Всем утра доброго, дня отменного, вечера уютного, ночи покойной, ave, salute или как вам угодно!
Прежде чем мы узнаем - чем завершится "пятое время" жизни ленинградского актёра Никиты Кашина, я хотел бы вспомнить кое-что другое... Гениальный монолог умирающего репликанта Роя Бетти из "Бегущего по лезвию бритвы" в исполнении покойного Рутгера Хауэра. Так, как помню его я - ещё по тем, старым переводам "с шумами" на затёртых VHS из проката. Вот он:
"Я видел такое, что вам, людям, и не снилось. Атакующие корабли, пылающие над Орионом; лазерные лучи, разрезающие мрак у ворот Тангейзера. И все эти мгновения затеряются во времени, как слёзы под дождем... Время... Пришло время умирать"
Наверное, каждый из нас имеет право произнести нечто подобное. Всякий человеческий опыт бесценен, тем более - поколения, прошедшего через СССР, пережившего несколько государственных образований, слом нескольких же субкультур, и оставшегося носителем ценностей истинных, вечных, определяющих то Главное, без которого процесс обращения в манкуртов неизбежен.
Приятного прочтения!
ХОРОШЕНЬКИЕ ДЕЛА
ВРЕМЯ ПЯТОЕ
...На следующее утро Никита пошел на Южный рынок и, с трудом найдя на одном из бесчисленных контейнеров объявление "Требуется продавец", устроился на работу. Хозяин – вечно хмурый азербайджанец Малик - держал на рынке сразу пять таких контейнеров в разных местах и торговал всем, что можно было съесть, выпить или выкурить: сахаром, многочисленными спиртными напитками, тушенкой, сгущенкой и сигаретами. За счет того, что контейнеров у него было несколько, он мог позволить себе брать товар хорошим оптом, а, стало быть, дешевле остальных, продавая тоже несколько дешевле конкурентов, поэтому работы у Никиты хватало. Небогатый покупатель, видя ценник в контейнере Никиты на сахар или водку, брал товар только у него, приходя к нему и в следующий раз. Периодически к Никите забредали угрюмые небритые конкуренты и, с трудом выговаривая русские слова, пытались заставить его выровнять цены. "Ничего не знаю, звоните Малику!" - отбивался Никита, за пару месяцев совершенно войдя в образ приказчика. Приезжал Малик, с кем-то беседовал, выслушивал Никиту и говорил, презрительно маша рукой: "Ай, слушай, снизь цены еще на столько-то! Пошли все нах!.." и уезжал.
Денежные дела у Кашиных стали несколько поправляться, по крайней мере, они смогли себе позволить обучение поступившего на дневное отделение в Политех Артема - он решил стать экономистом, страна вроде как нуждалась в умельцах считать деньги по-новому. На семейном совете Регину решено было оставить в ТЮЗе, чтобы хоть посредством жены не рвать тонкую ниточку, связывающую фамильные устои с Искусством. Мы с Машей, с некоторой даже завистью глядя на укрепившееся финансовое состояние друзей, призадумались и попросили Никиту поговорить с Маликом на предмет трудоустройства кого-либо из нас - без разницы, ибо нищета воцарилась в нашей квартире, кажется, окончательно. Устроиться же на ставшие внезапно востребованными вакансии продавцов - да еще и в хорошем "проходном" (так это теперь называлось) месте - без протекции не представлялось никакой возможности. Малик, с уважением относящийся к непривычно для него честному работнику и даже выделявший ему премиальные - за порядочность и большой товарооборот, выслушал Никиту и сказал: "Давай лучше женщину, если ручаешься за нее! Я скоро открываю ларек на Сенной - чай-кофэ буду торговать!" Так решилась судьба моей Маши. Подав заявление об уходе, она обреченно выслушала горестный протяжный вздох начальника, уже второй год ходящего в КБ в одном и том же лоснящемся пиджаке с протертыми заштопанными локтями, и начала новую жизнь, в самом деле, оказавшуюся гораздо более выгодной. Иногда мы приходили друг к другу в гости, и надо было слышать наши беседы: вместо споров о театре и о горестном состоянии нашего кинематографа теперь речь шла только о выручке, прибыли, несвоевременном подвозе товара и о наглых покупателях. Мы с Региной, став в одночасье аутсайдерами, только переглядывались, ощущая себя инопланетными жителями, залетевшими в дребезжащем развалюхе-звездолете с нищей планетки на огонек к богатым процветающим землянам. Возмужавший Артем, благодаря наличию военной кафедры не отправленный служить в отдаленные гарнизоны России, покровительственно посматривал на мою Лидочку и частенько уводил ее в комнату - то ли учить жизни, то ли слушать "Аквариум". "Наши-то - может женихаться скоро будут?" - озорно подмигивал Никита, косясь на закрываемую перед его носом дверь. - "А что, место у нас есть, да и квартира на Петроградской пустует, я не возражал бы!" "Пусть сперва поступит куда-нибудь!" - неуверенно возражала Маша. - "Сейчас время такое - без высшего образования никуда! Не дай бог, дети пойдут в их-то возрасте!"
Никита для работы на рынке специально отпустил усы и бороду, став похожим на товарища Фрунзе. "Чтобы не узнавали!" - объяснял он, все-таки стыдясь своих нынешних занятий. Он помнил, как в первые дни работы у Малика напротив него остановилась и долго всматривалась дородная немолодая тетя с сумкой-тележкой. После пары минут изучения никитиного лица, она решилась подойти ближе и поинтересоваться, не тот ли самый артист Кашин перед ней торгует водкой "Распутин" и сахаром-рафинадом. "А что, похож?" - спросил Никита и неосмотрительно сверкнул своей знаменитой улыбкой. "Ой, господи!" - всплеснула руками тетя. - "Что же это делается! Артисты водкой торгуют! Да когда же это кончится?" На ее причитания собрались еще человек десять и тоже стали пристально вглядываться в знакомые черты лейтенанта Сокольникова, в результате чего организовался стихийный митинг, отнюдь не способствовавший росту продаж. С тех пор Никита надвигал на лоб вязаную шапочку и отпустил окладистую растительность, начисто лишавшую его возможности быть узнанным не покинувшими еще бренную российскую действительность поклонниками.
Как-то раз уже в одиннадцатом часу вечера в дверь Кашиных позвонила Судьба - в лице уже полузабытого Никитой режиссера Ларионова, с которым делали когда-то "Учителя словесности". Он похудел еще больше, на голове вместо шапки волос произрастал какой-то неряшливый пушок, обрамляющий изрядную лысину, а очки едва держались на удлинившемся носу. С минуту они смотрели друг на друга, пытаясь угадать черты самих себя изрядной давности, и, не сговариваясь, вдруг обнялись, словно два фронтовых товарища, прошедшие сквозь огонь и смерть и все-таки выжившие. Разговор у Ларионова был долгий и неожиданный. Поработав в начале девяностых над парой проходных чернушных фильмов, какие тогда только и снимали для отмывания денег сомнительного происхождения, он вышел на президента некоей корпорации, желающего снять нетленку и тем самым запечатлеть свое имя в веках, прослыв чутким и дальновидным филантропом и продюсером. Денег, тем не менее, нувориш давал немного, но на давно вынашиваемый Ларионовым замысел хватало с лихвой...
- Костя, - тихо перебил его Никита. - Я больше не играю в эти игры.
- Ты не п-понимаешь! - возмутился, все так же заикаясь, Ларионов. - Это действительно будет шедевр. Я этот сценарий уже десять лет храню! Что ж ты думаешь, п-приехал бы я к тебе из Москвы с п-порнухой какой-нибудь? Да сейчас любого артиста только свистни - еще двадцать на пробы прибегут!
- Это ты не понимаешь, - улыбаясь, все так же тихо возразил Никита. - У меня семья, ее кормить надо. Если я сейчас все брошу, то потом пути назад у меня не будет, а я уже не девочка в розовых панталончиках, это будет полный аллес!
- Ты можешь мне п-просто поверить? - Ларионов, помолчав, склонил плешивую голову, словно собираясь забодать Никиту. - После этого фильма ты вернешься в профессию и сам станешь выбирать, что тебе надо, а что нет. Можно, я тебе почитаю?
Никита вздохнул, приготовившись к бессонной ночи, разлил по стопкам ещё и подпер голову руками, приготовившись слушать. Сценарий оказался полной драматизма историей дружбы десятилетнего мальчика, только потерявшего умершего от рака отца, и тоже смертельно больного мужчины, лежавшего в одной палате с его отцом. Не желая смириться с потерей близкого человека, мальчик обретает старшего товарища в лице Николая Петровича, начинает часто навещать его, рассказывая о себе, а Николай Петрович - одинокий холостяк - тоже понимает, что нуждается в дружбе с этим маленьким осиротевшим человечком. Он мастерски складывает из бумаги различные фигурки и дарит мальчику, а вечерами корчится от сильнейших приступов, зная наперед, что осталось ему недолго, но не находя в себе силы прогнать от себя своего маленького друга, чтобы не причинять ему новую боль. В финале, когда мальчик приходит снова, Николая Петровича в палате уже нет, а на тумбочке лежит очередная поделка - раскрашенный бумажный кораблик с надписью на парусе "Ты - мой лучший друг!" Сценарий так и назывался - "Бумажный кораблик". Мальчик молча берёт кораблик, выходит на улицу, там – 9-е мая, все празднуют, радостные лица, солнце... Мальчик смешивается с толпой.
- Сейчас все уже устали от пальбы и крови на экране, но никто еще за редким исключением не решился рассказать простую трогательную человеческую историю, - убеждал Ларионов растроганного Никиту. - Да, не стану скрывать, это - слезодавилка, и если правильно ее сделать - весьма сильнодействующая... Фильм-манипулятор, вроде «Белого Бима». Но я на это и рассчитываю! Лучше хватать зрителя за душу таким путем, чем мордобоем, снятыми штанами и тайнами СССР. Да мы с тобой еще с этим фильмом в Берлин или в Венецию поедем, поверь!
На следующий день Никита торжественно объявил Регине, что согласился на предложение Ларионова.
- Ты с ума сошел! - охнула Регина. – Ну, заработаешь ты сейчас пару тысяч долларов в лучшем случае, а дальше что? Кино-то больше нет и неизвестно - появится ли! А потом тебя кто назад возьмет? Да и роль-то какая-то... страшная!
Выдержав длительную осаду, Никита поехал в офис к Малику и честно ему все рассказал.
- Дурак, - хмуро ответил Малик. - Не глупи, оставайся. Я скоро большой магазин открывать в центре буду - хотел тебя директором делать.
- Спасибо тебе, Малик, - улыбнулся Никита. - Ты мой благодетель и я никогда этого не забуду, но сейчас не держи меня. Там - моя жизнь.
- Вы, русские, все же большие идиоты, - неохотно пожал ему руку бывший хозяин. - Теряете выгоду там, где ее можно найти. Я тебе говорю - держись за меня, богатым человеком будешь! Что тебе это кино? Снялся - а потом? Вернешься ко мне - назад не приму, аллахом клянусь! Ты думаешь, чего я тебя уговариваю? Да ты за все время у меня ни копейки не украл, в то время как другие тысячами воруют. Я жене своей не верю - тебе верю! Последний раз спрашиваю - остаешься?
- Нет, Малик, - твердо ответил Никита, все еще продолжая улыбаться.
- Ай, иди отсюда! - разгорячился Малик. - Стой! Что твое кино-мино? Что оно тебе дало? Оттрахал пару десятков актрисочек? Думаешь, я не помню - пацаном еще был - как ты бегал по телевизору с автоматом? Хорошенькие дела!.. - оскалившись, передразнил он незабвенного лейтенанта Колокольникова. - И что тебе за это было? Да твое сраное государство плевало на тебя и на твое кино! Ты мужик - так обеспечивай свою семью! Я тебе могу дать больше, чем вся эта долбаная страна с ее демократией!.. Ладно, - внезапно успокоился Малик, сам, видимо, удивляясь своей запальчивости. - Иди, раз решил. Вот, возьми, это твоя зарплата за месяц, а это от меня - пятьсот долларов - за честность твою! Удачи тебе, артист!
Съемки "Бумажного кораблика" проходили в Петербурге - так было гораздо дешевле. Ларионов, познакомившись с главврачом одной из больниц, положил туда, разумеется, не бесплатно - на обследование - Никиту, чтобы он окунулся в атмосферу боли и безысходности, царившей во влачащей полунищенское существование медицине. Результаты обследования, кстати, удивили:
- Что-то мне ваше сердечко не нравится, - покачал головой лечащий врач, рассматривая кардиограмму. - Проблемы были?
- Так, кольнет иногда, - пожал плечами Никита.
- Курите? Пьете? - продолжал допытываться врач.
- Курю. Пью. Раньше пил больше.
- Курите меньше, но не бросайте совсем - дойдите постепенно сигарет до пяти. В вашем возрасте бросать уже поздно. С питьем неплохо бы завязать вовсе, на крайний вариант - только водку граммов по сто, не больше!
В палате, где лежал Никита, было еще два человека. По договоренности с главврачом, истинные причины нахождения здесь Кашина не раскрывались, зато Никита знал наверняка - тоже под большим секретом - что его соседи уже обречены, и, если не знают об этом, то точно догадываются. Один из них - бывший геолог лет шестидесяти, по удивительному совпадению звавшийся Николаем Петровичем, по ночам мучался ужасными приступами, будя окружающих приглушенными стонами сквозь плотно стиснутые зубы, а днем весело балагурил с сестричками, норовя шлепнуть каждую по попке и приговаривая: "Эх, девочки! Лет двадцать назад вы бы от меня так не выходили!" Второй, Алексей Иванович, ветеран войны, еще питал надежды на выздоровление, бегал в холл смотреть телевизор, переживая за "Зенит", но Никита знал, что еще немного - и метастазы дадут себя знать, и тогда он будет мучаться так же, как Николай Петрович. Потрясенный мужеством этих людей, Никита пролежал в больнице с неделю и попросился на выписку, будучи больше не в силах впитывать чужие страдания.
- Я все понял, Костя, - твердо сказал он Ларионову. - Я знаю, как это сыграть.
В филиале "Ленфильма" в Сосновой Поляне был построен павильон в виде обшарпанной больничной палаты и длинного коридора с беспорядочно расставленными капельницами, каталками и дежурным постом.. К удивлению Никиты в роли старшей медсестры Ларионов пригласил сниматься ту самую Настю Палей из "Учителя словесности", превратившуюся из стройноногой длинноволосой красавицы в чуть полноватую даму с короткой стрижкой и резко обозначившимися носогубными складками.
- Что, дружок, не признал? - усмехнулась она, выйдя с Никитой на перекур. - Да, вот такая я стала! Ты, кстати, тоже не помолодел. Чем занимался? На рынке торговал? Ну и нормально! Ты-то хоть тушенкой, а я с голодухи - собой! - как всегда откровенно призналась она. - Вот и имею сейчас то, что имею. Спасибо Косте, он меня из такого дерьма вытащил, что неохота даже вспоминать! А помнишь нашего Чехова? Я недавно видела - неплохой фильм вышел. Не поверишь, смотрела - и плакала... А что-то все-таки было в нас, тогдашних, да? - и Палей посмотрела в глаза Никиты тем же взглядом, каким соблазнила его в ресторане гостиницы "Вологда", на секунду превратившись в ту Настю. - Если бы не эти черти со своим коммунизмом и цензурой, мы бы сейчас такими звездами были бы...
В роли мальчика Саши снимался удивительно некрасивый - с несоразмерно большой головой и выдающимися вперед зубами - десятилетний школьник из Ярославля Павел Марусяк. "Он детдомовец!" - шепнул Никите Ларионов. - "Поразительно талантлив, и ты посмотри - какие у него глаза!" Глаза, и правда, были удивительными - они могли выражать то боль, то радость при необычайно скупой мимике стесняющегося своей неказистой внешности Павла. Поначалу дичившегося мальчика Никита отозвал в сторонку и сказал:
- Значит так, Паша: нет никакого Никиты Дмитриевича, а есть твой друг. Хочешь, называй меня как в фильме - Николаем Петровичем, а хочешь - Никитой. В зоопарке был?
- Нет, Никита Дмитриевич... извините, Никита, - мотнул большой головой Паша.
- Хочешь, пойдем прямо сейчас? - предложил Никита. - А вечером - ко мне, у меня жена замечательно готовит борщ. Любишь борщ?
- Не знаю, - растерянно ответил Паша. - У нас в детдоме никогда его не делали.
Никита договорился с Ларионовым и вместо съемок повел мальчика в зоопарк, тоже запущенный и нищий, как и всё тогда в грязном, нищем городе, снова носившем - видимо, по какой-то чудовищной ошибке - гордое имя Петра. Прежнее название - по партийной кличке озлобленного на всех и вся главаря, воплотившего в жизнь самые кошмарные сны миллионов людей, - шло ему сейчас куда больше. Бедные животные, с голодными глазами мечущиеся в тесных клетках, потрясли Никиту еще больше привычного к лишениям Паши, и, дойдя до вольера с воющей черной пантерой с отгрызенной кем-то до половины передней лапой, он не выдержал и направился к выходу, бормоча: "Черт знает что!" Дома, познакомив мальчика с Региной и Артемом, он долго смотрел на торопливо уплетающего борщ с котлетами Пашу и предложил ему на время съемок пожить у них.
- Понимаешь, Паша, тебе здесь будет лучше! И потом, мы действительно сможем по-настоящему подружиться! Согласен?
На следующий день должен был сниматься эпизод знакомства Саши с Николаем Петровичем. Отрастивший неряшливую щетину вместо прежней бороды Никита оделся в тренировочный костюм и лег на койку, вспоминая с открытыми глазами бывших соседей по палате. По команде "Мотор!" Паша-Саша вошел в приоткрытую дверь и, увидев Никиту, вдруг зарыдал и бросился к нему на грудь со словами "Не надо! Я не хочу!"
- Стоп! - поднял руку Ларионов. - Паша, что случилось? Этого в твоей роли нет.
- Я не хочу эту роль! - выкрикнул ему Паша. - Я не хочу, чтобы Никита умирал! Чтобы вообще кто-то умирал!
Переглянувшись с Никитой, Ларионов понял, что сейчас ему суждено снять лучший эпизод в своей жизни. Жестом поманив к себе Кашина, он подошел к Паше и спросил:
- Слушай, а ты можешь сделать то же, что сделал сейчас, но без слов? Просто войти в палату, увидеть вместо Никиты кораблик, взять его в руки и тихо заплакать. Можешь?
- Могу, - тихо пробурчал, утирая слезы, Паша.
- Так, снимаем другой эпизод! Где кораблик? Сделайте кто-нибудь этот чертов кораблик! - приглушенным голосом замахал руками Ларионов. Через час по такой же, но уже еле слышной, команде "Мотор" мальчик Саша медленно приоткрыл дверь, медленно подошел к смятой койке, растерянно огляделся, чуть дрогнув губами, заметил на тумбочке кораблик с надписью "Ты - мой лучший друг!", поднес его к лицу и долго молча смотрел на него, словно не замечая ручьем стекающих по щекам слез.
- Господи, да я бы ему все премии мира за этот эпизод дала! - потрясенно прошептала стоящая за оператором Палей. - Может и прав Костя, что позвал меня.
Съемки дались всей группе нелегко - слишком сложен был камерный, пронзительный материал. Особенно переживал Никита - играя рядом с Пашей, он просто физически не мог фальшивить, не войдя полностью в образ страдающего больного человека. Похудев, он ежедневно выслушивал причитания Регины: дескать, зачем она вообще согласилась на эти съемки, на кого он стал похож и что она теперь всерьез волнуется за его физическое и психическое состояние. Научившись делать у специально нанятой для этого девушки-японки оригами, Никита часами практиковался в этом нелегком искусстве, чтобы в кадре были именно его руки и его крупный план.
- Давай усыновим Пашку, - предложил он однажды втихаря, чтобы не слышал спящий в соседней комнате мальчик, жене. Регина только покрутила пальцем у виска: совсем, мол, на старости лет умом тронулся.
Съемки были закончены за рекордный срок в двадцать дней. Расставаясь с группой, Ларионов пообещал, что постарается как можно быстрее закончить все необходимые дела и пригласить в Москву на озвучание - пока общий настрой не ушел.
- А фильм-то получится, Никита, - хлопнул он по плечу Кашина. - А уж после мы с тобой сможем снимать что захотим! Что ты хочешь?
- "Записки сумасшедшего", - невесело улыбнулся Никита. - После твоего "Кораблика" я их так сыграю, что можно будет сразу за "Оскаром" ехать!
Паша долго прощался с Никитой, о чем-то шепча ему и качая в такт торопливым словам большой своею головой. Никита соглашался и тоже что-то вполголоса говорил Паше, размахивая одной рукой и другой нежно похлопывая мальчика по плечу. На прощанье он подарил ему сложенного собственноручно журавлика с открыткой в клюве. На открытке было написано: "Ты - мой лучший друг!"..
"Бумажный кораблик" представлял Россию на фестивале в Каннах, причем - в основной программе. Никита потрясенно ходил по набережной Круазетт, никем не узнанный, отсмотрел все конкурсные фильмы, и слушал, как переводчик читал ему прессу, предрекающую "Золотую пальмовую ветвь" или англичанину с известнейшим именем или менее именитому американцу. Мировой кинематограф акцентировался на масштабные зрелищные полотна и, хоть критика и отмечала пронзительную щемящую атмосферу русской картины, фаворитом "Бумажный кораблик" не называл никто. Как-то, впрочем, к нему подошел Джек Николсон и, хлопнув Никиту по плечу, произнес, сверкая своей знаменитой улыбкой: "It was great!", но это было всего лишь однажды. Все остальное время Никита с Ларионовым были предоставлены сами себе, если не считать небольшой пресс-конференции со скучающими журналистами и интервью, данному ведущему программы "Тихий дом" Сергею Шолохову.
Когда в назначенный день председатель жюри объявил, что главный приз за лучшую мужскую роль присужден русскому актеру Никите Кашину, зал потрясенно охнул и разразился овациями. Никита, ничего не понимая, завертел головой, пока Ларионов не подтолкнул его к проходу.
Поднявшись на неверных ногах на сцену, прихрамывая заметно больше обычного, он бережно - как святыню - принял "Ветвь", прижал ее к груди и долго ничего не мог выговорить, от волнения позабыв все английские слова. "Thanks!" - хрипло сказал он наконец. - "I`m happy! It`s a greatest day of my life!" Обступившим его после журналистам он отказался отвечать, лишь невпопад улыбаясь и кивая направо и налево. А через несколько часов Костя Ларионов нашел его в номере сидящим в кресле напротив столика с бережно выставленной на него "Золотой пальмовой ветвью": Никиты уже не было, и только улыбка его - та самая, сокольниковская, казалось, говорила всем, кто еще недавно сомневался в нем - Малику, Регине, Зелинскому, Полевому, бывшей жене Лене с дочкой Надей, Тиссе, Мастеру, давно упокоившемуся с миром, и другим: "Ничего! Я прикрою! Хорошенькие дела!", доказывая всем и, самое главное, себе, что жизнь удалась, что прожита она не зря, и что, только веря в любовь, можно совершать невозможное.
С признательностью за прочтение, мира, душевного равновесия и здоровья нам всем, и, как говаривал один бывший юрисконсульт, «держитесь там», искренне Ваш – Русскiй РезонёрЪ
Предыдущие заседания клоба "Недопятница", а также много ещё чего - в новом каталоге "РУССКiЙ РЕЗОНЕРЪ" LIVE
ЗДЕСЬ - "Русскiй РезонёрЪ" ЛУЧШЕЕ. Сокращённый гид по каналу
"Младший брат" "Русскаго Резонера" в ЖЖ - "РУССКiЙ ДИВАНЪ" нуждается в вашем внимании
