5 июня
У меня дома, в моей неприступной крепости, правда, я не проверял, приступна она или нет, и дай бог и дальше не проверять, завелся – полтергейст. Ох, до чего надоедливый гость! Мое отрицательное отношение к нему продиктовано не только одним упоминанием о нем. Я и слышу его, и вижу его проявления, жаль, что не сам полтергейст, а то в глаза высказал бы ему все свое возмущение. От негодования и злобы я весь киплю и бурлю, как молоко на плите. Я от возмущения чуть не задыхаюсь. Хотя я парень сдержанный и спокойный и меня непросто вывести из себя.
Боже, не оставь меня в беде, в порядке подарка или в долг, чем смогу отдать – тем обязательно отдам – подай несчастному телефон фирмы по борьбе с полтергейстом. Мне крайне нужна помощь. Кого? Священника! Я человек православный, потому только он и может решить мой вопрос.
Что собой представляет полтергейст, который мне душу треплет, как ветер – порванный парус; треплет и треплет, терзает, как собака мягкую игрушку. Хотя ясно и без такой прокачки мозгов, что́ он такое. Я полтергейст хлебом-солью не встречал на пороге. Я дернул плечами.
Полтергейст… Я бы не стал о нем писать, если бы у меня дома была тишь да гладь, но устроил он мне жизнь в шоколаде, мороки столько, что хоть из дома с криком выбегай. Дом у меня не вверх дном, все же у полтергейста башню не сносит кон-крет-но! Оговорюсь: я его настоящего облика никогда не видел, и я не знаю, может, у него вместо головы действительно настоящая башня, потому я, может, и угадал с его истинным видом. У меня дом просто беспокойства полон! Я горько и невесело усмехнулся. Ха-ха-ха. Я бы хотел, чтобы полтергейст где-нибудь в другом месте Сатану изображал.
Вон, телефонную книгу открывай и на первом же номере палец ставь, или что у тебя там вместо пальца будет? Или вроде: «давай шагай к соседям и им делай веселую жизнь, а то они, может, от скуки век свой не знают, на что разменивать». В общем, у меня к полтергейсту одно: не надо мне твое «здравствуй, я к тебе с гостинцами».
6 июня
Начну так. Нет, секунду. Кап, кап, кап, черт, что за звуки, производимые этими словами? Чувствую, как из носа потекло что-то очень теплое и соленое. Я в недоумении нахмурился. Кровь! Отчего же кровь в носу не может остаться, запечься там и не течь, а то чуть клавиатуру не запачкал. Попробуй пятна вывести, и чем – водой и порошком, ага, чтобы потом после теплой ванны с пеной отправить ее в мусорное ведро! У меня сосуды слабые, вот так бережешь себя, а все равно где-то здоровье дает осечку, и выходит, что все хлопоты не в счет. Обидно! Я задумчиво по клавиатуре ладонью провел. Почему не под мои интересы все подстраивается? Не ко времени мое тело решило напомнить о себе, ой как не ко времени, знаю, что это «не ко времени» никогда не будет ко времени, и все же именно сейчас «не ко времени» сильнее, чем всегда не ко времени.
Есть у меня такой пунктик: я повернут на контроле одинакового расстояния от вещи до вещи и на жестком порядке. Например, взять книги… я их так ставлю, чтобы корешок к корешку: если корешок белее любого снега, даже того, что находится в краю вечной мерзлоты, то не надо, так сказать, коричневые яйца к белым класть в корзинку. Нечего коней на переправе менять: надо в том же духе продолжать ряд на полке книгами под стать первой книге – той самой, с белым корешком.
Я люблю книги по саморазвитию. Правда пока ни одна из тех, что у меня есть, окончательно мою личность не изваяли. Но полагаю, что я тружусь в правильном направлении, труды эти тяжелые и медленные, работы меньше не становится! Мне усидчивости еще поднабраться надо, или уже все – я пациент, которому ставят диагноз: скорее мертв, чем жив? У меня не книжная полка, а едва ли не целая библиотека чужих советов и пожеланий, только приглашения на входной двери нет, а то был бы пазл полностью сложен. Ужас, ничего своего, все за меня думают!
Я взял книгу по саморазвитию, неужели личности понадобился учебник? Нынче пошли очень уж пухлые сборники чьих-то советов, как самому жить и как другим давать жить, видимо, есть что сказать, и предложить, и проглотить. Девятьсот страниц! Эта книга – буквально король пухлых книг. Увесистый том, не так ли? Я оценивающе посмотрел на него. Его, держа на весу, долго не почитаешь, на половине завоешь, как собака на холоде. А еще да, держать такого великана – каторга для любых рук, но урони его на пол или, что страшнее, на ногу, дыра выйдет громадная. А с ногой что? Все расплющит так, что стопа на блин будет похожа.
Книг полтергейст ведь не читает, по крайней мере, я ни разу не ловил его за чтением, и в целом-то я не уверен в его образованности, может, и до азбуки ему, что пигмеям до полетов на Луну. С другой же стороны, ужас какой-то: начитанный полтергейст – дикость это, но не отмахнусь от такой мысли, что, будь он литератором со стажем, мы бы нашли, как вечера вместе коротать. Я положил на стол книгу, важно, чтобы точно по центру, погрешности меня с ума сводят, хорошо, что линейка всегда под рукой и я могу устранить неточности в расстояниях от краев и углов кровати.
Я отвернулся по своим делам, это те самые мужские дела, ради которых и собираются мужские компании: эх, это пресловутые мужские беседы и дела, прислушаешься так к какой-нибудь компании – и уши свернутся в трубочку. И смешно (нет), и глупо (да), и скучно (да?). Потом обернулся снова, взглянул на стол, а книги и след простыл. Что? Где? А вот где книга, не среди своих книжных собратьев, а поставь книги рядом друг с другом, чем не книжное братство, а на полу под столом. Обыскался ее! Я озадаченно поморгал.
Ой, грудь, о-о-ой, боль-то какая: не уймется она от обычного поглаживания и утешения. Я сделал мучительное выражение лица. Точно булавку попытались приколоть к моему сердцу. Книга лежала преспокойно и привлекла к себе внимание, только когда, разыскивая ее, я наклонился. Подумал, в очевидных местах пусто, попытаем удачу в неочевидных – и вот тебе на – удача! На меня нахлынула сильная тревога и беспокойство. Я закрыл глаза. Я знаю дедушкин способ справиться с негативными эмоциями – алфавит! С ним положу на обе лопатки все, что тревожит меня. А, Б, В, Г… – «негативные эмоции на высоте», Д, Е, Ё… уже – «сейчас они низко», Ж, З… все – «ничего, ничего от них не осталось». Ого, как глубоко все на дне, как чаинки в чашке чая. Я расслабленно выдохнул и потер ладонями лицо, чтобы окончательно прийти в себя.
Я поставил книгу на полку.
7 июня
Сегодня случается кое-что другое, вот тебе раз, полтергейст не только с книгами играет, нет бы просвещаться, но, видно, не в цене просвещение у полтергейста, у него в игрушках другой предмет – табуретка. Начну издалека. Мне мало было одной работы столяром (эх, видел бы читатель, какую я мебель делаю), она моя главная работа, и это благодаря ей у меня в кошельке не моль обитает от того, что в нем пусто и глухо. К слову сказать, эти дни, в которые происходят события истории, мой законный отпуск, а не прогул, который затянулся до неприличия. Я работник ответственный!
Да, спасибо за возможность маслице с икоркой съесть. Не люблю икру, особенно кусок хлеба с ней не лезет в горло после мысли, что это рыбьи дети. И что они могут вылупиться и кишеть одной большой массой на куске хлеба. Я решил подключить смекалку и начал творить, или точнее – делать табуретки. Хотя, учитывая, на что мои руки способны, слово «творить» даже лучше, чем слово «делать». В прошлом месяце я, между прочим, шесть штук продал, здесь есть чему порадоваться, и как не радоваться, когда есть спрос на твой товар. Я надменно и нарочито выпятил грудь. Табуретку я себе сделал легко и быстро, даже удовольствие получил, видно, что для себя старался, а не для кого-то.
Табуретка – прямо маленький праздник для глаз. Я буквально представляю, как она показывает мне своим видом: «Я звезда табуреточного мира, никто чином не дорос до моей звездной высоты. Я не такая как все!» Ножки табуретки состояли из шестигранников; ровно шесть деталей – шестерки, похоже, все оккупировали похуже саранчи. Однако было бы слишком просто делать ножки из одних лишь шестигранников, и вся мысль об эстетике и гроша ломанного не стоила бы, поэтому, чтобы оправдать мысль, добавлю: еще были и ромбы. Того же количества, один, два, три и так далее до общего их числа в шесть штук. Шесть на шесть – шесть ромбовидных и шесть шестиугольных деталей, мое наваждение мне бы и присесть не дало спокойно, если бы позволил себе «расслабиться» с соблюдением равенства.
Кстати, а где «пожалуйста», полтергейст? Нехорошую привычку полтергейст воспитал в себе. Как понимать его неизменное желание брать все, что хорошо лежит? Например, взять обычную табуретку, какая найдется у многих, особенно если у меня купили ее, о, тогда и вправду у многих она окажется. Полтергейст на метр отодвинул табуретку от стола. Однако я боюсь осуждать полтергейст. Вот так взбредет ему в голову мне отомстить, и куда бежать потом, на Марс? Ну разумеется, если брать и трогать его самого, то он сразу не физическое явление, а если его прямо будет распирать потрогать что-нибудь или переложить с места на место, то нет, не из воздуха он, а сразу из крови и плоти. Я сердито и недовольно покачал головой. И придвинул табуретку к столу.
А чем потом полтергейст решил напомнить о себе? Потом, спустя каких-нибудь жалких несколько минут, или даже не так: и минуты полной не прошло, я опять повернулся – и что же я увидел? Табуретку? Само собой разумеется, ее, еще и стол, но полтергейст как-то не проникся к нему интересом, наверное, не увидел в нем эстетики, а возможно, столы не его большая и пламенная любовь. Моя любимая табуретка – оказалась в прихожей. Неожиданная перестановка мебели, а главное – все за моей спиной. И почему этот полтергейст действует так тихо-тихо? Полтергейст выдал бы свои действия шумом, грохотом – вообще каким-нибудь звуком по своему усмотрению.
Табуретка… в прихожей… Равное ли расстояние от входной двери до табуретки и от табуретки до двери моей комнаты? Опять меня мучает моя одержимость равенством расстояний. У меня от волнения и возбуждения вспотели ладони – словно большая скользкая улитка наследила. Я похлопал себя по щекам, чтобы отогнать навязчивые мысли. От испуга мое сердце забилось сильно-сильно, хм, занимательная, однако, анатомия, не знал, и даже не подсказали, вот же люди вредные, что у сердца столько мощи. И хотя не было видно, что тело вздрагивало, я чувствовал, как все во мне точно плавало на волнах сильных эмоций. Выражение «сердце выпрыгивает из груди» появилось, наверное, после того, как оно действительно выпрыгнуло из чьей-то груди.
Сначала, минут десять или пятнадцать, я себя убеждал и даже уговаривал: нет-нет, я к табуретке и пальцем не прикоснусь, руки себе лучше отрублю. Я от ужаса перекрестился. И постарался перевести дух.
Я не пробовал английский алфавит. Русский уже использовал – наглядно видно, что игра стоила свеч. Это еще один дедушкин способ. Попробую: «ЭЙ», «БИ», «СИ», «ДИ», «И», «ЭФ» и прочие буквы, которые просты в перечислении в голове, но сложны в наборе на клавиатуре – никакой зарядки не хватит, если взяться за это сложное, что важно, дело. У меня не работает английская раскладка клавиатуры, в нужный час – и так подвести меня! А раз это проблема, я напишу английские буквы по-русски. В уме-то все иначе: в уме я представляю буквы такими, какие они есть. Перечислю весь алфавит. Хорошо, что я его помню, здесь даже нечего освежать в памяти, вроде что-то подзабыл, что-то стало смутным отголоском, а что-то вообще ушло из памяти, как разлюбившая жена. Я никогда не предам жизнь и быт холостяка!
Ура – от сердца отлегло! Я с чувством удовлетворения положил ладонь на грудь
Сейчас…
Я почувствовал, как из носа течет кровь, но успел вытереть ее ладонью. Будто в носу горячий червяк ползает: скользкий, б-р-р, аж противно писать о нем, пальцы не попадают по нужным клавишам. И отвратительный до такой степени, что… здесь, скорее, нужно несколько степеней отвратности, мне приходится уговаривать завтрак: «лежи, лежи на дне желудка». Кап, кап, кап. Опять кровь течет. Взяла все-таки свое, добралась и дорвалась узница до желаемого. Я пару раз раздраженно поднял и опустил голову и так повторял эти простые действия до того момента, пока кровь не остановилась…
Продолжу…
Я досадливо взмахнул руками. Я поставил табуретку на место, под стол. Я помню, что под страхом отрубания рук обещал не трогать табуретку, но потом я понял, что это глупо и неудобно. Кому понравится натыкаться на нее? В прихожей уместно обувь держать и некоторую верхнюю одежду. Тем более еще неудобно: то заденешь ее по десятку раз на день, то налетишь на нее по забывчивости раз, другой и третий.