Это конечно не так эпично, как Петр арапа, но тоже, знаете ли, событие. Свадьба была знатная, весь русский бомонд на ней присутствовал, и царь с царевичами, и бояре думные, и цвет ливонской знати. Разъехались все правда не сильно довольные (по крайней мере, если верить их записям). Видимо хорошей драки не хватило.
Я уже вкратце писал про эту историю. Видимо самое время написать подробнее.
Новый 1573 год Москва и Новгород встречали в приподнятом настроении и на фоне военных побед. На юге после грандиозной битвы при Молодях наступала эпоха казачьих походов возмездия на приграничные крымские и ногайские крепости. Новости оттуда приходили обнадёживающие.
На фоне этих побед зимой 1573 царь совершил большой поход на Ливонию. До этого несколько лет руки не доходили и вот дошли. Войска всласть прогулялись по почти беззащитной стране, традиционно не взяли неприступный Ревель, не дошли до далекой Риги. Среди почетных пленников (или не очень лояльных союзников) из числа местной знати очень выделялся немолодой уже герцог Магнус, король без королевства и главный герой сегодняшнего рассказа. Его ждала увлекательнейшая поездка в Псков и Новгород на собственную свадьбу, от которой он бегал, как только мог (но служивые татары оказались резвее).
В Прибалтику принца занесло не от хорошей жизни. Его старший брат был датским королем и, по правде сказать, родственничка не жаловал. Отец завещал Магнусу наследственный Голштейн, но хитрый старший братец Фредерик как-то так всё переиграл, что вместо Голштейна принцу достались права на Эзель и Курляндию. Купили их честь по чести за 30 000 талеров у местного эзельского же епископа еще в 1559 и практически сразу в 1560 принцу Магнусу пришлось совершить путешествие на восток. На Эзеле двадцатилетнего принца признали, а вот на Курляндию охотников и без него хватало.
В 1569 году принц подружился с Иваном Грозным и, после долгой переписки, царь принял под руку нового вассала и передал ему значительную часть своих ливонских завоеваний. В июне 1570 (насыщенный был месяц) Магнус прибыл в Москву с небольшим вооруженным отрядом, принес присягу царю Ивану и отправился обратно в Ливонию осаждать Ревель. Вместе с ним и под его командованием шли в том числе и московские полки. В Москве он обручился (но не женился, что бы там не писала википедия) с Евфимией Старицкой. Молодая супруга умерла в ноябре 1570 в Москве.
Пометки на полях
До 1568 года главным союзником Ивана Грозного в Прибалтике был король Швеции Эрик Васа. В 1563-70 годах параллельно с русско-литовской войной бушевала война в Скандинавии, которую еще называют Малой Северной войной. В ней польско-датская коалиция, поддержанная пятой колонной внутри Швеции, при поддержке папы римского и императора разбила шведскую армию и свергла короля Эрика. Свергнутого короля объявили безумцем, долго держали в заключении и впоследствии отравили. Его брат и преемник король Юхан и царь Иван мирно жить не могли. Говорят, в молодости не поделили Катерину Ягеллонку (впоследствии жену Юхана).
Союзником Эрика помимо России была Англия, но сильно она не впрягалась, даже факторию в Нарве закрыла в 1572 (предварительно русские и английские партнеры нестарательно изобразили ограбление русскими варварами английских складов с военными поставками, чтобы те не пришлось перевозить в Ригу). В этот момент переворот альянсов и союз с Данией в целом смотрелся логично.
Еще одним достоинством Магнуса было звание герцога Священной Римской империи. Он как герцог мог законным образом (с точки зрения порядков империи) владеть землями в ее границах. Что бы там не писал Грозный про отчины князя Владимира, с точки зрения императора Максимилиана Прибалтика – лен Священной Римской империи, нахально и незаконно оккупированной грозным царем. В 1570 император лично диктовал условия завершения Малой Северной Войны и связываться с ним Грозному явно было не с руки. Магнус еще и родственник императора и саксонского курфюста, было кому замолвить за него словечко не только при дворе датского короля, но и в имперском рикстаге.
Поход принца в июне 1570 с вооруженным отрядом в Москву на фоне обещанного Грозным сказочного приданного (пять бочек золота) наводит на нехорошие аналогии с поездкой пана Мнишека на свадьбу дочери. Разборки между отцом и сыном Иванами были в самом разгаре, Иван (сын) даже внес вклад в Троице-Сергиев монастырь на случай возможного пострижения, а Иван (отец) публично говорил о намерении передать престол новому родственнику Магнусу в обход бунташного сына. Как бы там ни было, встретил Магнуса в Москве уже Иван Иванович и встретил прохладно. Назвал братом, обручил с двоюродной сестрой, дал небольшую армию для осады Ревеля под залог долговой расписки, обеспеченной текущими владениями Магнуса.
Я совершенно не удивлюсь (нужно еще покопать источники), если именно помазание Магнуса на королевство, процедурно мало отличающееся от помазания на царство, и стало спусковым крючком переворота 1570 с отрешением от власти Ивана Грозного и расправами над опричниками (пока неточно).
Конец пометок на полях
Магнус же с небольшой армией отправился послужить Дании. Судьбу Ревеля император и князья определяли долго, до весны 1571, но в итоге сохранили за Швецией. Датский город (именно так переводится нынешнее название Таллин с языка аборигенов) мог и впрямь стать датским, но не сложилось. Русская вспомогательная армия и не особо слушалась, и не геройствовала, предпочитая разорять округу. После завершения бесславной осады принц вернулся в свои владения и занялся деятельной перепиской, пытаясь обелить себя в глазах многочисленных влиятельных родственников. Родственники клевали его за союз с иноверцем, фактическую присягу, герцог как мог оправдывался и клянчил денег на жизнь.
Осенью 1571 в Прибалтике восстали бывшие опричные бояре Таубе и Крузе. Стрельцы до кучи взяли штурмом и Оберпален, принадлежавший Магнусу, на что тот жаловался царю. Магнус бежал в Эзель и попросился на службу к шведскому королю. В 1572 году идут сложные переговоры, в которых убедительнее оказывается русский царь. Магнус возвращается в Оберпален.
Когда зимой 1573 у стен его замка появились московские отряды, Магнус не стал сопротивляться и перешел на сторону царя. Напуганный шведским контрударом, он и вовсе отступил в Юрьев, столицу русской Ливонии. Оттуда в Псков его увез уже русский пристав Иван Колтовский (шурин Ивана Грозного). Степень сопротивления Магнуса этому аресту описывается двояко. В русских источниках больше похожа на почетный эскорт. В ливонских (особенно начала 1580-х) - на арест.
Пометки на полях
В 1572 году умер польский король Сигизмунд. Кандидатами на вакантный трон были Генрих Валуа, Максимилиан Габсбург и Иван Грозный с сыном Фёдором (Ивана-сына в отличии от конца 1560-х не обсуждают как кандидата).
На фоне войны в Прибалтике со шведами мир с поляками, литовское посольство в Новгороде, русское посольство в Риме (или слухи о нем).
Иван Грозный и Магнус в письмах датскому королю и императору Карлу продвигают антитурецкий союз христианских держав. Схема один в один от Романовых XVII-XVIII веков. Посольство в Рим (если оно было) неизбежно означает зондирование возможности унии. Ну а зачем еще в Рим ехать?
Конец пометок на полях.
В феврале-марте в Новгороде Ивану Грозному пришлось провести параллельно два раунда очень непростых переговоров. Сначала в Новгород пожаловали датские послы, озабоченные судьбой принца и планами царя на Прибалтику. Им отвечали вежливо, но максимально расплывчато, представляя завоевание Риги и Ревеля отдаленной перспективой, а вероисповедание принца Магнуса – его будущим свободным выбором.
Следом за датчанами 23 февраля пожаловало литовское посольство во главе с писарем великого княжества Литовского Михаилом Гарабурдой. На людях послы с царем страстно ругались. Литвины требовали ни много ни мало возврата Смоленска и Полоцка, переезда будущего короля в Польшу и проживание там и, конечно же, переход избранного короля в католическую веру. Иван ничтоже сумняшеся требовал передачи России всей Ливонии с Ригой, титула император для себя любимого (даже если бы на престол Польши отправился 16-летний Федор, мнения которого не спрашивали вообще) и права наследственного (не выборного) правителя для потомков династии. Это было в официальной части, которая была публичной и сохранилась в воспоминаниях современников. А еще были личные кулуарные переговоры, деталей которых мы уже не узнаем. Гарабурда, например, в своем отчете говорил о желании московского царя постепенно, через унию, сменить веру в Москве (или Новгороде). В рамках этого посольства не было диспутов о вере как в 1570 и 1582, но вопрос веры становился очень важным. Может Магнус, который протестант, но мог без потери лица перейти в католичество, рассматривался как потенциальный компромиссный польский король? Увы, официальных записей об этом не осталось.
Во всяком случае принц Магнус очень спешно, уже 22 марта явился в Новгород и изъявил готовность получить в жены русскую принцессу и полцарства пять бочек золота в придачу. Польская корона могла манить и почище любого золота.
1 апреля состоялось заочное обручение Магнуса и княжны Марии. Об этом сразу же известили датского короля Фредерика. Магнус и приданное его жены вместе с ливонскими гостями прибыли тремя днями позже. Мемуары принца полны проклятиями на нового пристава Константина, сменившего ласкового Колтовского и уж совсем ни во что ни ставившего датского принца.
Явление датского принца народу началось с безобразного скандала. Переходить в православие принц наотрез отказывался, что в целом логично в рамках его карты мира. Католичество или протестантсво были разрешены Аугсбургским договором. Переходя во что-то третье Магнус терял все наследственные права. Становиться русским князем ему не улыбалось.
Первоапрельское венчание объявили обручением, а потом светила русской дипломатии дьяки Шелкаловы почти две недели пытались покрестить ужа с ежом. За 8 дней они изобрели целых пять вариантов свадебного обрада, в рамках которого и Магнус не терял наследственных прав, и Иван Грозный не терял лицо и приобретал вассала.
Пометки на полях
Есть невероятно грустный прецедент с великой княжны литовской Елены Ивановны, дочери Ивана III, когда княжна, вышедшая замуж за великого князя литовского Александра и даже переехавшая к мужу, была лишена радостей супружеской жизни суровой волей папы римского Александра VI (не помогла литовскому князю даже смена папы римского, следующий папа Юлий II также брак не разрешил, как и венчание Елены польской королевой).
Брак Елены и Александра так и не был консумирован, ее приданное аккуратно хранилось у монахов-францисканцев (венчавших Александра и Елену со стороны великого князя литовского). Несколько городов из приданного дочери Иван тоже зятю не передал. Более того ее «обиды» были одним из поводов русско-литовской войны 1500-1503, стоившей Литве колоссальных территорий.
Когда княжна (после смерти супруга) засобиралась в Россию, ее цинично отравили (по официальной версии простудилась, но, например, новый король Сигизмунд не стеснялся радоваться ее смерти). Приданное францисканцы бесстыжим образом передали королю Сигизмунду как ближайшему родственнику (т.е. с точки зрения великого князя Василия и его потомков – украли). В этом плане нетерпимость католического духовенства к православным кажется одиозно жестокой, а способность королей Польши противостоять ей – мизерной.
Замена Ивана Колтовского на бесфамильного Константина может быть как следствием опалы родственника царицы Анны, так и банальной игрой в плохого и хорошего полицейского со стороны царя Ивана.
Конец пометок на полях
Итоги творчества дьяков Шелкаловых до крайности запутанны. Есть прекрасный разбор этого мероприятия, проведенный Людмилой Юлиановной Таймасовой в ее статьях о Ливонской войне.
Итогом их совместных с царем трудов стала процедура свадьбы, миксующая православные и католические порядки. Было повелено «венчаться королю на Пробойной улице, на Славнове, у Дмитрия Святого. А с королем ехать римскому попу и венчать короля по его закону, а княжну – по христианскому закону». В этом плане остается только догадываться правда ли в Новгород привезли католического священника или его роль играл поп из церкви св. Климента (этот святой – папа римский и священников из этой церкви в простонародье сокращали до «римских». Шутка как раз в стиле Грозного).
На пышном пиру случился еще один церковный конфуз. Желая порадовать новых подданных царь Иван заставил русский хор петь канон святого Афанасия. Канон не принят у православных, но принят у католиков. (лучше всех его знал сам царь Иван, который был запевалой и ругал недостаточно попадавших в ноты хоровых). В итоге конфузились и ливонские католики, посчитавшие кощунством исполнение святыни с ошибками, и московиты, глухо засомневавшиеся в православности уже царя Ивана. Тяжела судьба царя-западника.
Молодожены уехали в городок Каркус. Здесь Мария Владимировна превратилась в светскую даму. Ее обучили европейским манерам и одели по западной моде. В польские короли незадачливого Магнуса так и не предложили.
В 1577 году на волне последнего победоносного похода в Ливонию Иван Грозный отнял владения у ливонского короля. Потом, правда, вернул как было, но обиженный Магнус уже в 1578 году переметнулся к Баторию. Ливонский король вместе с супругой поселился подальше от Московии - в Пильтене. Здесь он подписал договор с Николаем Радзивиллом, согласно которому передавал литовской короне в вечное пользование свои земли. Здесь, в январе 1581 г. родилась королевна Евдокия, законная дочь короля Магнуса.
В 1582 г. закончилась Ливонская война. Магнус, обратился к Стефану Баторию с просьбой выделить ему лен, но тот с ответом не торопился. 18 марта 1583 года в Пильтене бывший ливонский король скончался. Узнав о смерти Магнуса, Стефан Баторий отправил вдове сочувственное письмо (от 23 мая 1583 года), в котором выражал готовность способствовать ее возвращению на родину, если она пожелает. Мария Владимировна предпочла жить в Речи Посполитой. Ей выделили содержание из королевской казны, а местом пребывания определили Рижский замок.
В 1586 году (после смерти Батория) Мария Старицкая вернулась из Ливонии в Москву. На родине ее встретили с подобающими почестями, вернули земельные угодья, дали охрану и слуг. Впрочем, в первой половине 1588 года вдовствующую королеву вынудили уйти в Пятницкий монастырь близ Троицы, где она была пострижена в инокини под именем Марфы. Параллельно в Москве сурово громили бояр и воевод Шуйских, всегда близких старицкой династии.
Не то, чтоб она бедствовала, с 1588 по 1601 за Марией был закреплен Палех. Чуть ранее ходили смутные слухи о сватовстве Максимилиана Габсбурга к кому-то из московских княгинь. 17 марта 1589 года на девятом году жизни скончалась дочь королевы Марии Владимировны, Евдокия. Ее похоронили в Троице-Сергиевском монастыре.
Пометки на полях.
В 1609 году в самый разгар осады монахами Троицы было составлено на нее такое письмо: «Смута в монастыре большая от королевы Ливонской, старицы Марфы: тебя, государь (Василия Шуйского), поносит праздными словами, а вора Лжедмитрия называет прямым царем и себе братом, вмещает давно то смутное дело в черных людей, писала к вору, называя его братом, и к литовским панам Сапеге с товарищами писала челобитные: спасибо вам, что вы вступились за брата моего, московского государя Дмитрия Ивановича, также писала в большие таборы к пану Рожинскому с товарищи...»
Почему историки не верят бывшей королеве?
Конец пометок на полях
Документы свадьбы Магнуса и Марии сохранились и были обнародованы в 1588 году (и не только), когда они стали основой бурного разбирательства в Боярской Думе. Бывшую ливонскую королеву вместе с ребенком королевских кровей заточили в монастырь, обвинив во блуде. Да-да, вышла волей царя замуж за нехристя (неправильной веры христианина) – в монастырь, блудница.
Ужас всё-таки нравы были в средневековье.
Магнус датский – первый потенциальный протестант около московского трона. Его история интересна, и сама по себе, и как отражение истории царя Ивана, который то приближал принца к себе и по-царски одаривал, то откровенно грабил и унижал. Историки считают это припадками одного человека, но мне видится очень разное отношение к Магнусу Ивана –отца (очень комплиментарное) и Ивана –сына (очень некомплиментарное).
А еще это штришок к личным качествам самого грозного царя. Воспитанный полукатоликами Глинскими, он до конца жизни был больше похож на литовского магната с их одиозной веротерпимостью, чем на истинно православного царя. И после всего этого некоторые хотят и не святого и некрепкого в вере царя в святые. Бог им судья.