Об одинокой и очень больной девочке,
мечтающей найти отца и выздороветь,
а также о добрых и неравнодушных к
чужому горю людях, помогшим ей в этом.
В своем городе Мирона знали многие. Он был артист и играл на сцене областного музыкального театра да ещё и вел популярную передачу на областном радиоканале. Друзья и коллеги по театру называли Мирона "Старый бобыль", это было что-то вроде клички, хотя ни старым, ни бобылем он не был. У него был тот прекрасный неопределенный возраст, когда молодым уже не назовешь, но и до пожилого еще не дожил.
Под бобыля он тоже не подходил. Какой может быть бобыль, когда Мирон два раза женился? Да, оба его брака не продлились долго, но так был же женат, а значит, не бобыль.
Для Мирона эта кличка не была обидной, причина того, что его наделили ею была проста: он сыграл в одном из спектаклей роль старого бобыля и сыграл её так убедительно, что запомнился в этой роли. В жизни же Мирон женился два раза и разводился столько же. Первой его женой была молоденькая Зиночка вместе с ним, окончившая Театральный институт и направленная вместе с ним в этот же театр. Не долгой была их семейная жизнь. Более удачливый коллега-артист одного из Московских театров, находившийся здесь на гастролях, встретил, полюбил Зиночку и увез ее к себе в Москву. Вскоре, после сыгранных нескольких ролей в кино, имя артиста-соперника стало довольно популярным, а несколько лет спустя, когда этот театр вновь был здесь на гастролях, он узнал, соперник по-прежнему живет с Зиночкой, и Зиночка счастлива. Правда, в театре она больше не работает.
Второй брак Мирона тоже был неудачным. Но на этот раз он сам оставил жену. Красивая, волевая и властная Таисия подавляла его волю, и лишала его самостоятельности. От нее исходила некая аура властности. Он не был свободен даже в выборе сорочки по утрам. Таисия больше его знала, что он любит, и что нет, что ему можно и чего нельзя, что ему нравится, и что не нравится. На все удивленные взгляды она отвечала: "Ну, я же лучше знаю!"
Развод был тяжелый. В итоге Мирон покинул, оставленную ему Зиночкой, просторную квартиру в центре и переехал в маленькую, тесную квартирку на окраине, в которой жила Таисия до замужества. Можно сказать, что совершили обмен. Квартира была довольно тесная даже для одного, это полбеды. Главное в том, что добираться ему до театра было сложно, надо менять несколько видов общественного транспорта. Приходилось тратить много времени в дороге. Но Мирон эту проблему хотел решить приобретением автомобиля. Уже и права приобрёл, но денег на машину никак не мог собрать.
Загруженность в театре никак не влияла на его финансовое положение, и Мирону приходилось только мечтать. И он мечтал. Идя пешком до автобуса, он представлял себе, как его однажды заметят и пригласят сниматься в кино, как он станет знаменитым, и его будут узнавать на улице, просить автограф, как его пригласит работать один из столичных театров. Но, время шло, а эта удивительная пора известности и славы не приходила.
Как-то, проходя мимо серого унылого дома, Мирон заметил, что из окна довольно высокого первого этажа за ним наблюдают, прислонясь лицом прямо к стеклу. Неужели, правда, за ним? Может быть это случайность? Но каждый раз он видел, что в окне из-за занавески , прислонясь к стеклу, кто-то смотрит на него. Он уже не сомневался, что наблюдают именно за ним и каждый раз пробегал мимо окна очень быстро, хотя ему и хотелось узнать, кто же там.
Было желание остановиться и посмотреть внимательно, но он не останавливаясь проходил мимо.
Каждый раз, выходя из дома, он думал, что сегодня непременно остановится и рассмотрит того, кто за ним наблюдает. Но, подходя к окну, он быстро, как вроде бы не обращая внимания, проходил мимо. Он видел каким-то боковым зрением, что этот кто-то по-прежнему там, за окном и пристально смотрит на него. "И, надо же, знает, когда я прохожу здесь, - думал Мирон, - а может быть это и есть начало популярности, узнаваемости народом? Нет, непременно надо остановиться и спросить". Время шло. Мирон по-прежнему пробегал мимо загадочного окна и по-прежнему чувствовал на себе взгляд. Конечно, можно идти другой дорогой, и он каждый вечер планировал изменить маршрут, но утром снова и снова шел по старому маршруту. Мало того, теперь зачастую и в свои выходные он проходил здесь. Просто так. И в выходные этот кто-то был на своем посту. Его не было только поздно вечером, когда Мирон возвращался после спектакля.
Прошло месяца три. Приближалась весна, светило солнышко и было очень тепло. Подходя к окну, он заметил, что оно было открыто. Как всегда Мирон хотел быстро пробежать мимо, но его остановил звонкий детский голос: "Это вам!" И на тротуар упал конверт. Он поднял конверт, посмотрел на окно, и переспросил:
- Мне?
- Да! Вам! От меня. - сказала девочка и закрыла окно. Но он успел рассмотреть девочку. Ей было лет десять-одиннадцать и она походила на куклу. Но не на Барби, а на куклу, которой играла его сестричка в далекие годы детства. Пушистые, белокурые волосы, светящиеся, голубые, почти синие глаза и тонкие, словно просвечивающиеся, ручки. Он колебался: следует открыть конверт здесь и сразу или позже? Решил открыть позже. Но пройдя немного и скрывшись за угол, он в нетерпении остановился. Адресат на конверте не был указан, но внизу было написано: "Пожалуйста, прочитайте дома, когда вам никто не будет мешать" Какое дома? Его терпению пришел конец! Мирон открыл конверт и достал оттуда лист бумаги, исписанный детским почерком. Девочка писала:
"Вы мой папа! Я вас узнала по фотографии, где вы сфотографированы с моей мамой в городе Киеве, куда моя мама ездила в туристическую поездку! Вы стоите на Крещатике, улыбаясь и обнявшись. На обороте фотографии написано: "Нам по двадцать лет!" Это было двенадцать лет назад, в сентябре 1991 года, а через девять месяцев родилась я. Там не указано ваше имя и я его не знаю".
Что это значит? Мирон был удивлен, и хотел было немедленно вернуться, и уверить девочку, что никак не может быть ее отцом. Он-то и в Киеве никогда не был, да и в 1991 году ему было гораздо больше, чем двадцать лет! "Надо вернуться!" - думал он, но посмотрев на часы, понял, что сделать это не сможет. Времени было в обрез. Сунув письмо в карман, он побежал в сторону автобуса. "Бред! Как она могла такое заявить? С чего бы это?" - недоумевал он и всю дорогу до театра не мог думать ни о чем, как о лежавшем в кармане письме.
Публикация из архива