпкий запах заполнял улочку так плотно, что от него кружилась голова, и родители на ночь закрывали окна.
- Не угореть бы – ворчала мама по привычке, но сама с наслаждением втягивала ночной, одуряющий воздух.
На этой тихой улице и выросли сестры, отсюда уехали в город, где их ждала другая, шумная жизнь.
Ольга сошла с автобуса, не доезжая до Степановки метров триста, и пожилой водитель улыбнулся понимающе.
- В Ключи пойдете оврагом?
- Да, и вы знаете эту тропинку?
- Конечно, ваши ребята к нам летом бегали, а мы к вам. В Ключах почему-то в магазине халва была слаще, с белыми такими прожилками, в наш такой не завозили.
- Райпо у вас было, возили товар из центра, а к нам со станции, из сельпо.
- Точно, и сейчас так же возят. Вы как сойдете с дороги, возьмите правее, там тропинка должна быть. Люди в окружную ездят на машинах, но есть еще те, кому не лень прогуляться.
Еле заметная в густой траве тропинка, поднималась по склону, заросшему ползучим клевером с розово-белыми головками и синеглазыми колокольчиками. Желтые лютики и белоголовые ромашки раскачивались в траве, ловя летний, жаркий ветерок нежными лепесточками.
А вот здесь, в затененном увалом от жаркого солнца месте, в конце мая расцветали жар-цветы, невиданной красоты бутоны на темненьких стебельках. Их девчонки набирали в букеты для последнего звонка, ярко-оранжевые розы, словно сошедшие с иллюстрации восточных сказок. Это потом Оля узнала, что называются они купальницами, и есть на свете цветы, гораздо пышнее этих скромных красавиц.
Поднявшись по пологому склону Оля перевела дыхание, когда-то для маленькой девочки он был выше всяких Эверестов и Эльбрусов. Присев на мягкую траву, женщина оглянулась назад и улыбнулась, с возрастом и горы стали ниже, и цветы не так ярко цветут.
Овраг в сторону Ключей, начинался почти незаметно, с поросшей травой ложбинки, он постепенно углублялся, берега становились выше и круче. Вот и первый родник, бьющий прохладной водой из-под камня, а через пару десятков шагов и второй. А потом еще несколько, и все они соединяясь образовывали быстрый ручеек, скачущий по камням. Правый берег, обрывистый, разукрашенный полосками разноцветной глины, подняться по нему наверх, не рисковали даже самые отчаянные мальчишки.
А левый поднимался на верхушку увала крутыми ступеньками, на которых поспевала в июле сладкая ягода-земляника.
Местами ручей круто заворачивал в сторону, натыкаясь на овражки и валуны, вслед ему петляла и тропинка.
Зимой овраг заносило снегом, сровняв его с увалом почти вровень. А весной, когда с вершины стекали ошалевшие от солнца талые воды, бурные потоки наполняли его, смывая с берега глину и песок.
Там, на поворотах, где вода образовывала неглубокие запруды с илистым дном, цвели вербейник, цепляющийся длинными побегами за землю, и ломкая частуха с белыми звездочками.
В один из таких запруд Олю загнал соседский Тимка, сорванец и задира, отобрав недоеденное мороженое. Свое он давно съел, как и все остальные, и только Оля шла, облизывая деревянную палочку. Она макала ее в сладкую, давно растаявшую жижу на дне стаканчика, и чмокала от удовольствия, вызывая зависть у ребят.
Оля хорошо помнила это место и когда за очередным поворотом показался куст осоки, она затаила дыхание, унимая волнение, нарастающее в груди.
Это здесь Тимка вырвал из ее рук бумажный стаканчик, с растаявшим мороженым, и столкнул девочку в воду.
Подойдя ближе Ольга вздрогнула, на мокрой глине четко отпечатались следы маленьких босых ног.
Вот она забежала в воду от толчка, поскользнулась и упала, а вот она ползет обратно, цепляясь маленькими пальчиками за траву. Частуха с белыми цветочками выдранная с корнем, за которую маленькая Оля хваталась, увядает на берегу.
В голове зашумело и горячий воздух заколыхался вокруг, словно унося ее куда-то в прошлое.
Она потрясла головой, отгоняя наваждение, но следы не исчезли. Сырая земля возле воды, через года несла память о маленькой девочке, которую обидел соседский мальчик.
Вспомнились рассказы про переход во времени, тоннели в прошлое, горячий пот залил глаза стекая со лба.
За следующим поворотом росли кусты крапивы, куда сестра Валя в отместку за мороженое и испачканное платье, затолкала Тимку.
Она осторожно шла по берегу и застыла, увидев помятый куст. Он был поломан так, как будто совсем недавно кто-то валялся в нем.
Этого быть не может, такое совпадение не реально, или?
Нет, конечно же, нет!
Во дворе 21 век, Ольга здравомыслящая женщина, не верящая в сказки и фантастические рассказы.
Вот сейчас последний поворот ручейка, и она увидит огромные ивы, которые закрывают улицу со стороны оврага.
И кусты сирени возле крайнего дома, где жила баба Груня, если они всё еще растут.
Первой появится самая большая ива, и под ним огромный плоский камень, на котором любила сидеть баба Груня.
Она пасла своих коз, белых с черными подпалинами, которые все без исключения отзывались на кличку Зойка. Были козы старыми, как и сама баба Груня, и как собачки, не отходили от хозяйки далеко.
В черном платочке и старом плюшевом пиджаке она восседала на камне как изваяние, опираясь на палку, заботливо вырезанном отцом Оли.
Ребятишек, пробегающих мимо, она подзывала по очереди, доставая из необъятных карманов засохшие пряники, спрашивала скрипучим голосом:
- Ты чьих будешь, не узнаю я что-то?
Ей тогда было лет семьдесят и казалась она детям древней старухой, что-то вроде египетской мумии, темная и высохшая.
Вынырнув из-за поворота, Ольга застыла от непонятного страха и волнения. На валуне сидела баба Груня, постелив под себя дерюжку и три козы, белые с черными подпалинами паслись у ее ног.
- Здравствуйте – прохрипела Ольга, просевшим голосом, а услужливая память заставила договорить – баба Груня…
Старушка подняла голову и выцветшими от времени глазами уставилась на незнакомую женщину.
- Ты чьих будешь –то, не узнаю я что-то.
Земля, поросшая сочной гусиной травой с желтыми цветочками, покачнулась и поплыла, диск солнца оказавшись перед глазами, ослепила яркой вспышкой.
Она очнулась от того, что мокрая тряпка коснулась губ, седая, темноглазая женщина склонилась, выжимая воду ей на лицо:
- Что с вами? Перегрелись на солнце?
Несколько человек суетились рядом, взволнованно переговариваясь вполголоса.
- Вы кто, из Степановки что ли пришли?
- Да…
- Хорошо, баба Шура шум подняла, народ собрала, не то лежали бы здесь одна.
- Баба Шура?
- Обозналась милая, Груней назвала меня – засмеялась старуха, обнажая десны с последними зубами - наша ты значит, деревенская, ежели помнишь маму мою. Чьих будешь-то?
Та, которая держала мокрый платок, вгляделась и ахнула от удивления.
- Оля, это ты? Точно, Оля Петрунина, ты меня узнаешь?
- Тамара…
- Да, а это Тимофей, муж мой, помнишь Тимку?
- Помню…
- Вот и слава богу, вставай если можешь, пойдем к нам. Полежишь, отдохнешь немного, там и разберемся что к чему.
Грузный и хрипло дышащий Тимофей стоял рядом, от удивления то хлопал руками по бокам, то вытирал слёзы, расчувствовавшись.
- А помнишь, а помнишь…
Разговоры за накрытым столом длились весь день, выпито было чаю несколько чайников, и не только чаю… но намного меньше.
Приходили люди, кто помнил семью Петруниных, таких было немного, и в основном это были пожилые люди. Приходили и те, кто совершенно не знал ее, видимо хотели посмотреть на городскую тетю, которая пришла неведомо откуда.
Кто-то принес баночку липового мёда, кто-то кусок копченого сала, а баба Шура принесла в тряпичном мешочке землицы. Дочь бабы Груни, которую Оля помнила молодой и улыбчивой, стала удивительно похожей на свою мать, сухонькая и потемневшая лицом. Она обняла бывшую соседку и прослезилась, вспоминая прошедшие годы.
- На могилку родителям высыпь, пусть порадуются, набрала там, где раньше дом ваш стоял. Помню я дядю Васю и тетю Полю, добрые были и совестливые, поклонись им от нас.
- Спасибо тетя Шура, я за этим сюда и приехала.
День пролетел незаметно за разговорами, ночевать Оля осталась у Тамары с Тимофеем, они ни за то не хотели ее отпускать.
- Завтра сами проводим тебя до автобуса, а лучше увезем на машине до станции.
Уставший Тимофей быстро заснул и захрапел, а женщины перешептывались ещё долго.
- Тома, а пойдем погуляем, хочу ещё раз посмотреть на деревню.
Находившись по засыпающим улочкам родной деревни, они сели на валун, постелив под себя пуховую шаль Тамары.
Теплая июльская ночь закрыла темным крылом деревню, но огрызок убывающего месяца освещал овраг где журчал ручей, и траву лапчатку, которая утром снова откроет свои желтые глаза.
Перебирая в руках веточку сирени, сорванную у ворот, Ольга призналась подруге детства, с которой они съели вместе если не пуд, то чуть меньше пряников и конфет:
- Знаешь Тамара, утром я и вправду подумала, что это сидит баба Груня.
- Ой, так ей было бы сто с лишним лет, я уже и не помню, когда она умерла. Тетя Шура вырастила детей, и захотела жить отдельно от них, переехала в материн дом. И завела коз, пасет их каждый день так же, как и баба Груня. Мы привыкли видеть ее, и не задумывались о том, что она так похожа на мать стала.
- А мне показалось, что я оврагом пришла в детство, честно, честно, ты не смейся. Там в глине отпечатки моих босых ног и рук. А крапива помята так, словно только сегодня там вываляли Тимофея твоего. Помнишь, из-за мороженого?
- Помню – засмеялась Тамара – я помогала Вальке его в крапиву затолкать. А он после этого зауважал меня, сказал, что я самая сильная девочка в деревне и он обязательно женится на мне, когда вырастет. Сдержал свое слово, пришел после армии, и ко мне сразу свататься. Мы с ним часто вспоминаем этот случай, и детям рассказываем, какая у нас любовь случилась в детстве.
- Эх, сейчас этого мороженого могу купить коробками, только не хочется почему-то. Выросли видать, и сладкого, и горького наелись за эти годы.
- Завидую я тебе – прижалась плечом к подружке Тамара и всхлипнула.
- С чего вдруг?
- Повезло тебе, хоть немного, но побывала в детстве. Там мама с папой живые, и баба Груня пряниками угощает. Я всё хотела спросить, неужели ты приехала за землей родной, или ещё какая нужда заставила?
- Нужды не было Тома, за землей я приехала, а ещё захотелось в детстве побывать. Вспомнила отца недавно, любили они с дядей Петей, отцом Тимофея сидеть у ворот по вечерам. Подбежала я как-то и прижалась к нему, гладит меня папа по голове, а сам говорит:
«Помнишь Петя, сидели мы с тобой маленькие тут же, и мечтали, что когда-нибудь вырастем большими, женимся и наши дети будут играть возле речки. А ты вздохнул и сказал, что до этого очень долго расти. Оказалось, что не долго, вот уже бегают наши шалопаи, а мы с тобой такие взрослые сидим, курим, и никто нас не ругает за это. Только одного не пойму, куда это детство наше ушло, где спряталось? Если до сих пор хочется босиком бегать, и по деревьям лазить, значит не так и далеко оно и находится.»
- Я тоже часто думаю об этом – Тамара горестно вздохнула, обнимая Олю – совсем недавно мы были детьми, а уже наши внуки в школу ходят. Так и кажется, что детство не могло далеко уйти, где-то рядом прячется.
- А может оно живет в этом овраге, а баба Груня с козами тогда охраняла вход от взрослых. И наше детство там, а тетя Шура сменила на посту маму свою.
- А сейчас тетя Шура спит… - глаза у Томы жадно заблестели в ожидании чуда.
- Думаешь, ворота в детство открыты?
- Да, пошли!
Две очень взрослые женщины сняв обувь, и задрав до почти неприличного платья, рванули вверх по ручью. Прохладная вода ласкала ноги, они бежали и смеялись, держась за руки как в далеком детстве. Вот она первая запруда, колышется темной поверхностью, на котором отражаются яркие звезды и щербатый месяц.
-Ух!
Взвизгнув от радости Тамара подпрыгнула, и рухнула всей немалой массой в запруду. Вода, не ожидавшая от нее такого коварства, поспешила выскочить на берег, но поняв, что пришли свои, с шелестом потекла обратно.
- Оля, иди скорее сюда, вода как серебро, она живая, сейчас мы с тобой молодеть начнем!
- Смотри, не переборщи с живой водой – захохотала Оля, залезая в воду – не то придется Тимофею нас, несмышленышей, с внуками вместе воспитывать.
Звезды удивленно перемигивались на темном небосводе, наблюдая как барахтаются в мутной от ила воде, чумазые девчонки с седыми волосами.