Все, кто знал Александра Печерского, говорили мне, что он, железный человек, герой, всякий раз при упоминании имени Люка плакал. Это была та «девушка с каштановыми волосами», на свидания с которой он приходил в женский барак, но лишь для виду, а на самом деле - для переговоров с другими организаторами восстания. Он играл с одним из них в шахматы, а Люка сидела молча и курила. Большинство из 150-ти обитательниц женского барака занимались сортировкой вещей в первом лагере, поэтому сигарет, извлеченных из карманов тех, кому они больше не понадобятся, там хватало.
Когда Аркадий Вайспапир высказал намерение бежать одной лишь группой советских военнопленных, Печерский этому воспротивился и услышал от него в ответ: «Ты будешь сидеть любезничать с девушкой, а мы - сидеть и ждать у моря погоды». Печерскому пришлось убеждать его в том, что побег должен быть только общим.
Всю оставшуюся жизнь Печерский безуспешно искал Люку. Между ними явно было еще что-то, об этом тоже есть косвенные свидетельства. Историки тоже искали Люку, но не могли даже установить ее подлинное имя.
Возможно, автору статьи во вчерашнем выпуске американского еврейского издании Tablet Magazine Алин Пенневард удалось это сделать (ссылка в первом комменте). В транспортном списке от 17 марта 1943 года обнаружилось это имя - Лизелотта Каролина Розенштиль. Многое совпадает с историей Люки, включая историю ее отца, чью рубашку Печерский хранил всю свою жизнь.
Сын одного из голландских участников Сопротивления 92-летний Тони Шаап рассказал, что хорошо знал семью Розенштилей и сразу узнал Лизелотту на фотографии. — Она курила? — Да, тайно. Печерский как-то попросил ее не курить, она ответила, что не может бросить — нервы. Люка в лагере ухаживала за кроликами. Любовь нацистов к разведению кроликов общеизвестна, именно этим занятием после войны Адольф Эйхман зарабатывал себе на хлеб в Аргентине. С «места работы» Люки было хорошо видно, как пассажиров очередного состава гнали в третью зону. Иногда они спрашивали ее: «Куда нас ведут?»
Вернемся к статье. — Вы когда-нибудь слышали, чтобы ее называли иначе, чем просто Лизелотта? — Да, Люка. Так ее звали дома.
...После побега Печерский всех спрашивал о Люке, но ее никто не видел. Всю свою последующую жизнь он все надеялся, что она жива. До Победы Люка не дожила.
Лев СИМКИН