Опубликованная статья в журнале "Философия хозяйства" 2023 выпуск 1 стр. 126
http://philh.ru/images/nomera_jurnalov/fh1_23.pdf
Кон В.А. Пророчествующая концепция союза философии и искусства апокалипсического сознания России XIX в. // Философия хозяйства. 2023. № 1. С. 126—141. DOI: 10.5281/zenodo.7734177
В.А. Кон
Пророчествующая концепция союза философии и искусства апокалипсического сознания России XIX в.
V.A. Kon
A Prophetic Concept of the Union of Philosophy and Art of the Apocalyptic Consciousness of Russia in the 19-th Century
Аннотация. Искусство России – это метод переживания-проживания. Переживать – это значит проживать. Проживать и обретать мудрость. В России эта традиция уходит глубоко корнями в тесный союз народного творчества и любомудрствования, она осмысливала это и складывала в поэтическо-метафорическую философию. После немецкого суховея через «окно Петра», согласно С. Булгакову, она преображается в русском ренессансе ХIХ века в произведениях поэтов, писателей и художников, где союз искусства и философии укрепляется и утверждается как национальная идея. Этот же союз рассматривается религиозно-философским виденьем православия в форме союза между Отцом, Сыном и Святым Духом. Статья ставит задачу раскрыть потерю этого триединства в произведениях А.П. Чехова через работу Л. Шестова «Искусство из ничего», опубликованную 100 лет спустя после ее написания, раскрывающую предупреждения философа, в какую эру мы вступаем через признание работ А.П. Чехова как достояние русской классической литературы. Решением данного вопроса станет метод А.П. Чехова, предложившего проживание жизненного пути как попытку освоения русской народной мудрости «с грехом пополам» в осмыслении русской исторической судьбы для формирования основы в создании культуры русской интеллигенции по сохранению внутреннего мира человека в приближающуюся эпоху бездуховности и либерально-европейских ценностей, и возможности приближения воплощения идеи о «мировой душе» как «светского» представления о Царстве Божьем на земле.
Ключевые слова: западничество, отщепенство, творчество из ничего, человек для человека, культура в замене религии, попытка «народности», очищение проживанием, возвращение легиона бесов.
Abstract. The art of Russia is a method of experiencing and living. To live means to live. Live and gain wisdom. In Russia, this tradition is deeply rooted in a close union of folk art and wisdom, which comprehended this and put them into a poetic-metaphorical philosophy. After the German dry wind through the «window of Peter», according to S. Bulgakov, it is revived in the Russian Renaissance of the 19-th century in the works of poets, writers and artists, where the union of art and philosophy is strengthened and affirmed as a national idea. The same union is considered by the religious and philosophical vision of Orthodoxy in the form of the Union between the Father, the Son and the Holy Spirit. The article aims to reveal the loss of this trinity in the works of A.P. Chekhov through the work of L. Shestov «Art from Nothing», published 100 years after it was written, revealing the philosopher's warnings in which era we are entering through the recognition of the works of A.P. Chekhov as a property of Russian classical literature. The solution to this issue will be the method of A.P. Chekhov, who proposed – living the life path as an attempt to master Russian folk wisdom «with sin in half» in comprehending Russian historical fate in order to form the basis for creating the culture of the Russian intelligentsia to preserve the inner world of a person in the approaching era of lack of spirituality and liberal European values and the possibility of approaching the embodiment of the idea of «world soul», as a «secular» idea of the Kingdom of God on earth.
Keywords: Westernism, apostasy, creativity from nothing, man for man, culture in the replacement of religion, an attempt at «nationality», purification by living, the return of a legion of demons.
Из пустоты в реальность.
Лев Шестов пишет работу «Творчество из ничего» о творчестве А. Чехова в 1905 г., спустя год и после ухода из жизни русского классика. Л. Шестов как современник А.П. Чехова видит и ужасается новому течению литературы, возникшей в середине XIX в., которая отказывается от традиций православного наследия. Он определяет творчество Чехова «как высасывание из пальца». Из ничего. Из пустоты.
«Один Н.К. Михайловский попробовал ближе подойти к источнику творчества Чехова и, как известно, с испугом, даже с отвращением отшатнулся от него. <…> критик мог лишний раз убедиться в фантастичности так называемой теории искусства ради искусства» [13].
Чехов, доктор, естественник, атеист, отказавшийся от Бога и Черта, выдумывает человека несуществующего – читается между строк у критика и философа Л. Шестова. Его персонажи настолько несуществующие, что становятся реальностью позднее. Мы поставим вопрос: Чехов открывает или создает эру модернизма, который станет современным постмодернизмом?
«У Чехова было свое дело <...> он был служителем чистого искусства и даже сравнивали его с беззаботно порхающей птичкой <…> Чехов был певцом безнадежности. Упорно, уныло, однообразно в течение всей своей почти 25-летней литературной деятельности Чехов только одно и делал: теми или иными способами убивал человеческие надежды» [13].
Путь апокалипсического испытания
По работам А.П. Чехова мы видим, как сегодня живет человек: без надежды и потому для себя, во имя себя и в себе. Человек, освободившийся от Бога и дьявола. Человек свободный. Человек в свободе и пустоте, в которую он проецирует свое человеческое. Именно проецирует, что можно назвать галлюцинациями ума [4], а также бессознательными потоками [8, 5-7]. Потому как, отказавшись от Бога, он отказался и от связи с Творцом и ролью Подобия — Творить. Чеховские герои и современный человек не творят, они проецируют свои грезы на окружающий мир, на людей, на дома, на дела. Они создали интернет и виртуальное пространство своих проекций. Смотрите, что говорит писатель Тригорин в пьесе А. Чехова «Чайка»: «Будем говорить о моей прекрасной, светлой жизни. <…> Едва кончил повесть, как уже почему-то должен писать другую, потом третью, после третьей четвертую. <…> И так всегда, всегда, и нет мне покоя от самого себя, и я чувствую, что съедаю собственную жизнь, что для меда, который я отдаю кому-то в пространство, я обираю пыль с лучших своих цветов, рву самые цветы и топчу их корни <…> я фальшив, и фальшив до мозга костей...» [12, 265].
А вот как идет торговля своим прошлым в пьесе А.П. Чехова «Вишневый сад»: «/ Раневская / О, мои грехи... Я всегда сорила деньгами без удержу, как сумасшедшая <…> Так глупо, так стыдно... (утирает слезы) <…> / Лопахин / Вишневый сад теперь мой! Мой! (хохочет) Боже мой, господи, вишневый сад мой! Скажите мне, что я пьян, не в своем уме <…> Приходите все посмотреть, как Ермолай Лопахин хватит топором по вишневому саду, как упадут на землю деревья! <…> Пускай все, как я желаю! <…> За все могу заплатить» [12, 197].
В данных произведениях, как и в других работах Чехова, человек так же занят собой. Его не интересует мудрость древних, а вместе с этим и философия – это анахронизм, музей, который «подавляет личность человека, порабощает его в своих устаревших правилах, человек более не хочет жить рекомендациями о вечном мире и душе, а хочет жить современностью и душевно-телестными удовольствиями». Человек, по-Чехову, выдумал для себя другое – психологию, он создал ее для себя, чтобы понять, кто он и из чего создана его душа. Он разобрал ее (душу) и понял, что это психоз «неудовлетворенного ребенка», брошенного отцом [10, 154]. И теперь он мстит Богу-Отцу за то, что тот его «вышвырнул на улицу» из своей Благости (Эдема). Он мстит ему своим презрением и ненавистью, заключив сделку с Мефистофелем и вписав последнего в единую картину мира, поставил Бога на уровень с Сатаной. («Я часть той силы» Гете [3, 102]). Человек мстит ему тем, что ставит себя и свои желания наравне с Богом и требует от него равенства: «Если я твое творение я имею право» (Родион Раскольников у Ф. Достоевского). Человек уничтожает Бога, утверждая свое превосходство по эдиповому характеру, замещая Отца-Творца своей силой и волей, новизной и мечтательностью, волей к победе, а не терпимости [7, 536]. Л. Шестов предупреждает об этом: «Об этом до сих пор мало говорили — и по причинам вполне понятным: ведь то, что делал Чехов, на обыкновенном языке называется преступлением и подлежит суровейшей каре. Но как казнить талантливого человека?» [13].
XIX век – это эйфория – «я схлопнувшегося со сверх я» по З. Фрейду [10, 200-202]. «Как Боги» — подмена, по Н. Бердяеву [1, 363]. Кто сегодня управляет человеком в ХХ-ХХI веке? Человек убежден, что он сам, что все в его руках. Он может все, главное, чтобы не мешали: никакие сказки о Боге, о пришельцах, о духах и феях – прочь. Его тело и его душа, его сознание – это его собственность. Он ими владеет, распоряжается, управляет. Он властелин своей судьбы и управляет своей жизнью. Его жизнь – это проекции. Проекции его грез. Галлюцинации. Он материализует их. Он увеличивает их или уменьшает в зависимости от их связи с прошлым или будущим. Он управляет временем и пространством. Он создал сингулярность по своему образу и подобию, себя в проекции искусственного интеллекта. Он превращает ее в физическую реальность. Он гордится своими деяниями. Его иллюзии — это мир свободных интерпретаций. Это новая и отображающая философия релятивизма, позитивизма и другого галлюциногена. Он упивается им. В этой мнимой свободе проекции галлюцинации – «наркотическое вещество», позволяющее поддерживать в себе ощущение жизни. Человек живет этими галлюцинациями. Он ими питается и питает их собой. Он больше никогда не вернется к Богу, черту или еще к кому-нибудь. Он нашел и создал свою автономию, свой элемент. Место его силы и божественности, уточняем — и счастья. Л. Шестов делает громкое заявление: «Молодое поколение захотело жить и говорить по-своему и, в конце концов, старого учителя подвергли остракизму. В литературе существует тот же обычай, что и у жителей Огненной Земли: молодые, подрастая, убивают и съедают стариков» [13]. И сегодня – человек для человека, для себя, во имя себя.
Но вот силы исчерпаны, грезы бледнеют, галлюцинации иссыхают, человек с его создаваемым миром грез истощается. Ведь его основной источник – он сам. И этот источник иссякает. Это новая форма отчаяния. Это отчаяние толкает его к феномену «Другой» у Ж. Делеза [14], чтобы взять у него силы, грезы, галлюцинации. А. Чехов из ХIХ века пишет: «…вы все о философии или деньгах, а мне нужна любовь» [12, 122]. Человек и сегодня нуждается в любви, как в некой силе, которая, теперь, дает ему галлюцинации. Галлюцинации – наркотик. У него где-то в генах еще витает библейский образ, что любовь всемогущая дает счастье, и он нуждается в любви. Но он, отказавшийся и порвавший связи с прошлым и его наследием, не может пасть на колени среди площади и просить ее через покаяние, отказавшись от своего высокомерного эгоизма, – говорит Соня Мармеладова Раскольникову в «Преступлении и наказании» Ф. Достоевского [6, 1012]. И Раскольников просит, как это делают герои Чехова – выпрашивают, выклянчивают, в форме торгашества: «сколько… сколько можете дать взамен тому, что и есть у меня». Дайте, вы мне должны, вы обязаны — формы манипуляции торговлей своих желаний души. Душа современного человека торгуется в «Вишневом саде» А. Чехова: за любовь, за жизнь, за признание, за симпатию, за силу, за поддержание, за уважение и еще за тысячи «за что». Человеку нужен наркотик, на который он променял Божественную благодать, и он готов за него платить и душой, и телом, и жизнью.
«Вишневый сад» Чехова – это жизнь. Жизнь продается. Она выставленная на продажу. Л. Шестов обнажает все скрытое в Чехове: «Возьмите (произведения) Чехова – каждый порознь <…> Искусство, наука, любовь, вдохновение, идеалы, будущее <…> – стоит Чехову к ним прикоснуться, и они мгновенно блекнут, вянут и умирают. И сам Чехов на наших глазах блекнул, вянул и умирал – не умирало в нем только его удивительное искусство одним прикосновением, даже дыханием, взглядом убивать все, чем живут и гордятся люди. <…> В руках Чехова все умирало» [13]. С мертвым легко расстаться. Мертвое легко продается. Тело, как «смертное», продается. Совесть, как «уходящий анахронизм» продается. Мечты продаются. Творчество продается. Взамен. Обмен. Потому как человек хочет жить. В нем все равно теплится крупица жизни, но он ее приписывает себе и своей воле. Он не может уже по-другому, это его единственная реальность. Он может и должен ею распоряжаться. И он ею распоряжается по своему образу и подобию. Вот образ, заложенный А. Чеховым в начале рождения модернизма середины XIX века, и то, чем живет современный постмодернистский человек. Поэтому мы видим в пьесах Чехова интерпретации о современном человеке и его отношения к себе.
Высказывание героев А.П. Чехова в произведениях – это монологи. Они обращены через других к себе лучшему или придуманному, худшему или преодолеваемому. Коммуникация с другим – это глухота. Другого нет. Другой, как друг, здесь отсутствует. Друзей у персонажей Чехова нет. Есть только Я и «Яковый» космос. Космос для себя, жизнь для себя. Но оказывается, что космос – пустота. И жизнь становится пустотой. Этот образ Чехов выковал в начале эры модернизма XIX века как перспективу – к чему придет человек в постмодернистском измерении. Человек окажется в пустоте, от «прошлого освобожденный человек». В пустом космосе человеческих мировоззрений. Освободившись Бога, дьявола, традиций, наследий, ориентиров, он оказался в пустоте и в этой пустоте живет. Он не созидает, в нем нет образа Творца, от него он тоже свободен. Он отказался от Священного Писания, где ему указанно жить с древом жизни. Он высушил древо познания аналитически-критическим мышлением и сам превратился в мумию. Он «наставил рога» черту, и черт сбежал от него. Человек в пустоте – на мертвом дереве познания, умерщвленный своей пустотой, грезит о новой жизни, новых соках, новых действиях. Сухой и мертвый человек – о грезах возрождения (Это «Вишневый сад» А. Чехова). Что возродит человек из «суховея мертвых теорий»? Тело? Душу? Вечность? Бога? Черта? Христа как сына Человека и Бога, несущего первичного Адама? Какая живая сила еще теплится или способна деревянное сухое изваяние превратить снова в человека? Буратино нес в себе любовь из рук папы Карло. Есть ли память у современного пустого мертвого постмодернистского человека для возрождения?
Есть… есть память в изображенном и сохраненном образе, и он может воскресить форму по Н. Федорову: «Федоров против самопознания в пользу принципа единства, братства, с другой – отвергает внутреннее духовное знание в пользу позитивистского и материалистического познания мира» [11]. У человека есть слепок, по которому он может создать подобие, у него есть сила творящая – его бессмертная душа. Человек может воскреснуть как Лазарь, но для этого нужен Иисус, Сын Божий, обладающий милосердием и силой Отца, воскрешающей через его любовь. Человек может и должен воскреснуть. В этом замысел Бога. Апокалипсичность образа Лазаря в Православии и его новая жизнь – это неизбежность любви Отца к Сыну, Сына к человеку, человека к окружающему ему мира и всего мира к Богу. Завершающий и единый образ Эдема на всей планете Земля.
О А. Чехове – создателе нашей современности – Л. Шестов завершает так: «В этом отношении чеховская интеллигенция ничем не отличается от неграмотных мужиков и полуграмотных мещан <…> Нужно портить, грызть, уничтожать, разрушать. Спокойно обдумывать, предугадывать будущее — нельзя! Нужно колотиться, без конца колотиться головой о стену. К чему это приведет? И приведет ли к чему-нибудь? Конец это или начало? Можно видеть в этом залог нового, нечеловеческого творчества, творчества из ничего? “Не знаю”, ответил старый профессор рыдающей Кате. Не знаю, – отвечал Чехов всем рыдающим и замученным людям. Этими – и только этими словами можно закончить статью о Чехове. “Résigne-toi, mon cœur, dors ton sommeil de brute” (“Смирись, сердце мое, засыпай своим грубым сном”)» [13]. (впервые опубликовано 7 марта 2018 г. – спустя 100 лет после ее создания!).
Отсюда возникает вопрос: почему же Чехов так популярен и сегодня? Писатель, убивающий все живое, писатель – убийца человеческого? Звучит печальный ответ его персонажей, которые продолжают жить в наше время: Чехов выразил нашу эпоху, нас, современников, он создал нас – ему верящих и принимающих его. Мы – его творения. И мы его любим как создателя, слепо и наивно. Со всей русской любовью ко всему мертвенно-западному (Чехов был западником, в его лице мы любим Запад своей странной жертвенной любовью с тайной надеждой, что оживим его «по-матерински»), садистическому, хирургическому. «Убей меня нежно» – тайно произносим мы, смотря ученому «доктору» в лицо. Мы ждем этого убийства. Мы ждем этой смерти. Эта наша Голгофа. Только через нее возможно «смертью смерть поправ». Только там надежда и воскрешение. Антон Павлович Чехов, вы как представитель всего западного, убейте в нас последнюю надежду «грешного, тлетворного человека», чтобы она воскресла в божественном свете. Мы будем вас благодарить – как мерзавца, который спас наши души, решившись на эту гнусную работу некроманта.
Мы глубоко сочувствуем этим персонажам прошлого и современного. Философская мысль Льва Шестова видит в творчестве А.П. Чехова кошмар надвигающейся эпохи, а искусство проживания этого «кошмара», как мы видим, высвобождает в нас этот кошмар. Но попробуем убрать осмысление Шестовым Чехова и получим незрячее проживание искусства… в никуда, а если уберем проживание искусства Чехова без философии, философии нечего будет осмысливать, предупреждать и спасать мир искусства. Они взаимосвязаны. Их диалог обоюдно спасительный. В России он обретает пророческий характер. Статью Л. Шестова об А. Чехове не издавали 100 лет, и мы были лишены этого осмысления, и слепо жили, предчувствуя освобождение. Слепота позволяет проходить через сложнейшие испытания, именно это заповедовал Бог, запретив касаться «древа познания». Статья Л. Шестова возникла в нужно время. Если бы она появилась раньше мы бы не прошли и не прожили этот путь, не выработали иммунитет и глубоко внутреннее понимание, мы бы остались отстранёнными созерцателями «увлекательного» текста. А теперь мы способны видеть. Но кто не издавал Л. Шестова об А.Чехове? Кто позволил 100 дет А. Чехову ввергать нас в уныние и эгоизм, себялюбие и безбожие? Видимо тот, кто предвидел необходимость апокалипсического испытания сознанию.
Итак, подводим итог философскому открытию Льва Шестова, опубликованному в 2018 г., которое он высказал 100 лет назад, об искусстве из ничего, из пустоты начало – о пустых событиях, людях пустоты, пустых результатах. Нет решения у А. Чехова, нет и у Л. Шестова. Чехов уныло затихает, Шестов яростно кричит. Можем ли мы увидеть в одном христианское смирение атеиста, а в другом яростную битву язычника за Христа? Не можем – в апокалипсическом сознании все переворачивается и подменяется. Черное на белое и наоборот, стирается граница философии и искусства, сливаясь воедино в однородную массу. Философ становится художником, художник философом. Человек… с кем сливается человек? С «Вишневым садом» Чехова и с текстами Л. Шестова? Человек уходит в иной мир, мир искусства и философии. Так Чехов создал образ человека – русского интеллигента, культурного, образованного и без Бога, предсказав безнадежность и нашего времени.
Каждая эпоха наполняла Чехова и его героев своими интерпретациями и полюбила Чехова и его героев за эту возможность. Каждый живущий наполняет эту пустую чеховскую форму, как хочет, и тешит свое самолюбие, что он творец. Самолюбие остается и развивается, как самая крепкая основа для человеческого. Этим мы сегодня едины с Чеховым, а не с Богом. С собой. Единственная вечность, которая утешает и дает силы нам. Мы сами с собой. Желание «быть самим собой». Мы личности. Мы как Боги. Мы смотрим в себя и на себя и не видим перед собой человека и в нем Христа. Мы заняты собой и живем для себя, как чеховские герои: Чехов через своих героев выжимал из себя раба (это цитата), можно добавить — раба Божьего. Внутренний человек Чехова остался без Бога.
Внутренний мир человека без православной иконы обречен за захват его легионом бесов: «Изгнал беса, и вычистил человек свое нутро и стало в нем светло, вернулся Бес и позвал других и захватили они внутренний мир человека» (Мат.12:44). Вот образ современного человека и то, с чем это все началось у А. П. Чехова.
Тайна русского тела, подключенного к искусственному питанию «слепого рационализма»
Согласно Л. Шестову, внутри Чехова нет ничего, там пустота. Именно эту пустоту – поколения за поколениями наполняют сами читатели его произведений, и Чехов становится бессмертным. Он – форма, содержание – это мы сами. Когда мы любим Чехова, мы любим себя в нем, свои отражения, проекции, мечты и надежды. Это нарциссизм и себялюбие, которое доктор Чехов предложил нам как лекарство от отчаяния и смерти, когда мы отказались от Христа. И потому у Л. Шестова Чехов – из ничего. И тут можно, по-философски, сказать – из вероятного: из того, что нет, но может быть. Он своими проявлениями предотвращает, как доктор – он понимает, что любую болезнь (человеческий порок) лучше предотвратить, чем лечить. Его метод – это профилактика заболеваний. Это прививка против заболевания, антивирус.
Он проявил и предупредил возникновение человеческой пустоты, возникающей у русской, образованной, культурной интеллигенции, отказавшейся от Бога и русской народности, традиций. Концентрация на себе и своих проблемах, желаниях, мечтах, приводит к изоляции, эгоцентризму, неспособности любить кого-то, кроме себя, и как результат – потребительство и духовное обнищание. Отщепенство станет главной проблемой русской интеллигенции, как пишет Бердяев, которая не примкнула ни к государственности, ни к народу. Она осталась «сама по себе», между мирами, создав свой «вишневый сад», который, как призрак, превратил их в тени своих предков. Тени, как призраки, свободные и бесплодные, никому не нужные. Ни дядя Ваня, ни Иванов, ни Тригорин, ни Заречная не нужны никому, кроме их самих. Трагедия чеховских героев в их призрачности, ненужности и бесполезности. Чехов «выдавил из себя раба Божьего». Освободился и увидел, что, без этого рабства, без этого союза с Богом он, как и его герои, пустышка. Ничто. Чехов выразил через себя целое поколение русской интеллигенции. Он создал иллюзию свободы и любви в этой свободе, которая, имея прекрасный вид призрака., попыталась воспроизвести на земле рай, но подмена, которой пользуется АнтиБог, по Бердяеву, заключается в том, чтобы убедить человека в отсутствии Бога, в самостоятельности человека и могущественных («как боги») интенциях, чтобы потом осмеять его, показав всю его хилость. Так случилось и с Чеховым: смех сквозь слезы – это очень по-русски. Русская «соль земли»: «Если соль потеряет силу…» (Мф. 5:13). И Чехов предупредил следующие поколения об этом «удачном засолении» антибожия, но поколения увидели красоту его персонажей, трогательность, нежность, и очень полюбили это «антибожие» и свободу. АнтиБог умело соблазняет умы – именно образованные, как пишет Ф. Достоевский. Убежденные в «правильности» Чехова, потомки стали подрожать его героям. Целое поколение 1960-х выросло как псевдоинтеллигенция СССР, которая с новой силой заявила о своей антигосударственности и антинародности, о своей исключительности и привилегированности.
Русская интеллигенция, оказавшись между мирами, лишенная источника духовных жизненных сил истории и наследия, и, в связи с этим, и источника физического существования, оказалась в безжизненным пространстве, подобно «живому трупу» Л. Толстого [9, 27]. Особенность искусственной формы жизни, как особого культурного феномена русской интеллигенции проявилась не только в высушивании «Вишневого сада» Чехова (где высушенность средствами «слепого рационализма» выступает как подражание западным теоретическим разработкам), но и в лице важного контекста эпохи индустриализации, социализации и предельного материализма. На фоне этой нечеловеческой механистичности эпох «мертвая (высушенная) культура» русской интеллигенции воспринималась как возвышенное и одушевленное. И связанно это с тем, что «живой труп» русской интеллигенции был не уничтожен, а подключен к искусственному питанию государственности благодаря Ленину и Сталину, которых направляли русские философы Н. Бердяев, В. Розанов, П. Флоренский (самоотверженным героизмом риска собственной жизни). Отсюда можно говорить о «не смерти культуры», а о продлении ее в искусственной форме (согласно медицинскому термину – седация («sédatif» от лат. «sedatio» «успокоение», искусственная кома), по Ибн Сине, позволяет переносить боль и ужас жизни без осложнений и в допустимой форме болевого порога. Проводя умозрительную параллель с христианством, русская интеллигенция в ожидании Второго Пришествия, создало свое монашество (отчуждение) – физическую кому: воздержание от материальных благ. Так можно сказать, что русская интеллигенция воплотило духовное наследие в истории и сохранилось благодаря методу отстранения от «мирского» – монашество в миру.
Надсознательное у Чехова
Чехов его выразил. Оно – выражение эпохи русского ренессанса, поставившего вместо Бога идею «искусства ради искусства». Русский ренессанс в лице русской интеллигенции пробовал договориться с ортодоксальным православием – не договорились. Идеи русского интеллигенции – Я-Бог, согласно С. Булгакову – Христы, ставившие себя в сотворчество с Богом, в равенство с Богом, через предназначение «Я – Творение Бога» и «Я – выражаю Бога»: «Видевшие меня видели Отца» (Ин.14:9), не могли соединиться с православием, утверждавшим «грешного человека» и его наследие, идею искупления через страдания. Русская интеллигенция видела в человеке Творение, а не грех, она видела воплощение Бога в себе и возможность изменения грешного человека через искусство как творческое начало и развитие в человеке. Она видела возможность создания Царства Божьего на земле, пусть не полного, но частичного, или его модель. Она верила в это. Это была ее вера. Вера, заменившая религиозность. Вера в искусство, в творчество, в Божью искру в человеке. Это давало силы и смысл земного существования. Так расцвел русский модерн, который не мог не прийти к созданию творческого произведения по созданию СССР. Без Бога, заменившего Бога идеей о величии силы человеческого духа, о его бессмертия в своих трудах и именах, в его созидании будущего. Новые святые – герои труда – возникли из героев «мира искусства» XIX века. Советская интеллигенция – из русской интеллигенции «мира искусства». Поэзия воспевания человека из лирики душевных героев Чехова. Они воплотились. Чехов их предсказал и сделал. Чехова сделал дух времени — надсознательное, сгустившееся и сформированное от Чаадаева до Герцена. Воплощенное западничество на русской почве. Дух пришедших от Бэкона, Декарта и французских романтиков. Дух, воскресший из сломленного Рима с греческой античностью, от космического Египта. Дух, противоборствующий Божественности. Сеющий сознательное «как Боги», разрывающий связь между человеком и Богом, ставящий на разорванное место человека как меру и вершину мироздания.
Сегодня этот дух в новой схватке за человека и его выбор. Статью Л. Шестова не публиковали 100 лет. Статью о губительном Чехове и его последователях. Статью об отравляющем суховее немецкого рационализма, не услышанном от С. Булгакова в «Свете невечернем» [2, 10]. Статью, которая мог бы остановить тяжелейшее испытание для русского народа. Но пророков нет в своем отечестве, и «голос их, вопиющий в пустыне» (Ис. 40:3).
Сегодня Россия меняет мировой порядок, русский народ осмысливает свое прошлое и принимает решение. Каждый русский человек делает движение туда, откуда апокалипсическое сознание либо завершает историю, согласно С. Булгакову, либо преображается, согласно Новому Завету (Мф.17:1-8).
Литература
1. Бердяев Н. Философия неравенства. М.: Институт русской цивилизации, 2018.
2. Булгаков С. Свет невечерний. Созерцания и умозрения. М.: Азбука, 2017.
3. Гете Г. Фауст. М.: АСТ, 2020.
4. Гиренок Ф.И. Галлюцинация как сущность человека: URL: https://www.econ.msu.ru/departments/lfh/fhjournal/archive/cd1145/ (дата обращения: 10.11.2022).
5. Гиренок Ф.И. Пат-ология русского ума. Картография дословности. М.: Аграф, 1998.
6. Достоевский Ф. Подросток. М: Современник, 1985.
7. Ницше Ф. Так говорил Заратустра. М: Азбука, 2022.
8. Руднев В. Новая модель бессознательного. М: Гнозис, 2012.
9. Толстой Л. Живой труп. М: Художественная литература, 1982.
10. Фрейд З. Человек по имени Моисей. М: Эксмо, 2015.
11. Чернокоз М. Идея всеобщего воскрешения в философии Н.Ф. Федорова: URL: https://cyberleninka.ru/article/n/ideya-vseobschego-voskresheniya-v-filosofii-n-f-fyodorova/viewer (дата обращения: 18.11.2022).
12. Чехов А. Пьесы. М.: Азбука, 2006.
13. Шестов Л. Творчество из ничего (А.П. Чехов): URL: https://www.vehi.net/shestov/chehov.html (дата обращения: 12.10.2022).
14. Шурупова М. Понимание концепта «Другой» в философии сингулярности Ж. Делеза: URL: https://cyberleninka.ru/article/n/ponimanie-kontsepta-drugoy-v-filosofii-singulyarnosti-zh-delyoza/viewer (дата обращения 20.11.2022).
References
1. Berdyaev N. Filosofiya neravenstva. M.: Institut russkoy tsivilizatsii, 2018.
2. Bulgakov S. Svet nevecherniy. Sozertsaniya i umozreniya. M.: Azbuka, 2017.
3. Gete G. Faust. M.: AST, 2020.
4. Girenok F.I. Gallyutsinatsiya kak sushchnost' cheloveka: URL: https://www.econ.msu.ru/departments/lfh/fhjournal/archive/cd1145/ (data obrashcheniya: 10.11.2022).
5. Girenok F.I. Pat-ologiya russkogo uma. Kartografiya doslovnosti. M.: Agraf, 1998.
6. Dostoevskiy F. Podrostok. M: Sovremennik, 1985.
7. Nitsshe F. Tak govoril Zaratustra. M: Azbuka, 2022.
8. Rudnev V. Novaya model' bessoznatel'nogo. M: Gnozis, 2012.
9. Tolstoy L. Zhivoy trup. M: KHudozhestvennaya literatura, 1982.
10. Freyd Z. Chelovek po imeni Moisey. M: Eksmo, 2015.
11. CHernokoz M. Ideya vseobshchego voskresheniya v filosofii N.F. Fedorova: URL: https://cyberleninka.ru/article/n/ideya-vseobschego-voskresheniya-v-filosofii-n-f-fyodorova/viewer (data obrashcheniya: 18.11.2022).
12. CHekhov A. P'esy. M.: Azbuka, 2006.
13. SHestov L. Tvorchestvo iz nichego (A.P. CHekhov): URL: https://www.vehi.net/shestov/chehov.html (data obrashcheniya: 12.10.2022).
14. SHurupova M. Ponimanie kontsepta «Drugoy» v filosofii singulyarnosti ZH. Deleza: URL: https://cyberleninka.ru/article/n/ponimanie-kontsepta-drugoy-v-filosofii-singulyarnosti-zh-delyoza/viewer (data obrashcheniya 20.11.2022).