Первое ее воспоминание из того страшного периода — муж мог говорить только два слова: «*ля» и «во». Врач сказал, что это часто бывает при инсульте: остаются только матерные слова, одно, два, реже — три. Крепко держится в мозге автоматизированная речь, не то что сложные словесные обороты. Так уж устроен человек…
Она не позволила глубокому, утробному какому-то ужасу, что начал уже подниматься и затапливать ее разум, взять верх. Поговорив с врачом, не позволила себе разреветься. У них двое детей. У мужа — свой бизнес. Все нужно будет как-то удержать на плаву. Не позволить этому инсульту, который разбил нестарого — всего-то сорок пять лет! — мужчину, разрушить все, что есть.
С работы она не уволилась. Наверное, могла бы. Наверное, надо бы. Но она любила свою работу.
Когда ты ветеринар, все плохое как-то забывается, пока работаешь с животными. Будто они забирают на себя плохие мысли. Еще было у нее что-то вроде хобби: специализация на врановых. На лечении птиц много не заработаешь, но она любила и эту часть своей работы. Птиц любила. Возле дома жила стая ворон, прикормленная ею собачьим кормом-камушками — птицы узнавали ее, одна даже садилась ей на плечо, когда хозяйка выходила гулять с собакой, и деловито поклевывала-поправляла своей благодетельнице воротник пальто.
Бизнес мужа она удержала. Быстро разобралась в основных процессах, что-то спросила у свекрови — та была в курсе дел сына, наошибалась поначалу, конечно. Но ничего, выплыла. Даже в минус не ушла. Муж держал интернет-магазин подарков с доставкой. Ей везло. За полтора месяца не получила ни одного негативного отзыва. Все были довольны букетами из колбасы, наборами сладостей из девяностых и всякой прочей всячиной, которую она ловко научилась собирать, упаковывать и отправлять с курьером.
Младшая дочь ходила в садик. С ней тоже было много забот: возить на английский и в музыкальную школу, дома почитать или поиграть, чтоб ребенок не чувствовал себя заброшенным. Старший сын-школьник справлялся сам. Иногда только приходил, молча утыкался ей в плечо, а она гладила его по вихрастой голове: «Поговорим?» И он говорил: как страшно, если папа умрет. Как страшно, если папа будет жить, но никогда не заговорит. Как страшно, что все будет не так, как было раньше. Она слушала. Иногда говорила какие-то слова, которые казались ей правильными.
Свекровь пропала: не звонила, не заходила. Звонить маме мужа и узнавать, что случилось, было некогда. Да она и догадывалась, что та обиделась: все вечера проводила с сыном в больнице, носила лоточки с едой. А дорогая-любимая жена больного придет раз в неделю в отделение, поговорит с врачом, сунет медсестрам по конверту, забежит к мужу на десять минут — и нет ее. Дела, видите ли.
Мужа потом перевели в отделение реабилитации. Начались занятия с логопедом и с физическим терапевтом. И дело пошло: кроме «*ля» и «во», он однажды смог пропеть две строчки из популярной песни. Потом потихоньку начал говорить — с трудом, с паузами и ошибками, но это был, если верить логопеду, огромный прогресс. Жена процессу восстановления не мешала. Но выяснила, что за логопед ведет с мужем занятия, и договорилась с ней о продолжении реабилитации на дому.
А потом мужа, наконец, выписали. Жена привезла его домой, он зашел, огляделся, а потом сказал коротко: «Убирайся.»
Она вначале не поняла. Убираться? Но дома же порядок!
Он повторил: «Уходи. Ты меня предала.» И объяснил, как мог, в чем заключается предательство: она бросила его в больнице. Не приходила. Не носила лоточки с едой, как это делала его мама. Мама, кстати, с ним согласна. И тоже считает, что инсульт у сына стал проверкой этого брака. Она, жена, проверку не прошла.
Она ничего не стала говорить, доказывать, объяснять. На нее навалилась ужасная усталость: за эти полтора месяца невыносимый ритм жизни высосал из нее все силы. И слова больного мужа стали последней каплей. Это не она предатель, а он, подумала она. Но вслух не сказала.
Просто забрала детей, собаку и ушла. Сначала к своей маме. Потом взяла квартиру в ипотеку.
Через два года она вспоминала обо всем этом, как о чем-то далеком. Муж, разумеется, делал попытки вернуться. Даже свекровь звонила и бормотала что-то, похожее на извинения. Тщетно.
Ей было хорошо с детьми. Она открыла свой ветеринарный кабинет, денег хватало.
Муж вроде бы восстановился, но через год у него случился повторный инсульт. Она простила его и даже сочувствовала. Но обратно ее не тянуло. Потому что это были худшие полтора месяца в ее жизни, когда она отчаянно старалась удержать их семейную жизнь на плаву.
А оказалось, что тогда всего-то надо было носить в больницу лоточки с паровыми котлетками, наблюдая, как все прочее в их жизни катится в никуда.
