Самый лучший способ оказаться на Чистых прудах – прокатиться по Москве на трамвае. С юга на север. Да и символично это. Почти как в старину. С окраины в центр и без всякого метро.
Текст: Павел Васильев, фото: Александр Бурый
На трех бульварах московских сохранились трамваи, некогда бегавшие по всему Бульварному кольцу. На Яузском, Покровском и Чистопрудном. Идут они в горочку друг за другом, только успевай замечать, как меняется на твоем пути город.
Мы с женой любим трамваи, сели-поехали и в окошко большое смотрим.
В заголовках – названиях общепита особенно, – мелькающих по пути в трамвайном окне, лучше всего отражается живая, свободная, творческая мысль горожан.
Вот едва пробивается тусклый свет из чудом сохранившейся старой, советских времен, «стекляшки»… «Уютное кафе «Везувий»! Да, это заголовочек. Здорово во всех смыслах. Сколько подтекстов. Снимаю шляпу. А раньше и дополнение было – аршинными буквами жирным маркером на стекле: «К нам можно со своим алкоголем!» Как видно, дополнение не помогло, свет, судя по всему, аварийный.
А вот кем-то не слабо придумано и видно издалека: «Музей – не музей мусора»…
Партийный переулок! Тоже звучит… Наводит на размышления. Порождает ассоциации. Вы где живете, товарищ? В Партийном переулке? А какой партии переулок? Нашей? Что вы говорите…
Рядом дружелюбно подмаргивает гриль-бар «Мучачос». «Мучачос» – сосед Партийного переулка. Тут же торгуют русскими самоварами. Какое сочетание эпох в этих соседях, не правда ли?
Детали, штришки, явки, пароли, круговерть большого города, который все что-то строит, роет, придумывает, сочиняет, улучшает, усмехается, врет, напевает, ломает, торопится, суетится, не устает.
Нет, как хотите, но народ наш – талантлив, ироничен, могуч. Он любит обозначить окружающую среду. Ну кто еще способен определить три лавочки и качели под десятком деревьев как «Южный дворик»? Вот именно что никто.
Вот мы въезжаем, вернее, уже выходим на Чистые… И что же мне первым делом бросается в глаза? Вывеска – «Грамотный кофе». И это название тут очень к месту. Грамотный кофе вам сварят… в здании Библиотеки имени Федора Михайловича Достоевского. А? Тут не поспоришь. Талант.
* * *
Чистые пруды – популярное место города. Каждый москвич хоть разок, да бывал на Чистых… Да и турист сюда охотно тянется. По-хорошему да при ясной погоде здесь можно полдня провести, скучно не будет. Чистые – это такой маленький городок – в нашем большущем городище.
Чистопрудный бульвар, уступающий по длине только бульвару Тверскому, имеет собственный характер и настрой, у него свой стиль, тон, обычай.
Если Тверской располагает к некоей внутренней собранности, уединенности и осмыслению жизни, то здесь, на Чистых прудах, веселее, вольготнее, проще.
Пруд Чистый – всякий знает, что он только один, хоть и сохраняется всюду множественное число в названии, – придает этому месту настроение некоего отдыха, ощущение небольшой передышки, паузы в городской чехарде. Он большой, размером с футбольное поле.
«А на Чистых прудах лебедь белый плывет, отвлекая вагоновожатых», – пел питерский бард Александр Городницкий еще в 1962 году.
Экс-ленинградец, ученый и поэт тонко почувствовал, уловил атмосферу. Сколько ни бывал я здесь, а некую расслабленность всегда ощущал, переходил на шаг более медленный, словно понимал, что именно здесь торопиться ни в мыслях, ни в поступках не стоит. Даже сигарету курил дольше обычного.
Лебедей давно уже нет, а вот чувство покоя присутствует. Чего не скажешь, кстати, о пруде Патриаршем. Там, под вечными, могучими липами, в ряду длинных белых скамеек, поселился некий булгаковский нервный озноб, будто лихорадит и тревожит нечто неясное, чуждое, непонятое. По крайней мере, со мной на Патриках такое случается.
На Чистых – ничего похожего! Проживает здесь если не веселье, то здравый смысл, умиротворение, складывается ясная картинка мира.
Зимой на пруду возникает естественный народный каток, полно ребятни с родителями, бабушками, дедушками, смех, гомон…
У Городницкого в 1962-м: «А на Чистых прудах лед коньками звенит, отвлекая вагоновожатых».
Отрадно, когда хоть что-то не меняется.
Летом оптимисты пытаются ловить рыбу. Можно вольно посидеть на бережку, окунув ноги в зеленоватую воду. На это мероприятие, я заметил, чаще других отваживаются девушки средних лет. Именно они охотно закатывают джинсы до колен и снимают обувь. Почему? Неизвестно.
В последнее время здесь полно любителей колеса – рулят велосипедисты, самокатчики с доставкой пиццы, какие-то ухари с моторчиком несутся… Мешают отдыхать.
На скамьях пенсионеры играют в шахматы, шашки, реже в домино. По-прежнему, как и десять, и двадцать лет назад. Оазис!
* * *
Здесь много экскурсий. Маленькие группы людей охотно слушают гида. О чем он рассказывает им? Может быть, о самом выразительном, с моей точки зрения, здании на бульваре?
Небольшое, беленькое, невысокое, полукруг классических колонн при входе – творение знаменитого архитектора Романа Ивановича Клейна.
Построено перед Первой мировой войной специально для кинотеатра, что было редкостью в те годы. В 1914 году состоялось открытие. Кинотеатр первой категории на Чистых прудах получил название «Колизей» и проработал с перерывами до 1970 года, радуя почтенную публику самым свежим репертуаром.
Для самого Клейна, ученика Шервуда, весьма плодовитого мастера, здание на Чистых прудах вряд ли было чем-то особенным. Просто частный заказ столичного купечества, один из многих. Куда серьезнее его другие, более известные и масштабные работы – Пушкинский музей, Средние торговые ряды, усадьба Варвары Морозовой на Воздвиженке, десятки других московских проектов. И тем не менее этому зданию уготована была особая роль не только в столичной истории культуры, но и в культурной жизни огромной страны.
В 1974 году сюда переезжает театр «Современник», билетик в который было так трудно достать два с лишним десятилетия… Театралы тех лет прибывали в Москву, имея мечту: «Или попасть на Таганку! Или в «Современник»! А если в оба театра, то это – счастье, пусть и незаслуженное». Первыми в очередях стояли москвичи. За ними ленинградцы. За ленинградцами остальная просвещенная публика Советского Союза.
Лишенный всякой зависти Владимир Высоцкий по-братски упомянул коллег в песне, посвященной на тот момент уже мхатовцу Олегу Ефремову: «Но дай Бог счастья тем, кто на бульваре, где чище стали Чистые пруды…»
История театра «Современник» – отдельный пласт отечественного театрального искусства. В «Современнике» в разные годы играли Табаков, Ефремов, Козаков, Кваша, Евстигнеев, Даль, Гафт, Дорошина, Лаврова, Вертинская, Волчек... Идешь мимо колонн и возвращаешься в конец 70-х. Очереди за билетиком, ночные дежурства, отмечания и договоренности с неизвестными, но такими близкими на тот момент людьми. И все это во славу театра на Чистых прудах, во славу дома, построенного «классным художником архитектуры третьей степени», обрусевшим немцем Робертом Юлиусом Клейном!
И у кинотеатра «Колизей» наверняка есть своя полная драматизма история. Она и началась с драмы. 19 января 1916 года газета «Утро России» сообщила о самоубийстве владельца кинотеатра, 38-летнего купца И.М. Тимонина. Нежданный выстрел в служебном кабинете. Предсмертная записка на столе: «Умирая, прошу прощения. Устал бороться». В смерти еще недавно предприимчивого дельца газетчики винили острейшую конкуренцию в кинематографической среде. И бешеные налоги в городскую казну.
* * *
Вот жена наметанным глазом корректора обращает внимание на дом с двумя мемориальными досками. Подходим. Читаем. Оказывается, жил в этом чуть вогнутом красавце-доме, словно бы вобравшем в себя живот при виде мчащегося трамвая, мэтр советского кино Сергей Эйзенштейн. Ну, знаете ли… Не снимать в этих местах фильму, как говорили в начале прошлого века, было бы делом непростительным. И снимали! И как снимали! И будут снимать, нет сомнений.
Здесь закололи заточкой Васю Векшина (фильм «Место встречи изменить нельзя»). Здесь собака порвала брюки молодому сибирскому писателю (фильм «Я шагаю по Москве»). Здесь, а не на Патриарших снималась знаменитая сцена явления Воланда Михаилу Александровичу Берлиозу и поэту Ивану Бездомному в сериале Владимира Бортко. Здесь снимали эпизоды из классических «Покровских ворот», «Джентльменов удачи», «Мимино» и «Белорусского вокзала». А сколько сцен снимали на Чистых из менее известных фильмов? Чистые пруды, словно с благословения Сергея Эйзенштейна, постоянная площадка московского кино.
И вторая мемориальная доска весьма и весьма примечательна. Жил в этом доме, да не просто жил, а владел им, выходец из богатой купеческой среды, поэт и писатель, хлебосольный, гостеприимный, талантливый на общение с людьми Николай Дмитриевич Телешов, устроитель популярных писательских собраний «Среда». В этом доме они и начались в самом конце позапрошлого века.
«Не знаю, почему так случилось, но среди молодых писателей вдруг появилась тяга к Москве. Прежде притягивал к себе Петербург. Перебрались на жительство в Москву Евгений Николаевич Чириков и Александр Серафимович Попов, писавший под псевдонимом Серафимович, поселился Степан Гаврилович Петров (Скиталец), Викентий Викентьевич Смидович (Вересаев), драматург Сергей Александрович Алексеев (Найденов), нередко наезжал и гостил в Москве Александр Иванович Куприн, жил Леонид Николаевич Андреев, стали всегда зимовать в Москве Иван Алексеевич Бунин, Евгений Петрович Гославский, Николай Иванович Тимковский. Все они были членами нашей «Среды» и постоянными ее посетителями. Но не только молодежь была с нами. Были с нами и старшие писатели, как Петр Дмитриевич Боборыкин, Николай Николаевич Златовратский, Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк, Сергей Яковлевич Елпатьевский, Виктор Александрович Гольцев, профессор Алексей Евгеньевич Грузинский. Хотя и редкие гости, но все же бывали с нами Антон Павлович Чехов и Владимир Галактионович Короленко.
Через «Среды» проходили обычно в рукописях еще не опубликованные многие новинки писателей. В большинстве случаев читали сами авторы. Первое чтение знаменитой пьесы «На дне» происходило у нас, читал сам Горький. <...>
У нас было правило: говорить без стеснений. Это не значило, конечно, во что бы то ни стало огорчать автора. Но если он бывал достоин порицания, то уже выслушивал всю горькую правду без снисхождения, разумеется, в тонах дружеских и не обидных, хотя решительных и беспощадных. <...>
На «Средах» были читаны самими авторами многие пьесы Найденова, чуть ли не все рассказы и повести Бунина и большинство из его стихотворений, многие произведения Скитальца, Серафимовича и других, а Леонид Андреев, даже когда был за границей, присылал оттуда свои рукописи по почте и требовал мнения «Среды», – вспоминал Николай Телешов.
На Чистых в каждом доме – история. Тут, извините за подробность, даже общественный и бесплатный туалет – исторический. Как утверждают знатоки, единственный оставшийся в городе от дореволюционных времен, построенный по строгому указанию московской власти. Построили восемь, один дотянул до наших дней. Поищите его на Чистых. Пригодится.
* * *
Два кружка пешеходных соседствуют на Чистопрудном бульваре.
Можно идти непосредственно вдоль пруда, мимо лавочек, стоящего поперек велнес-центра, мимо памятника Абаю Кунанбаеву, казахскому мыслителю и поэту, в первую минуту вызывающего недоумение («А он-то на Чистых каким боком?»), по бульварным тропинкам – к метро, к памятнику Грибоедову. Тут, оглядевшись, так легко, под горку, возвращаться назад, огибая бульвар и пруд с другой стороны, там, где притаился на вечном приколе плавучий дредноут – ресторанчик…
А можно взять кружочек пошире, идти непосредственно по тротуару, озирая вблизи местный и, к счастью, неизменный долгие годы архитектурный пейзаж, наблюдая переулочки справа, и потом тоже справа, припоминая, по какому поводу и когда ты здесь бывал, ожидал, отыскивал, встречал и встречался.
Как правило, мы сочетаем и то, и другое.
У посольства Казахстана становится понятна причина появления памятника Абаю, у церкви в Архангельском переулке мы вспоминаем квартиру, где пахло котами и где жила репетитор английского языка, к которой чуть ли не год мы водили дочь-школьницу, а расплачивались почему-то долларами. Любви к английскому языку не обнаружилось, но окрестности здешние мы полюбили.
В Потаповском переулке товарищ работал на радио и показал местный бар, украшенный на манер американского салуна Дикого Запада. В Большом Харитоньевском так и не дошли никогда до распиаренной «Табакерки», хотя несколько раз собирались. По улице Машкова гуляли к Дому-яйцо.
А вот в этом, теперь таком официальном, с воротами и пропусками здании некогда располагалась московская пресса и издательство «Московский рабочий». Свидетельствую, в газете «Московская правда», переехавшей позже на Пресню, нет-нет да и возникали ностальгические воспоминания ветеранов редакции под лозунгом: «А помнишь, однажды на Чистых…»
А вот знаменитый Дом со зверями… А вот – не менее знаменитый Дом военных строителей…
А вот в этом трехсекционном доме Кожсиндиката прошла в серединке 90-х первая пресс-конференция свежесозданного футбольного профсоюза России. В кафе «Ностальжи», как сейчас помню. Вскоре некоторых создателей арестовали. И без всякой «ностальжи» было ясно за что.
А вот и Минпрос, где в свое время командовали Крупская и Луначарский, а потом кто только не командовал учителями… «Лучше не вспоминать!» – как справедливо заметил со сцены персонаж Евгения Евстигнеева.
Но вот мы и у ног Грибоедова. Точнее сказать, у пьедестала.
В какой раз читаем «1959 год… архитектор А.А. Заварзин, скульптор А.А. Мануйлов… отливал В.В. Лукьянов».
Время скромных. Экономия на именах-отчествах.
Задираем головы к небу.
Мощный памятник. Державный. Классический. В плаще. Но что-то упущено.
Нет в этом исполине, дипломате, государственном муже какой-то поэтической тонкости, не видно в нем того, кто написал о себе однажды: «Я как живу, так и пишу – свободно и свободно».
Вот у Пушкина Александр Михайлович Опекушин эту поэтическую вольность вполне себе уловил.
Так ведь, может, все верно, ведь Грибоедов не Пушкин.
Впрочем, некогда спорить, да и к чему? Сине-белый трамвай «А» поспешно разворачивается на повороте. Он прибыл в обратный путь. От севера к югу.