«Поэт Поволжья» — так меня называли в течение первых десятилетий ХХ века. В моём творчестве Жигулёвские горы, Волга, Самарская Лука нашли самого горячего и самобытно-талантливого певца. «Баяном Жигулей и Волги» называл меня мой дорогой друг-Сергей Есенин, друживший со мной на протяжении многих лет.
В большом городе я впервые почувствовал «песен дар» и начал писать стихи, помещая их в местных газетах под псевдонимом «Симбирский». Начало революции 1905 года застало меня еще в Самаре, где я вместе с рабочими бастовал, разбрасывал революционные прокламации, участвовал в манифестациях.
«И я влил каплю в алую волну –
Пора была весенняя, хмельная –
Раскинул прокламаций не одну,
Радея о тебе, страна родная.
Казацкая нагайка полосу
Мне тоже не единожды врезала.
О, родная, когда мне будет суд,
Прости, что для тебя я делал мало.»
В том же 1905 году мне в поисках работы пришлось переехать в Ташкент, где устроился на должность телеграфиста. В последующие годы я не раз переезжал из одного города Туркестана в другой, не забывая при этом усиленно заниматься самообразованием. И я продолжал писать стихи, печатая их сначала в местных газетах, а потом и в столичных журналах. В 1911 году вышел мой первый сборник «Ранние сумерки». После этого у меня завязалась переписка с Максимом Горьким, Иваном Буниным, Александром Блоком, Сергеем Есениным и другими литераторами.
В 1915 году в № 1 журнала «Друг народа» одновременно были напечатаны стихотворения «Узоры» Сергея Есенина и «Хоровод» у меня. После этой публикации Есенин послал мне в Ташкент письмо: «Извините за откровенность, но я вас полюбил с первого же мной прочитанного стихотворения… Вы там вдалеке так сказочны и прекрасны… Со стихами моими вы ещё познакомитесь. Они тоже близ вашего духа…» Таким образом, ещё не будучи лично знакомым с другими «новокрестьянскими поэтами», я уже стал заметным членом российского поэтического сообщества.
В том же 1915 году мне удалось вернуться на родину — Самара, Жигули, Ширяево, и здесь я пережил «неистовую радость» новой встречи с любимым Поволжьем. В сборнике стихов «Запевка», изданном ещё в Ташкенте, тема Жигулей в моём творчестве по-прежнему является одной из основных:
«Что мне дива Туркестана,
Груды серебра-добра,
Я глядеть на Волгу стану
С Караульного бугра»
Октябрьскую революцию Ширяевец принял как «светлый праздник». В это время вышли в свет сборники моих стихов «Алые маки (1917 год) и «Красный звон» (1918 год). Несмотря на революционную романтику, тема малой родины по-прежнему занимала одно из центральных мест в моём творчестве.
«Есть ли что чудесней
Жигулей хребтов?
А какие песни
С барок и плотов!..»
В одном из своих писем в 1917 году Сергей Есенин назвал меня «Баюн Жигулей и Волги». После выхода из печати очередного моего сборника в одной из самарских газет появился отзыв критика: «Чувствуешь влажный волжский запах и ветер при чтении стихов А. Ширяевца. Поэт, что называется, пропах Волгой.
Мой стих залихватский и звонкий. Такие стихи просятся наружу из груди…
Их петь над Волгой, в её лесах. Но я пою вам здесь, и мы видим эту дорогую исполинскую реку, слышим величественный ритм её богатых волн, чувствуем, как льётся к нам в душу её влажный воздух.
Центральное место в моей поэзии всегда занимало родное, «милое Поволжье»: Волга, Жигули, волжская вольница, курганы, клады. Мне было дорого в Поволжье все, и я с нескрываемой любовью пел о волжской весне, о ледоходе, о Стеньке Разине, о Молодецком кургане, о бурлаках, и, конечно же, о моём лесном необычном селе. Волжские темы не оставляли меня нигде!
«Туркестане, ни в Москве.
На чужбине невеселой
Эти песни я пою.
Через горы, через долы
Вижу родину свою:
Жигули в седом тумане,
Волга… Улицы села…
Вот ты в алом сарафане,
Точно лебедь, проплыла…»