Папа тоже не верил:
- Да ну, какой ещё офицер!
На единственной юношеской фотографии Пётр в шинельке с чужого плеча смотрелся маленьким солдатиком, жалким цыплёнком. Впрочем, при внимательном рассмотрении шинелька оказалась офицерским пальто образца 1855 года: двубортным, с отложным воротником, горизонтально прорезанными карманами, двумя рядами пуговиц и застёжкой на правую сторону.
Полевая сумка, оружие и бинокль относились к снаряжению офицера, и кокарда на фуражке напоминала офицерскую - овальную, с зубчиками, широкой серебряной полосой и чёрным овалом.
Российская армейская мода была многообразна и изменчива. Вот доказательство: подробный справочник “Историческое описание одежды и вооружения российских войск” 1899-1901 гг. состоял из 19 томов. Всю эту кучу предписаний было нереально учесть, и правила порой нарушались. Офицер, например, мог пойти в бой в солдатской шинели, чтобы не бросаться в глаза. Поэтому мы упорно продолжали отрицать очевидное и считать, что одежда Петра - маскарад.
Но для верности всё же показали фото на форуме по униформистике. И что вы думаете? Специалисты единогласно признали в Петре офицера и датировали снимок самое раннее 1914 годом: именно тогда у офицеров появились защитные погоны, клапаны у ворота и обшитые защитной тканью пуговицы.
Ну что ж, офицер так офицер. Мы забрались в базу историка С.В.Волкова “Участники Белого движения”, и там действительно нашёлся Петр Лампетов:
“Родился 12 июня 1885 г. в Саратовской губ.
Из крестьян.
Реальное училище.
Саратовская школа прапорщиков 1916 г.
Прапорщик. В белых войсках Восточного фронта. На 1 августа 1918 г. в Офицерской кадровой роте (Челябинск). 12-21 августа 1918 г. в 3-м Башкирском полку.
Холост. Мать 1858 г. Брат 1892 г.”
Вскоре из ГАСО (Екатеринбург) мы получили дело по ходатайству Петра о восстановлении в правах. Сведения подтвердились, и добавились новые:
- Пётр родился в селе Большие Копёны.
- Примерно с 1898 г. жил в Щучьем.
- До 1914 года занимался хлебопашеством и мелкой торговлей хлебом и зерном.
- С 1914 по 1916 служил рядовым 109 запасного полка.
Мы разобрались, как Пётр стал офицером.
Офицерский чин обычно получали выпускники военных училищ. В начале Первой мировой ситуация изменилась: больше двадцати тысяч офицеров было убито, и пришлось срочно открыть школы прапорщиков, чтобы готовить младших командиров за 3-4 месяца. Потери росли, и в 1916 году школ стало уже 36.
Саратовская школа возникла в конце 1915 года. Юнкерам преподавали тактику, стрелковое, окопное и пулемётное дело, топографию, строевую и полевую подготовку и много чего ещё.
Распорядок дня был довольно плотным:
в 6 утра подъем, подававшийся трубачом или горнистом;
с 6 до 7 утра время для приведения себя в порядок, осмотра и утренней молитвы;
в 7 часов утренний чай;
с 8 утра и до 12 дня классные занятия по расписанию;
в 12 часов завтрак;
с 12.30 до 16.30 строевые занятия по расписанию;
в 16.30 обед;
с 17 до 18.30 личное время;
с 18.30 до 20.00 приготовление заданий и прочитанных лекций к следующему дню;
в 20.00 вечерний чай;
в 20.30 вечерняя повестка и перекличка;
в 21.00 вечерняя зоря и отбой.
Поступить в школу мог любой мало-мальски образованный человек после нескольких классов гимназии или реального училища. Образованные люди составляли примерно 20% населения, и можно себе представить, какие возможности открылись перед Петром.
Возможности, впрочем, довольно двусмысленные.
Пётр попал во второй поток, в марте 1916 года его произвели в прапорщикии отправили на фронт на должности комвзвода. Это был головокружительный взлёт по карьерной лестнице сразу через несколько ступенек: минуя старшего унтер-офицера, фельдфебеля, подпрапорщика и зауряд-прапорщика.
Куда вывозил этот социальный лифт? Российские прапорщики составляли самый большой процент боевых потерь и жили на фронте не дольше бабочки - в среднем 10-15 дней до гибели или ранения. При этом они не имели льгот, как у кадровых офицеров: не могли дослужиться до штаб-офицеров и по окончании войны подлежали увольнению из офицерского корпуса.
Петр уцелел. Он, по его словам, заведовал солдатскими лавками, а по словам Щучанского райисполкома, “был скупщиком хлеба и офицером у Колчака”.
С июня 1919 года Пётр добровольно перешёл на сторону Красных войск, сражался против Деникина. Был ранен и пленён. Наград не заслужил. В 1921 году демобилизовался.
На гражданке Пётр служил в госучреждениях, не использовал наёмных работников и считался специалистом по сельскому хозяйству и по хлебному делу.
В 1924 году ГПУ сняло его с особого учёта как лояльного к советской власти гражданина. Но в 1928-ом они с Агафьей Ивановной получили извещения о лишении избирательных прав. Дальше вы знаете.
***
А мы ещё ничего не знали, когда Маша в гостях у тётушки в Челябинске раскинула по столу семейное древо. Тётушка тогда замахала руками:
- Нет, я Швецовых не знаю, я только Лампетовых знаю!
Лампетовых - это кого? Напомним, после раскулачивания в Челябинске остались обломки Лампетовской ветки: его мать - Агафья Ивановна и брат Яков с женой Груней.
У папы сохранилось фото Якова Лампетова на обороте почтовой карточки, присланной им маленьким Моте и Володе. На ней ни обратного адреса, ни даты, только пометка: “из действующей армии” и текст: “Целую крепко Волю и Мотю. Открытку вашу получил, спасибо что не забываете дядю Яшу. По окончании войны привезу вам немца в каске. Ну до свидания, целую, ваш дядя Яша”.
У нашей челябинской родни было с Яшей и Груней много общего. Тётушка, которая принимала Машу в гостях, часто вспоминала “бабушку и деда”.
- Каких бабушку и деда?
- Бабушку Груню и деда Яшу! Я только к ним ходила, только их и знала, больше у нас никого здесь не было. У нас только они были. Вот я тебе сейчас расскажу! Однажды я кашляю как сумасшедшая, прям закатываюся. Бабушка Груня, она мне и говорит: отпросись на три дня, поживи у нас, я тебя вылечу. Я говорю: ладно, я отпрошуся, если на работе отпустят, то я приеду к тебе и поживу у тебя, я тогда жила в общежитии. Я попросилася, меня отпустили, конечно же. Пришла к бабушке, и она мне какую-то хреновину подсыпала в молоко, я это раза два-три выпила и с тех пор я не кашляю и бабушку всё время вспоминаю. Вот она меня, бабушка Груня, вылечила.
Так Груня, которая по крови нам никто, была близка с Ниной и стала бабушкой Нининым детям.
- А про Петра Лампетова вы что-то слышали? - спросила Маша, почти не надеясь услышать “да”.
- Слышала? Да я видела его! Я приехала к деду Якову и бабушке Груне, у них детей не было. И дед Петро с ними жил, у него детей не было тоже, он был неженатый.
- Так Пётр вернулся из ссылки?! Он выжил?!
- Он жив был! Я его видела! Но он не женился, потому что он любил выпить. Он говорил: зачем женщину буду мучить? Он женщин имел, но жениться - не женился.
Подумайте, какой заботливый.
- А Агафью Ивановну вы застали?
- Да! Прабабушка Ганя где-то в 45-46-ом умерла.
И тут Маша снова услышала о ложной похоронке:
- Дядя Володя в плен попал, а извещение пришло, что он погиб. Я пришла к бабушке, бабушка ругается: “Сталин-Сралин! Затеяли войну, дети гибнут!” Вот я её и запомнила, прабабушку. Она такая старая была! А потом письмо от дяди Володи приходит: я был в окружении, жив и здоров.
Война, тюрьма и другие катастрофы, о которых мы не рассказали, не способствовали сохранению семейных архивов. Так что мы были уверены: если старшие Лампетовы и фотографировались, их снимки погибли. Но случилось чудо. Спустя год после встречи в Челябинске наша троюродная сестра поскребла по сусекам и обнаружила снимок нашей прапрабабушки Агафьи Ивановны.
Не все бабочки гибнут через пару недель. Некоторые даже зимы не боятся. Они забираются в дупло и оборачиваются крыльями как одеялом. Главное, чтоб внезапно не пригрело солнце, а то бабочка может выбраться из укрытия и погибнуть от холода.
Начало наших историй читайте тут.