Мужчина, сидевший в кресле напротив меня, был молод. Глаза визитёра ничего не выражали – свет от потолочной лампы холодными бликами переливался в чёрных зрачках. Вероятно, он нравился девушкам: красавец с европейской внешностью и правильными чертами лица несколько похожий на звезду из французских мелодрам. Парень смотрелся лихо. Он нарочито вальяжно устроился в моём глубоком кресле, а голову держал ровно и гордо, словно на коронации. В его маленькой правой руке револьвер выглядел огромным, и мне казалось, что выстрел раздастся в любое мгновение. У меня не было шансов. Страх сковал тело, и я не шевелился, глядя на чёрный матовый ствол.
Незваный гость появился внезапно, будто Мойдодыр. Я опять забыл закрыть дверь, и этот естественный порок сыграл со мной злую шутку.
Он вошёл, не особо заботясь о тишине, печатая каждый шаг как фельдфебель. От сквозняка открылась форточка, и мою шею обдало неприятной прохладой. Радоваться было нечему – я знал, что это рано или поздно должно было произойти. Молодой человек захлопнул дверь и закрыл задвижку. Ему не нужны были свидетели. Визитёр пришёл за мной.
– Сядь и умолкни, – спокойно сказал он и сильно толкнул меня в грудь. Я отклонился назад и, едва не упав, всё же благополучно прикорнул на диван. Мыслей в голове не было, они и до этого редко посещали меня. Просто было обидно, что я не закрыл дверь. Я проклинал себя за эту промашку.
– Знаешь, кто я? – спросил он, опускаясь в кресло и положа ногу на ногу.
Мне было безразлично кто он, хоть папа римский – дрожь проползла по спине, будто скользкий удав. Я смотрел на гостя, не мигая и не двигаясь, боясь спровоцировать собственное убийство.
Я не тот человек, с которого можно писать иконы – слишком много за мной накопилось грехов. Зло, которое я творил, было бесконечным и беспощадным. Я люблю деньги и выражение «цель оправдывает средства» полностью характеризует меня. Мне было всё равно, когда я забирал чужие жизни и пополнял свои банковские счета по всему земному шару. Я люблю хорошо отдохнуть в фешенебельном отеле и набить живот морепродуктами, запивая хорошим португальским вином. Я люблю женщин, красивых и похотливых, падких на зелёные шуршики с американскими президентами. Я люблю дорогие автомобили, на которых так приятно покататься на дальних дивных островах.
Мне позволено всё. Я ни в чём не нуждаюсь. Мне претит любовь, верность, надежда, справедливость – меня тошнит от этих понятий. Я всегда беру то, что хочу. Я не вижу преград для исполнения любого моего желания. Когда мне говорят, что я аморально себя веду, я плюю в лицо этим смешным людям, полагающим, что есть что-то ценнее, чем деньги, наслаждение и власть, ибо я знаю, что каждый, кто мог бы находиться в моей шкуре, поступал бы так же, а может быть страшнее и подлее.
Добро – слово, которого я не понимаю. Оно не ощущается руками, головой и желудком. Добро – это фантом, назойливая мечта, вымысел. Я ничем не лучше животного и не хуже его. У меня есть принципы, но они первобытны, а потому живучи. И пусть моё существование никчёмно, но меня это устраивает. Я живу, как хочу и как могу, потому, что я не верю ни одному из вас. Вы прикрываетесь добродетелью, когда уничтожаете миллионы подобных себе. Вы проповедуете святость, чтобы согрешить. Вы на каждом углу кричите в голос о справедливости, а сами идёте по головам и трупам. Вы говорите о чувствах, а сами предаёте без сожаления, игнорируя бесчестие и позор.
А теперь меня давит страх. Я беззащитен и безоружен – у меня вырвали клыки. Куда делась моя смелость, отвага и безудержный нахрап, коим я разрушал камень устоев, когда груда золотых монет пробивала хрусталь детских грёз и падала в бездонный мешок алчности и бесстыдства?
А мне так хочется жить и не смотреть на мёртвый срез стального дула. Леденящий ужас сковывает меня и превращает в пигмея, которого можно раздавить как клопа старым порванным башмаком. В этот краткий миг я готов поверить в чудо, что я выживу. Я готов притворяться, лебезить, лгать и раскаиваться, обещать манну небесную и вечное повиновение богу, тому богу, в которого я никогда не верил и над которым насмехался всуе.
А теперь небеса смеются надо мной и низвергают меня к Люциферу. Но я не его апостол, я его исчадие, я тот, кого проклинают на земле и в преисподней, кому поют осанну пьяные черти.
Что скажешь мне напоследок ты, человек, наставивший на меня оружие, заставивший меня бояться и трепетать?..
А может быть худосочный парень пришёл не за мной? Может быть, он ошибся? Может быть, прямо сейчас всё разрешится, и я буду опять свободен в мыслях и поступках? Я смогу вершить дела и повергать врагов, но только осторожнее, мягче, спокойнее, чтобы никто не увидел и никогда не догадался. Я буду прятаться при первой опасности, юлить и вертеться, а потом стремительно наносить смертоносные удары, чтобы разрешить все поставленные задачи, облачённые корыстью, в свою пользу. Ведь всего-то и надо: немного сторговаться с совестью – она хоть стыдлива, но податлива при хороших посулах. Она повернётся спиной и как побитая собачонка убежит, поджав хвост, в тёмную подворотню, откуда уже не будет выхода.
– Делай своё дело, – сказал я, вытирая ладони о сиденье и стараясь не смотреть гостю в глаза.
Незнакомец откинул барабан и пару раз крутнул его - металлический лязг дробью рассыпался в пространстве комнаты:
– Всего один патрон, – улыбнулся он, – но тебе хватит.
– Конечно, хватит, – сказал я, переставая узнавать свой тембр. Мой голос дрожал и звучал фальшиво. – Неплохо бы кофейку, если позволишь. В горле пересохло. Прохладно что-то с утра.
Оценивающий взгляд незваного собеседника был направлен словно сквозь меня, но я выдержал.
– Трудно отказать в последней просьбе, - он ухмыльнулся и утвердительно мотнул головой.
Я всегда удивляюсь людям, которые, держа в руках оружие наизготовку, позволяют вольности. Его кивка было достаточно, чтобы я выстрелил первым. Не надо забывать – у таких индивидуумов как я в доме стреляет даже утюг. Тело незнакомца мешком сползло на пол. Казалось, что кто-то с усилием дёрнул его за ноги. Револьвер скользнул из дрогнувшей руки, ударился о паркет, звякнул и застыл. Лоб визави украсило большое багровое пятно – струйка дымящейся крови брызнула и окрасила в алый цвет его белоснежный накрахмаленный воротник.
Со мной нельзя разглагольствовать, проводить беседы, укорять и призывать к вселенскому благу. Таких как я бить надо без предупреждений, нравоучений и воздыханий. Возмездие минуло меня и я опять готов кровавым мытарем бродить по свету и собирать богатый урожай, который уже на адских полях взращивает для меня Порок. Страх покинул меня. Я снова полон сил и готов к подвигам.
Я не стал ставить на предохранитель свой испытанный глок и небрежно сунул его в карман. Я небрежно перешагнул через покойника, снял с вешалки в коридоре плащ и вышел на лестничную клетку. На всех этажах царила тишина. Тенёта чёрным саваном свисала с высоких грязных сводов. Застойный запах сырости проникал в мои лёгкие, но мне это нравилось.
Я спустился на улицу. Солнце и небо быстро затягивались огромными пепельными облаками. Рванул тяжёлый ледяной ливень. Ветер разметал листья и мусор, швыряя их на дома, заборы и одиноких прохожих. Я уже сюда не вернусь. Мне надо шествовать дальше.